Открой тетрадь и опиши,
Скрипя пером гусиным,
Кораблик мировой души,
Плывущий в небе синем.
    Там ветер в парусах шуршит,
    Луч солнца на флагштоке,
    И капитан всея души
    На мостике высоком.

Плывет кораблик не спеша,
Но в нем кипит работа:
Не расслабляется душа,
Как будто ждет кого-то,
    Как будто мало ей земной
    Ежевечерней дани,
    И шлет она гонца за мной
    С таким вот предписаньем:

Не огорчай меня, дружок,
Роптаньем неуместным.
Ты слышишь, как пропел рожок,
Пропел рожок небесный.
    Накинь гитару на плечо,
    И не боясь промашек,
    Ударь по струнам горячо,
    Не пожалей костяшек.

Библейских странников дары,
Скупую речь пророка
Хранит гитара до поры,
До времени, до срока.
    Так обожги, согрей, утешь
    Всех, с кем расстался ране...
    Пробей в стене разлуки брешь,
    Не пожалей гортани.

Открой тетрадь и опиши,
Скрипя пером гусиным,
Кораблик мировой души,
Плывущий в небе синем.
    Там ветер в парусах шуршит,
    Луч солнца на флагштоке,
    И капитан всея души
    На мостике высоком.

1997, Лос-Анджелес

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Всю ночь плету я эти словеса,
Свой полудикий ограждая сад,
Вплетая будто ленты голоса
В стручки оград.

    Скрипит перо,
    Колышется струна,
    И воинство мурлыкающих нот
    Уходит в ночь, которая нежна я
    Нежна, как мед.

Из азбуки бессонницы моей
Я строю дом без чердаков и стен.
В нем бесконечность окон и дверей,
И мизансцен.

Все закоулки этого жилья
Я обойду до первых петухов,
Я Квазимодо, в замке бытия,
Где нет замков

Разбросаны, как шахматы, следы
Мной прирученных ненадолго слов.
Они блестят осколками слюды
Иных миров.

    Скрипит перо,
    Колышется струна,
    И воинство мурлыкающих нот
    Уходит в ночь, которая нежна я
    Нежна, как мед.

1997, Лос-Анджелес

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Умирает Пиаф. Умирает на сцене.
У подъезда фиакр демонической тенью.
Всё сполна испытав, ни о чем не жалея,
Умирает Пиаф, поминутно старея.

Ей бросают цветы. Лепестки облетают.
Догорают мосты. Горлом кровь подступает...
Отряхнув, будто прах, грим и ретушь порока,
Ангел душу Пиаф поднимает высоко.

    О маленькая женщина у рампы,
    Мистраль прошёл и обнажились раны,
    Которые уже не залечить.
    И сцена вместе с ней стареет тоже,
    И моль грызёт бордовый бархат в ложах,
    Но музыка по-прежнему звучит.

Переполнен партер. Нарастает волненье.
И прозрачно, как флер, скрипок тонкое пенье,
И квадригой коней нависают балконы,
И звучат всё сильней медных труб обертоны.

Выйдет в черном она, шквал любви принимая,
Безнадежно больна, каждый шаг проклиная.
Замыкается круг, размыкаются сферы,
И грассируя, звук преходит барьеры...

    Эдит Пиаф уходит, не прощаясь,
    Беспомощно от жизни защищаясь,
    Роняя за кулисами букет.
    Любовник молодой ей гладит руки,
    Толпа редеет, замолкают звуки,
    И в оркестровой яме гаснет свет...

1997, Лос-Анджелес

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Вот женщина моя,
Хоть мне принадлежит
Всего лишь часть огня,
Который в ней горит.
Как старое вино простая суть любви:
Дыхание твое - дыхание земли

    Не десять и не сто, а миллионы лет
    У твоего плеча встречаю я рассвет...

Средь ночи я проснусь,
Сон сняло, как рукой.
Тебе я улыбнусь,
Ведь ты мужчина мой.
И сердце мне шепнет простую суть любви:
Дыхание твое - дыхание земли.

    Не десять и не сто, а миллионы лет
    У твоего плеча встречаю я рассвет...

Ничто, как говорят,
Не вечно под луной.
Исчезнут города,
Исчезнем мы с тобой.
И все же мир спасет простая суть любви:
Дыхание твое - дыхание земли.

1997, Лос-Анджелес

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Эта ночь на берег моря
Крадучись пришла.
Пела чья-то пьяная душа...
Профиль женский в смутных бликах
Вдруг возник, и с ним возникла
Музыка и светлячки зажгла.

Припев: Море. Фосфор. Шум прибоя
        И хмельное золотое
        Шабское вино.
        Может это нам приснилось...
        Перелилось, перелилось
        Через край оно.

Ливень звездный напоил нас,
Звезды солоны...
Вспыхнул и погас аккорд волны.
И глаза в глаза ворвались,
Обожгли, но не расстались,
Будто были в сердце вплетены.

Припев.

Где-то разошлись, как в песне,
В море корабли...
Музыка растаяла вдали.
Был песок шершав и гладок,
Ночь была полна загадок
Мы на них отгадки не нашли.

Припев.

1998, Лос-Анджелес

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

И растаял первый снег...
и растает снег последний.
Только музыка в душе -
нас единственный посредник.

Будет женщина твоя
прятать годы...все напрасно.
Только музыка в душе
неизменна и прекрасна.

И друзья уходят в ночь,
в ночь, откуда нет возврата.
Только музыка в душе
голосами их богата.

Все умолкнет, как умолк
Колокольчик однозвучный.
Только музыка с душой
неразлучны, неразлучны.

Станет музыка душой,
Станет музыкой душа

1997, Лос-Анджелес

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Давно опали паруса и дух мятежный скис -
Я был пират, я был корсар,
Я был пират, я был корсар
Но стар я стал и лыс
У капитана Дрейка служилось мне легко
Лежим бывало в дрейфе и режемся в очко

    Я старый пират, мои кости болят,
    А был ведь грозой океана.
    Но что-то стал слаб,
    И в глазах моих рябь,
    Особенно в левом - стеклянном.

Однажды мы зарыли клад на острове глухом
И всех свидетелей подряд,
И всех свидетелей подряд
Пришибли молотком.
Ну в общем все как в книжке, но вот одна беда,
Где этот островишко? - не помню господа.

    Я ведь старый пират, мои кости болят,
    И голоден я постоянно.
    Хоть гульдены есть,
    Но попробуйте есть
    Челюстью оловянной.

Случилось я на абордаж красотку взял одну,
Но погубил меня марьяж,
Но погубил меня марьяж,
И я пошел ко дну.
Уволен из пиратства за этакую блажь,
Ох, не берите, братцы, блядей на абордаж.

    Я старый пират, мои кости болят,
    Ах, жизнь - это вам не романы.
    И часто меня
    Колотит жена
    Моею ногой деревянной.

1990, Лос-Анджелес

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Коридором сновидений,
В чудный мир несовпадений
Я проник.
Вижу комната пустая,
Горьковатый запах чая
Вдруг возник.
В этой комнате нелепой
Золотые блики лета
На стене.
Хоть за окнами по кругу
Ошалело мчится вьюга
Ошалело мчится вьюга
В скользкой мгле.

    Какие сечи нам суждены судьбой,
    Коль ею ты отмечен,
    Воздаст она с лихвой.
    И некуда укрыться,
    Лишь в мимолетном сне
    Та комната приснится -
    Блик света на стене.

Нет гардины, нет комода,
Стул нелепый, стол немодный,
Да тетрадь.
Небогатое убранство,
Но зато полно пространства
Чтоб летать.
Утолят твои печали
Разговор, да чашка чая
В поздний час.
Звук мелодии случайной
Вдруг возник как свет астральный
Вдруг возник как свет астральный
И погас.

    Какие сечи нам суждены судьбой,
    Коль ею ты отмечен,
    Воздаст она с лихвой.
    И некуда укрыться,
    Лишь в мимолетном сне
    Та комната приснится -
    Блик света на стене.

1997, Лос-Анджелес

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Упала ночь и город с нею слился,
Укрывшись пухом фонарей...
Когда внезапно засвистал, разлился
Калифорнийский соловей.

Он пел один, другие птицы спали,
Отдав ему на быстротечный миг,
Своей весны мечтательные дали,
Своих прощаний лебединый крик.

    Пой, пташка, пой...
    Под этим небом чужестранным
    Ты гость случайный, но желанный,
    Не властно время над тобой.
    Пой, пташка, пой...
    На ветках лип или магнолий...
    Не все равно, не все равно ли,
    Покуда твой весь шар земной...

Ленивец щедрый, маленькая птаха,
Непревзойденный чародей,
Явился ты из вечности, из праха
Давно минувших дней.

И полнотой забытых ощущений
Душа моя насытилась тогда.
Пел соловей, ночной укрытый тенью,
Качались пальмы. Падала звезда...

1997, Лос-Анджелес

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

На антресолях я лежу,
Звоночек мой притих.
Педалей я не натружу
В погонях удалых.
A был я королем двора,
И если брал разгон,
По бровке я скользил, как чемпион.
        Любил я мчаться в синеве,
        Любил валяться на траве
        И виражи любил.
        На спицы солнце нанизав,
        Над лесом радугу вязал
        И всем дарил.

Мой мальчуган меня седлал,
Он ловок был и смел,
Когда он руль в руках сжимал,
От радости я пел.
И восхищенные глаза
Всех девочек двора
Я помню - будто было все вчера.
        Мы с ними мчались к синеве,
        Их целовали на траве,
        На виражах любви.
        И забывая обо всем,
        Катили по тропе втроем
        На край земли.

На антресолях, как в тюрьме,
Замкнулся жизни круг.
И пыль забвения на мне,
Фонарик мой потух.
И ты, мой мальчик золотой,
Седее с каждым днем,
И безнадега в твой вселилась дом.
        Ну что же ты, дружок мой, скис,
        Возьми, и заново родись,
        На свет родись опять.
        Не торопись захлопнуть дверь,
        Когда же, если не теперь,
        Коня седлать...

Поверь, легко разжечь костер,
Который не погас,
Гарцуя, выкатить во двор,
Где все заждались нас.
И восхищенные глаза
Девчонок средних лет,
Как прежде распахнутся нам вослед.
        И мы помчимся к синеве,
        Валяться будем на траве
        И петь на виражах.
        По свежим лужам дождевым,
        По добрым старым мостовым
        Лети душа...

1998, Лос-Анджелес

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Нас распыляет суматоха дня,
Колотят жернова тревог, сомнений,
Обид, болезней, слухов, подозрений
И нам обрыдла эта толкотня.

И мы кричим: - полцарства за коня!
Умчаться бы, но кони вздорожали,
А царства наши что-то обнищали
И крепостная рухнула стена.

    И все-таки на суетной земле
    Есть уголок, где нас всегда встречают
    Цветы у дома,
                книга на столе,
    В стакане молодое божоле,
    И кто-то славный в нас души не чает.

Давать советы, говорят, легко.
Мы сами их даем кому попало,
А наш кораблик киснет у причала
Под зонтиком кудрявых облаков.

Так не грусти, что этот мир таков,
Что от болезни этой нет лекарства,
Ведь я тебе не обещаю царства -
Надежду обещаю и любовь.

1997, Лос-Анджелес

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.