Пронизывая и вникая, гнездятся звезды
Ночью - в глухих деревьях, днем - везде.
Таким, как звезды, может быть только воздух
В глухих деревнях по крыши в глубокой весне.

Но чище воздуха слух, свободный от слухов.
Сегодня утром ты слышал, как тает сугроб,
Как туго пришлось зиме, как во рту стало сухо,
Как что-то в земле прорастает, а что-то гниет.

Пронзительно прорастали во взрослое - зерна:
Золото - в зелень, в золото - зерна и прах,
Творились и растворялись вместе и порознь,
Плясали и падали, словно на первых порах.

Огромные звезды, огромный русские звезды,
И если б не эти звезды во мне и вовне,
В говне мне лежать и не знать, что есть где-то воздух
В глухих деревнях по крыши в глубокой весне.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Акация! Твой возглас вечно длился,
Твоих изломов крики измотали
И впору было надписать mortale.

Все думали, что ты - сухая липа,
Так, мимоходом, думали: спилить бы,
И мимолетом птицы пролетали.

Стояла ты, как мертвый пролетарий,
Как заживо шахтер сожженный в недрах,
Как женский визг последнего мужчины.

Когда-то так стояло наше время,
Теперь стоит оно не наше вовсе.
Да что там! Время - делу, время - Бог с ним.

Все дело в том, что дело было в мае,
Гроза прошла, Христос вот-вот воскреснет,
А дерево мое еще пугает
Своим безлистьем.

Акация! Твой возглас бесконечен,
Учусь терпеть, стирая зубы в порох,
И ежедневно проверяя почки,
Я ежегодно получаю почту.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

У предметов нет незаметных крыльев, нет незаметных нервов,
Вещи наши всего лишь ноши, всего лишь крыши,
То, чего ты не знаешь краше, не предвещает
Ничего, это хуже даже, чем очень плохо.

Как в троллейбусе - от конечной и до конечной,
Сидя тихо и глядя прочь от прозрачных старых,
Мир предметов влюбляет, верю, гораздо легче,
Наши ужины стали похожи на пьесы Сартра.

Неподвижность удобна дважды, я постараюсь
Стать в углу, стать надежный стулом, нормальным стулом,
Не ответить ни да, ни нет, тогда на анализ
В коробченке с чистейшей совестью я прибуду.

Ты прости, я повесила руки, и нос, и душу,
И любовь моя стала милым таким предметом,
Не хватает за горло, не режет и не перечит,
До зимы я пушистой шубой в передней провишу.

У предметов нет незаметных крыльев...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Как заплакала степь серебром-ковылем,
Ковылял по степи бобылем, бобылем,
Отощал, одичал, грудь-тоску ковырял,
Вынимал золотое ребро.

Как от боли кричал мой бобыль, мой бобыль,
Что не знали ни зной, ни ковыль и ни пыль.
Кровь пошла колесом за седьмой горизонт,
Степь седая пылала лицом.

Выплавлял из ребра на огне, на заре
Бобыль бабу, как будто, как будто себе.
Вышла баба - краса хоть куда. Хоть куда?
За край света глядели глаза.

Как заплакала степь серебром-ковылем,
Ковылял по степи бобылем, бобылем.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Лен, как музыка, тонок,
Выше чуть слышная синь,
Травушка траурных ноток
Спрятала бездну низин.
Лен, как на штиле длительность,
Словно высокая си,
Тише остывшего кладбища
Синяя лень висит.

Здесь все дороги белые,
Здесь добывают мел
Бабы и дети малые,
Эту бы землю ел.
И подо льном, как музыка,
Лег бы, чуть вздрогнув, спать,
Чтобы, проснувшись, в раннюю
Синь головою встрять.

Жаль, только мало времени
И неуютен крюк,
Заводям серым, нервным
Что ни касание - круг.
Родина - дело малое,
Там добывают мел.
Дети асфальтной классики,
Я эту землю ел!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.