Рельсы плюс миллиард - равняется БАМ!
Крик умножить на шум - равняется гам!
Вот кончается век - а что нас ждет там?!
У последней реки я поставлю вигвам.

Радиоволны взбивают пену из слов,
а в сетях сатаны обильный улов.
По участкам и улицам - звон кандалов,
в нас стреляют, но мы упрямей ослов -

Но я знаю - все это лишь пыль на дорогах веков!
И я знаю - весь этот металл лишь для новых оков!
И я знаю - все это растает быстрей облаков!
Не гневите богов! Не гневите богов! Не гневите богов!

Дети смотрят назад и видят там ад!
Деды смотрят вперед, разинувши рот.
Я по глупой привычке смотрю на восход.
Дятлы справа и слева - кто их разберет?!

Я гитару беру, не холоп и не смерд!
Песня - письмо во Вселенную, я же - конверт.
Пой, пока не сгорела небесная твердь!

Но я знаю - и это лишь пыль на дорогах веков!
И я знаю - весь этот металл лишь для новых оков!
И все это растает быстрей дождевых облаков!
Не гневите богов! Не гневите богов! Не гневите богов!

1989

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                        Всем девушкам, живущим в общагах
                        крупных промышленных агломераций

Алиса живет в королевстве разбитых зеркал.
Здесь трубы, воткнутые в небо, творят облака.
Стоят корабли на корявых своих якорях.
И время сломалось, и не наступает заря.

       Мне страшно за тебя, Алиса,
       За бесприютную тебя,
       Твоя дорога камениста,
       И фары встречныя слепят!

На поле чудес догорает последний вагон.
Со станции Да попадаешь на станцию Нет.
Крестовый король обласкает и станет врагом
Пиковая дама разлучит на тысячу лет.

       Мне страшно за тебя, Алиса,
       За беззащитную тебя.
       Твоя дорога камениста,
       и ветры пыльныя слепят!

Слепой самолет к мутно-серому небу пришит.
И тянется нитка сквозь розовощекий закат.
Последнее солнце в ресницах Алисы дрожит.
И гром салютует земле, как последний солдат.

       Мне страшно за тебя, Алиса,
       за беззащитную тебя!
       Твоя дорога камениста,
       и ветры пыльные,
       и фары встречные,
       и зеркала разбитые слепят!

1989

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Что мне грудь в крестах?
лучше вольная воля,
Голова в кустах
на окраине поля.

Что мне царский мед
в золотыя стаканы?
Мне бы вольный взлет
В заморския страны!

Матушка-Россия,
Бабушка-природа,
У народа-сына
Девочка-Свобода.
Гей, славяне!

Как гуляют шторма
В океане России!
Не сойти бы с ума
От тоски и бессилья.

Ты в привычном чаду
ищешь вечного рая,
Я до края дойду,
Только нет тебе края!

Матушка-Россия,
Бабушка-природа,
У народа-сына
Девочка-Свобода.
Гей, славяне!

Можно девок жать
За стакан самогона,
Или вечно ждать
Колокольного звона.

Сыплет новая голь
Соль на старыя раны,
Но сияют сквозь боль
Возрожденныя храмы.

Матушка-Россия,
Бабушка-природа,
У народа-сына
Девочка-Свобода.
Гей, славяне!

1993

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

От постылой проклятой Постумии некуда деться!
Вот уехала - что это - что это - где мое сердце?
Увезла за дверями кричащей в ночи электрички
за пустой горизонт, ко Владимиру, к северу милому,
к монастырской печали, где сумерки совами кычут,
где сусальное золото льется на листья - не вымолвлю!
Не сгореть этим краскам дотла, только видеть и плакать
под высокий отлет журавля, под осеннюю слякоть...
Вот уехала и увезла у себя на груди,
на груди голубиной - зачем тебе сразу два сердца???

Ты, Постумия, девочка, нежный лукавый ребенок,
Я же бешеный скиф, сын орлов поднебесных и змей,
мне такие под силу тетивы для стрел разъяренных,
что и небо страшится руки напряженной моей!
Так отдай же мое потемневшее, словно закат пред грозой,
и пропахшее потом, и пылью, и сизой лозой,
ненавистное мне самому за танталовы муки,
отпусти мое сердце, - оно ведь сродни голубям -
пусть оно покружит на прощанье над городом русским,
да простит его Бог, что оно любит только Тебя!

Танаис,
1986

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ваш волос бел, а ус так черен.
И речь остра, и крепок стан.
Позвольте мне, месье Печорин,
вам предложить шипучего стакан.

Мы будем пить, молчать и спорить
и до утра не сможем спать,
чтоб на заре коней пришпорить
и между гор к восходу поскакать.

Как воздух свеж, как реки быстры,
как конь резов, как смерть близка!
Как грянет ваш внезапный выстрел!
Как оглушит он облака!

Грушницкий мертв - того он стоил.
Речь не о том - кто укорит?
Стреляли вы в лицо пустое, -
но вот поручик Лермонтов убит...

Как в ноябре Кавказ пустынен...
Молчит фонтан, туман знобит...
Сто сорок лет - а кровь так стынет,
как будто ты был вечером убит.

1979

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я с нею целовался на рассвете
и с ней же обнимался в понедельник,
растрепан был, безоблачен и светел,
доверчивый, наивный запредельник.
Я с нею целовался на рассвете.

О ты, моя мучительная юность...
Твой голос, серебристый и случайный, -
как повесть, что, на счастье, затянулась,
как солнце с предзакатными очами.
О ты, моя мучительная юность...

По-прежнему я слов не подбираю -
нет, мне тебя не передать словами!
Ты бархатная боль от ада к раю,
а в лике слиты греки и славяне.
По-прежнему я слов не подбираю.

Я с нею целовался на рассвете...
О ты, моя мучительная юность...
По-прежнему я слов не подбираю...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Милый Саша, скажи мне, скажи мне, -
одиноки ли мы во Вселенной,
в этой сумрачной сказочной жизни,
на земле золотой и зеленой?
Милый Саша, скажи мне, скажи мне.

Неужели в ночи мирозданья,
в переулках третичного света,
нет ни женщин других, ни поэтов,
дорогого вина и букетов,
чтоб дарить и цветы, и признанья?
Видишь, Саша - Ирина Петровна!
Вот Ея венецьянския плечи -
я гашу перед нею покорно
глаз моих азиатские печи.

Мне за то, что я буйный и гордый,
все прощают начальники мира,
но уснули в степи мои орды,
и молчит шестиструнная лира.
Помнишь, Саша, на вкус золотые
девять яблок из райского сада?
Там не быть нам с тобою отныне -
там с ножом ожидает засада...
Милый Саша, скажи мне, скажи мне -
одиноки ли мы во Вселенной?..

1988

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

...И была у поэта - была гитара, гитара...
И была у поэта жена - всех прочих прекрасней,
А какой дворец! - не какая-нибудь хибара,
А какой жеребец - сарматской наглючей масти!
Это было, мой друг, далеко до нашей эры...
И водил поэт - по синему морю - галеры:
Пел поэт всю дорогу - до славных Афин и к Коринфу,
И гребцы подчинялись той песни сердечному ритму,
И туманилось море, и в очи сверкала гроза,
И вздымалися в хоре веселых гребцов голоса...
Это было, мой друг, ох, далеко до нашенской эры!

...И была у поэта жена - полускифянка, полубогиня -
Его смуглая страсть, его нежность, восторг и гордость -
Как сейчас ее вижу... Да только вот имя, имя -
Потерялось имя - истерлось оно, истерлось!
Но зато - как пылали, как пели в печи поленья!
Как они - друг перед другом - падали на колени!
Как мы... то есть они, задыхались - без чувств, без меры -
В исступленьи любви - будто в бурной пене - галеры!
...О, как волны страшны, как крушит нас и крушит гроза!
И уже не слышны утонувших гребцов голоса...
Это было, мой друг, далеко до нашей эры...

...А какой дворец - не то что моя хибара!
А какой жеребец - невиданной черной масти!
Я бы спел тебе, только где она - та гитара?
Вот и голос сел: сырое, видишь, ненастье...
Да и наш тарантас трясучий -
Никак не галера...
Ах, как медленно этот мерин ползет - холера!
Ты не слушай меня: все - дым, кружева-колечки...
Ты мне лучше скажи:
Далеко ль до Черной речки?
...Что со мною стряслось? Сам с собой бормочу во хмелю...
Сто веков пронеслось -
Как тебя я, мой ангел, люблю...

Что-то долго, мой друг, везут нас до Черной речки!

1987

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Как сидела кошечка
У свово окошечка,
Любовалась улицей -
Чистюля и умница.

Звали кошку Тучею
За шерстку летучую
И за то, что в ночечку
проплывала форточку.

Милыя цалуются -
Кошечка любуется,
А когда устанут-спят -
У ней мурлык`и сопят.

Утром Туча-умница
За гостя волнуется,
Вспрыгнув на гостя диван,
Одеяло стягиват:

Ох, и сплюща молодость,
Вставай, добрый молодец,
На работу раннюю,
В кабинет с геранию,

Где за телефонами
Вспомнишь ночь бессонную,
Ея руки ласковыя,
Ноготочки лаковыя.

Как сидела кошечка
У свово окошечка,
И как губы алые
Тебя цаловали.

                  Анвар Исмагилов

Когда-нибудь с небес сойдет особый ветер
И жесткое крыло подстелет мягко мне,      
И я, засуетясь, обмана не заметив,        
Уйду, гася свечу, смеяться в вышине.    
                                          
В заоблачных полях я райским эхом стану.
Я стану забывать печали невзначай,        
С кисельных берегов пить молоко стаканом
И на краю луны сидеть, ногой качать.      
                                        
Привыкну по  утрам здороваться  с рассветом,
С  апостолом  Петром  привыкну  пить шербет,
Привыкну без труда быть праведно раздетым,
И женщин не желать, поскольку там их нет.
                                        
Из тамошних высот, смеясь над океаном,
Свою хмельную жизнь усердно осужу.        
А ночью затяжной - с небес - на землю - кану,
Лохмотья натяну и слезы осушу.
                  
Анвар Исмагилов

                       Пешеходу - тротуар
                       Пьянство и социализм - несовместимы
                              (Надписи на краснодарских трамваях в 1986 году)

Пешеходу - тротуар,
А шоссе - автомобилю,
Пьющим - винный перегар,
Чтобы вкус не позабыли.

        Краснодарцам - Краснодар,
        Ростовчанам - бублик с дыркой,
        Красной площади - радар,
        Тещам - голос командирский,
        Краснодарцам - Краснодар!

Казакам - казачий край,
Рыбам - речка нефтяная,
Шефу - черная икра,
Остальным - икра минтая.

        Сгрешившему - рука,
        Пусть лицо в испуге крестит,
        Карты в руки дуракам,
        Пусть мешают пики-крести,
        Чтобы не мешали нам. И вам!

Мир хранит подводный флот,
Пьют узбеки цинандали,
Боцманам дают компот
Протирать свои медали,

        Токарям - станки и сталь,
        Металлистам - цепь на шею,
        Музыкантам - Бах с листа,
        А солдатикам - траншею.
        Музыканты - на бобах!

Но рыбу пустят на муку,
Из муки спекут оладьи,
Дом дадут фронтовику,
Прокурор воров посадит,

        И наступит благодать,
        О которой Русь мечтала,
        Но о чем тогда страдать,
        Ну, о чем, едрена мать?
        Начинай тогда сначала:

Пешеходу - тротуар,
Краснодарцам - Краснодар,
Красной площади - радар,
А меня зовут Анвар!

1986

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Вот опять Колесо повернулось -
Не жить нам по-прежнему,
А герой анекдотов зарыт
У кирпичной стены.
Но гнетет нас тоска
По товарищу... грешному,
Будто сели в такси,
А мосты уже разведены.

В трудовых лагерях у друзей
Настоящее бедствие:
То ль амнистия им, то ли к стенке
Блатную артель.
А над нами так радостно ржут
Белокурые бестии,
И Рахметов готовит привычно
С гвоздями постель.

Не стоптав даже край каблуков
У положенных башмаков,
Поделили блохастую шкуру:
Кто смел - тот и съел.
Ну а мы, не имев ничего,
Кроме штатных своих оков,
Так и едем вперед,
Оседлавши всерьез карусель.

И пока олимпийские боги
Зубами скрипят в поту,
И пока не нагрянула ночью
Безглазая тварь,
Дайте мне надышаться
Туманом и ветром в сыром порту,
А потом, воля ваша,
Пойду по этапу, как встарь.

Только твердо я знаю,
Чьей кровью знамена полосканы,
Перемены страшат дураков,
Так и грош им цена!
Чтобы мысли плотней уложить,
Нужно сделать их плоскими,
Только я не могу,
А от ног и до неба - стена.

Вот опять Колесо повернулось -
Не жить нам по-прежнему,
А герой анекдотов зарыт
У кирпичной стены.
Но гнетет нас тоска
По товарищу... Брежневу,
Будто сели в такси,
А мосты уже разведены.
...Будто ноги в тиски,  (*)
А они уже разведены!!!

___________________________________
(иногда на месте слова ноги
упоминается другая важная часть тела, причем
мужского).

12 ноября 1982

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Дворник утром бумажку метет,
Громко вжикает и напевает.
Мирзаян на работу идет,
Но сперва корвалол выпивает.

Мирзаян на работу идет...

На работу ему к девяти,
Но Москва велика, как Сахара,
И чтоб к нужному часу дойти,
Нужен час, полтора, или пара.

Едет, едет в метро Мирзаян,
На троллейбусе и на трамвае,
Наблюдая, как вянет заря,
От востока себя отрывая.

Мирзаян на работу идет...

Черный ветер, сухая трава,
Миноносныя волны известий,
Да седая болит голова, -
Оттого и болит, что на месте!

Как начнут что вокруг затевать -
Соглашаясь, покорно кивает,
Только мысли куда ей девать?!
И она никуда не девает!

На работу идет Мирзаян...

И душа про запас не кладет,
А выводит пером на бумаге,
И уходит кругами в полет,
И трепещут крыла у бедняги:

Как на левом, что к солнцу крыле -
До кости обгорелые перья,
А на правом, что к черной земле -
От мороза давно облетели.

На работу идет Мирзаян...

Дворник утром бумажку метет,
Громко вжикает и напевает.
Мирзаян на работу идет,
Но сперва корвалол выпивает...
        
Анвар Исмагилов

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Поговорим же о вещах нейтральных,
Поговорим бессмысленно и томно,
Пусть Гераклит побудет с нами Темный,
А звезды сядут светлячками в травах.

Но знаю — мы говорить не будем
Ни о любви, ни о священном даре,
И брошу я пассажи на гитаре,
И все людские игры брошу людям.
Так прочь, любовь!
Займемся низким блудом!
И оттого отчаянно и пьяно,
Шарахнув крышкой по фортепиано, —
Бокалы оземь и в трактир Тальони!
Ночь на запятках — ветер не догонит.

И там, среди мерцающего пара,
Где неприлично плачется гитара,
И там, где шлюхи с мокрыми губами
Сощурясь, ищут тех, кто гулеванит, —
В дыму табачном, вымазаны краской,
Интересуют лишь одной развязкой, —

Там, посреди кладбищенского звона
Бутылок, рюмок, подвигов кабацких,
Где пятый литр потребует догона,
Где хлопец хищной рыночной закваски
Стаканы полнит, восхищаясь словом,
Сверкая жидких глаз холодным оловом, —
Там, посреди родных алкоголичек,
Среди пернатых деток Бабарынки,
Я захлебнусь трехбочкой и столичной
И прокляну наветы Бабарихи,
Поющей в уши  вечной серенадой:
— Оставь ее, найдем тебе, что надо!

Я выйду в ночь и захлебнусь морозом,
Осатанев от пира привидений,
И зашатаюсь баковым матросом,
Заслышав зов сирены в дивной пене...

Прощай же, остров сновидений тайных!
Поговорим же о вещах нейтральных...

Тюмень, ноябрь 1989 года, ресторан Нефтяник.
          
        Анвар Исмагилов

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Спой,  сыграй, маэстро,
Да не за рубли!
Спой светло и честно
О своей любви.

Кто еще напомнит
О цветах во ржи?
Кто живой водой наполнит
Нам бокал души?

Ты поешь, мы платим
И опять спешим.
Отчего же плачем
Мы потом в тиши?

У витрин кромешных,
С улицей на ты,
Спой смешно, наивно, нежно
В лапах темноты.

Древняя гитара,
Ношеный футляр.
Словно время, старый
Свой репертуар.

Чем берешь ты, парень? -
Век не отойти!
Ангелы живут в гитаре.
Бог тебя прости!

                  
Анвар Исмагилов

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В небесах не грянул гром,
И не дрогнула земля
В час, когда вошел ты в дом
Прямо с трапа корабля.
Перехлестывая край,
Перепрыгивая ров,
Перешагивая грань,
Выпускай по капле кровь.

Встань на утреннем снегу,
И от холода очнись.
Расторженью наших душ
Оправданья не нашлись.
Второпях ломая лед,
Перебеги через реку, -
Кто догонит, кто поймет
Бормотанья на бегу:
Я люблю тебя и больше не могу.

Но от гомона в ночи,
Чьих-то праздников и снов,
Но от сердца, что влачил
Под присвисты плясунов,
Переменится твой курс,
Размагнитится компас,
И к тебе утратит вкус
Тот, кого вчера ты спас.

Так присядь на берегу
И от слез своих очнись.
Ледоход взломал реку,
И она рванулась вниз,
В синем море разбавлять
Соль прибрежных голышей,
Не разбавит, но опять
Есть надежда на душе...
Я люблю тебя, и ты мне всех нужней.

1979

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.