Осторожней ступай, все так зыбко вокруг.
Я уже очертил тот спасительный круг,
За которым все страхи и вздохи.
И большие дороги бескрайней ночи.
Лишь усилит тревогу огарок свечи,
А печаль унесут скоморохи.

Где ты вздумал искать свой потерянный рай?
Видишь, в полночь уходит печальный трамвай.
Ты успеешь вскочить на подножку!
В бледном свете окна отблеск двух полусфер.
Свою прозу читает нам вслух Агасфер,
Претендуя на суперобложку.

Только кровь вопиет медным звуком утрат.
Тихий голос в ночи: Каин, где же твой брат?
И мучительный поиск ответа.
Кровь не смыта, и это был новый сюжет,
И склонился с пером в вечных муках поэт
Над великой главою Завета.

Он гортанно в ночи свои песни кричал,
Жадно слово черпал из великих начал,
Отрекаясь все снова и снова.
Но не ведал, чей замысел в голос запел,
Отчего над землей так легко полетел,
Под собой ощущая лишь слово.

Он, безумный, все выше и выше летел,
Улыбаясь, смотрел он в глаза пустоте,
То ль великий, а то ли блаженный.
А слова белым снегом на землю ложась,
Пробуждали в сердцах эту вечную страсть –
Страсть любви, страсть добра, страсть сложений.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Вот и славно, проводница! Даже дышится легко.
И меня стальная птица поднимает на крыло.
Помолюсь, к тому же просто ничего не изменить...
Здравствуй, здравствуй, хмурый остров, до свиданья, материк!

Посвистел чуть-чуть для виду: слишком уж побитый вид.
Остров так похож на рыбу - рыбой здесь не удивить.
Вольный, человек летает, но вот на тебе пример -
Нас на острове встречает первым милиционер.

У меня с законом гладко, потому спокоен я.
Правда, что не в неге сладкой протекала жизнь моя.
Я схожу себе по трапу, я - бродяга всех ветров.
Ну, держи-ка что ли лапу, старший лейтенант Попов!

Лейтенант не любит шуток: все я больше не шучу.
Сам себе шепну: Ни пуха!, сам себя в ответ пошлю.
Ни весны здесь нет, ни лета - лишь зима одна да осень.
Ни ответа,
ни привета,
коэффициент - один и восемь.
Ни ответа, ни привета, коэффициент - один и шесть.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Догорает заря, и в луга осыпаются росы,
Синевой пропиталась июньского неба слюда.
Зной с утра, и висят неподвижно стрекозы.
Я решил никогда, никогда не вернуться сюда.
Этот мрачный приют весь укутан сырою рогожкой,
Здесь за тысячу верст человека с огнем не найти.
И хоть ором ори, не пришлют за тобой неотложку,
Ну а если пришлют, явно не для того, чтоб спасти.
Я поклялся своим (пошатнувшимся, впрочем) здоровьем,
В этом доме пустом моей больше не будет ноги.
Протирает пенсне беспартийный товарищ Коровьев,
Отчего по ночам так настойчиво снятся шаги.

Снится желтая дорога, уходящая в песок,
Бьет коня возница строгий, еле тащится возок.
И в зеленом ожерелье, поднимаясь в облака,
Словно чахлый конь сомнений, держит путь моя мечта.
Вера все же не идея – от идейных застил свет.
Содрогнется Иудея, но Мессии больше нет.
Над Голгофой ляжет строго тень печального Креста.
Люди распинают Бога, люди милуют вора.
Сколько раз я не решался на дорогу ту ступить
И, беспечный, оставался со своим уменьем жить.
Как трудна дорога к Богу, что в ней суть, а что обман?
Снится желтая дорога, уходящая в туман.

Это только сейчас за тобою вельможная свита,
А в ту мрачную пору – что сук под собою рубить.
Отчего же тогда ты его не спасла, Маргарита?
Отчего же так просто его разрешила убить?
Это только когда окрыляет небесная сила,
Между жизнью и смертью натянут невидимый трос.
Люди все же добры, и чиста, и прекрасна Россия,
Просто всех безвозвратно испортил квартирный вопрос.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Переворачивай страницу, глава дочитана давно.
Наш паровоз летит в столицу, а первый снег летит в окно.
Как сумерки слизали блики и очертанья городов,
И стук колес на рваных стыках, как запоздалый стук подков.

Пусть станет Божею водицей вся эта белая земля.
Не спится, третий час, не спится. И снег ложится на поля.
Один в прокуренном вагоне..., давно изученный сюжет.
А было б легче, если б двое, попался хоть какой сосед?

Скучать под нудным монологом, зевать на полную луну.
Нелепым пользуясь предлогом, попробовать уйти ко сну.
Извечная нужда излиться, поток болячек и страстей...
Напиться, может быть, напиться, чтоб время потекло быстрей.

Что за неясную тревогу несет с собою первый снег.
Свою железную дорогу мой поезд не найдет вовек.
Что ему стоит заблудиться, звенеть бубенчиком в ночи?
Влюбиться, дал бы Бог влюбиться, или хотя бы научил.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Этот северный городок
На окраине, на отшибе,
Полюбить я никак не мог,
Хотя многие полюбили.

По нужде, как и без нужды,
Отовсюду съезжались люди,
Чтоб вдохнуть в этот север жизнь...
Получилось у них, вдохнули.

Только я как-то со стороны
Пообжился, но не прижился.
Словно стланик, как завьюжит,
Я на землю привык ложиться.

Так привык я жить без корней,
Засыпать  умел, где придется.
Отрицанье родных земель
Как же больно мне отзовется

Не имея родных пенат
Я не мог сказать, мол, не троньте.
Переройте вы мой Арбат
Все равно мне какой построите.

Этот северный городок
Все здесь временно все непрочно
Я ведь рвался сюда, как мог
И уеду отсюда точно.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Тихий мотив дальних дорог в кружеве зимних вьюг,
Вот и сплелись в тесный клубок север, восток и юг.
Пусть наметет в старом дворе снежный сугроб для вас,
Что же манит нас на заре  белым безмолвьем трасс.

Пр-в: И все таки вертится, даже не верится,
           Глупо надеяться, что повезет...
           И отражается в пыльное зеркальце
           Та, что надеется, верит и ждет.

Кто подарил твой оберег, чей не забыт порог,
Целую ночь падает снег на ручейки дорог.
Пусть не поймет нас детвора, снежных катая баб,
Что не всегда это игра – рытвины и ухаб.

Пр-в: И все таки вертится, даже не верится,
           Глупо надеяться, что повезет...
           И отражается в пыльное зеркальце
           Та, что надеется, верит и ждет.

Вряд ли кого встретим в пути в этот недобрый час
Лишь фонари из темноты в путь провожают нас.
Катится в парк по мостовой поздних трамваев клин,  
Пусть не нарушит ранний покой тихая песня шин.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Во всех географических широтах, чтоб как-то сбережения спасти,
Пираты в землю зарывали что-то и долго не могли потом найти.
Лежат опознавательные знаки, блестя росою в лужицах глазниц
И кто уйдет живым из этой драки пусть золото потратит на девиц.

Пр-в : Сердце стучит, бродишь в ночи, планы безумные строишь,
            Блеском слепя, манит меня - остров сокровищ

За голову мою сулят дублоны, но я надеюсь все-таки пожить,
Пусть, эти сухопутные пижоны, сумеют меня в море изловить.
Я добываю корм унылым рыбам, сдаю им на храненье сундуки
И подыхать на стеньге или на дыбе, поверьте, мне сегодня не с руки.
Пр-в:

Мой, Бог, я вновь забыт в твоих заботах, но мне ведь тоже надо как-то жить.
Я не нашел себе иной работы, как бедного купчишку потрошить.
Поверь мне тоже жаль невинных души и мне не чужда боль душевных ран,
Но коль ты не позволил жить на суше, то пусть мне станет домом океан.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Пусть парадом командовать буду не я,
Ни умом и не рожей не вышел.
Вяло катит по жизни моя колея
Вдоль контор адвокатских и вышек.
Чем орать бесновато в полночный эфир
Поезжайте пожалуйста в Киев,
Я серебряной ложечкой кушал кефир-
Не хватало копеек  на ливер.

По безумным дорогам судьбы колеся
Так и хочется крикнуть сквозь годы:
Михаил Самуэльевич, бросьте гуся,
Пусть подавятся эти уроды.

Все не так, все не то и спокойствия нет,
Как-то тошно живется на свете.
Я у жизни ворую счастливый билет,
Что б хоть милю проехать в карете.
Но не нужен мне домик с мансардой резной,
Ни к чему мне унылая старость,
Я хромаю за пенсией по Прорезной,
К счастью гражданам свойственна жалость.

По безумным дорогам судьбы колеся,
Вспоминаю минувшие годы.
А вы знаете, как я иду на гуся?
Могут рухнуть небесные своды!

Как скажите на жизнь эту можно смотреть,
Где ответьте живет справедливость?
Мне осталось немного, пусть четверть, пусть треть,
Но знакома мне божия милость.
Так таскайте вы рыбу в дырявых сачках,
Ни с собою, ни с чертом не споря,
Выхожу на работу я в темных очках,
Чтобы вдруг не ослепнуть от горя....

По безумным дорогам судьбы колеся,
Где меня только черти не носят,
Михаил Самуэльевич, бросьте гуся,
С нас и так, по всей строгости спросят....

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Паровозный гудок растревожил
Только где уже те поезда...
Мою память как кубики сложит и уносит невольно туда....
В ту весну, в тихий город Яраслав, в санитарный недолгий покой.
Пани Зося, в жакетике красном,
Для меня ты тихонечко спой.

Пр-в: Место Яраслав, улица Гвярне,
          Дом номер шешнадцать, там есть ковярня.
          А в той ковярне пшелична пани,
          Цо мае тайзен мензи ногами.

Отчего мой нечаянный опыт,
Этот первый смешной поцелуй,
Я пронес по военной Европе,
Как пример противления злу,
От чего же десятки объятий,
Сотни самых различных имен,
Не сотрут ее легкое платье,
И мотивчик далеких времен.
Пр-в:

Может как-то особенно жили
Пацанами в шестнадцать мы лет.
Может польки иначе любили,
Не могу отыскать я ответ.
Даже хлопоты эти напрасны,
Но все чаще под сердцем сосет,
Пани Зося , в жакетике красном,
Для меня уж пол века поет...
Пр-в: Место Яраслав, улица Гвярне,
           Дом номер шешнадцать, там есть ковярня,
           А в той ковярне пшелична пани,
           Цо мае тайзен мензи ногами.
           Тши злотен давен, не жалованен,
           И то на тайзен вальзен изавен....

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

От всех невзгод есть способ старый,
Не очень верный, ну и пусть.
Давай махнем с тобой в Исары,
Стряхнем печаль, развеем грусть.

Пусть мало времени на сборы,
Но здесь как в Греции все есть.
Здесь рядом море, рядом горы
И может счастье где-то здесь.

Какие звуки расплескались
И проросли как семена!
Татары славно постарались
Горам придумать имена.

И словно вызов брошен смерти,
Над вечностью беспечный флаг-
В платах увешанный Ай-Петри
И вечно юный Аю-Даг.

На то они мечты, что б сбыться,
И от того лишь занемог,
Что чаще стал, ночами снится
Мне милый сердцу уголок.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Мне хватает вполне и тепла и провизии,
Да и в целом я жизнью доволен вполне.
Я неспешно живу на Шахтерской дивизии,
Что от шумного центра лежит в стороне.

Все владенья мои обнесены заборами,
Я ведь землевладелец стал, как ни крути.
И живу по соседству с такими  шахтерами,
Пусть не будет дивизии, Бог с ним - полки!

Мне картавят коты, что я гость и не более,
Ну а им все в округе известны углы.
Мне на это плевать, здесь моя территория,
И я мечу вокруг освещенья столбы.

Громыхает салютами первая линия,
Значит снова кого-то Шахтер одолел.
Я ж за мудрой макушкою дядьки Калинина
Попиваю пивко, отдыхаю от дел.

И намного сложней меня выхватить пьяного
Здесь водительский опыт и фарт ни к чему,
Ведь под темным подолом Марии Ульяновой
Проскочу незаметно и скроюсь в дому.

Пусть не крепость мой дом, я не грежу сраженьями,
Хоть при случае можно осаду сдержать.
Рвусь из лестничных клеток в смешное имение,
Где на зимних квартирах я буду стоять.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Покидает Пьеро Москву, в сером небе последние  стаи
Променяли мою тоску на вонючие дебри Шанхая.
Бутафорских страстей маета, кто поверит в актерские слезы.
Ну а жизнь наша что? Суета. И опять бесконечная проза.

ПРИПЕВ:
Дорогой дальнею, да степью пыльною
В Москву потянутся ребята ссыльные.
А с ними разные и прочий сброд.
Кто не согласные – того в расход.
Эх, яблочко, куда ты катишься
И зачем меня манишь с собой.
За глупость ведь не расплатишься
Ни золотом, ни головой.
А божий суд в наказание, грехи так и тянут ко дну.
Ответственность за незнание, зачем мне вменяют в вину.

Уберите картонный свой меч и нелепые жалкие латы.
Время вышло разлук, а не встреч. И расплата, расплата, расплата.
Бог ослеп и возможно оглох, коль молитвы к нему не доходят.
А солдаты от тифа и блох в лазаретах доходят, доходят.
Не унять нестерпимую боль белизной санитарных повязок.
И все ярче разводит огонь время самых чудовищных сказок.
Не держи себя сталью оков, сбереги свое сердце от трещин.
Ты получишь еще тумаков и хорошую сотню затрещин.

ПРИПЕВ.

Попытайся понять и простить, ведь они всего-навсего люди.
Бог, ведь он же не может не быть, все равно их осудит, осудит.
А пока торжествует толпа и все кажется так безвозвратно,
Ты испей свою чашу сполна и скорей возвращайся обратно.

ПРИПЕВ:
Дорогой дальнею, да ночью лунною,
Да с песней той, что вдаль летит звеня,
Да той старинною, да семиструнною,
Что по ночам  так мучает меня...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Каким бы не казался  день погожий,
Живи хоть в Конотопе, хоть в Клину.
Но встретишься с утра с бандитской рожей
И отдаешь последнее ему.
И вот – погода дрянь, на сердце рана.
От будущего ничего не ждешь.
А я тебе скажу, как в детстве мама:
-Что горевать? Ведь знал же, где живешь!

-Ты не грусти слишком, а это значит-
Еще сильна  у демократии рука.
Ты не грусти, Мишка, не тонет мячик,
И мы с тобой еще всплывем наверняка.

Пусть выбрать не дано нам, где родиться,
Тревожась за судьбу своих детей.
Нам так нужна чужая заграница,
Как здесь к столу приходится еврей.
Но нет национального вопроса
И все равны как в бане городской.
Когда получишь в глаз за форму носа,
Скажи тогда спасибо, что живой!

-Ты не грусти слишком, а это значит,
еще сильна у демократии рука.
Ты не еврей, Мишка? Наверно хачик.
Тогда , биджо, ты погуляй еще пока.

И в триумфальном блеске капитала,
Страна совокупляет свой доход.
Но на душу выходит слишком мало,
А может просто много нас живет.
И от успехов станет слишком жарко
И мышью снова кажется гора.
Когда тебя объявят олигархом,
А это означает, что пора...

-Пора бежать, Мишка, куда не знаю.
Ведь так сильна у демократии рука.
Как объяснишь , Мишка, что ждешь трамвая?
И что, наверно, не дождешься никогда...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Вот так спокойно - руки у огня.
В уюте догорающих полений.
И никому нет дела до меня
На перекрестке стольких поколений.

На все судьбой отпущены года:
На славу, на любовь и на прозренье.
На значимость пропетого стиха
На значимость прожитого мгновенья.

Вот так спокойно песня родилась
В союзе беспокойства и упрека
За то, что нам отпущены года
На святость, и столетья - на пороки.

За то, что я при жизни их не знал,
Хотя и думал, я с ними схожий.
За то, что друга так и не повстречал,
Среди такого множества похожих.

Вот так спокойно - не было любви,
Но женщина была так откровенна.
И ей ночами я читал стихи,
И песни - своего же сочиненья.

Отогревая руки у огня
В уюте догорающих полений,
Осталась лишь гитара у меня
И замыслы неначатых творений.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Цыганские нравы, цыганская кровь.
Вином одурманит и песни заводит.
Но кто-то ласкает красотку всю ночь,
А кто-то всю ночь табуны степью водит.

И песня моя из груди рвется прочь,
Без спроса - наружу, свободу глотает.
С любимым уходит цыганская дочь,
И с первым же встречным ложится другая.

Друзья успокоят, на них уповаю.
Не хочется думать, что будет потом.
И кто-то пусть душу огнем согревает,
А кто-то пусть лучше следит за огнем.

И песня шальная закружит, заманит.
И тут все равны, словно у алтаря.
Кто дружбу предал, вдруг о дружбе затянет.
Кто предал любовь, зарыдает, любя.

И все мне казалось правдивым настолько,
Что веришь в заведомо грустную фальшь.
А сколько вам лет? Да вот столько и столько...
Гляди-ка, как много, а столько не дашь.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.