Только знаю, что все!
Только знаю, что хватит!
Старый друг унесет
Мое старое платье.
Полечу нагишом,
Не стесняясь прохожих,
Кто одежды лишен,
Ветер чувствует кожей.

Пусть весной снегопад,
Ноя неуязвима,
Словно птицы, летят
Ко мне взгляды любимых
И как сотни свечей
Звезд мелькают букеты,
Именами друзей
Называю планеты.

Я пронзаю насквозь
Улиц темную стаю,
Те, с кем стала я врозь,
За спиною остались.
Просыпается март,
Мир по-новому чуден,
Не идут, а летят
Окрыленные люди.

Полечу нагишом,
Не стесняясь прохожих,
Кто одежды лишен,
Ветер чувствует кожей.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Там снежная баба на горке свой вздернутый носик
Доверчиво тянет к закрывшейся вечером дверце,
И домом ей служат холодного снега заносы,
Чтоб солнце не ранило доброго бабьего сердца.

А утром к ней выбежит девочка в шапке с помпоном,
И, радуясь снегу, устроит салют из снежинок.
Разроет сугробы и станет владычицей трона
На самой огромной из всех белоснежной вершине.

Пускаться в полет даже в санках немножечко страшно.
Но ссадины прошлые зажили и позабылись.
Сегодняшний день охраняет от мыслей вчерашних.
И то, что случится, пока что еще не случилось.

Весна разморозит наш город, и крыши просохнут,
С годами пройдут измененья в быту и природе,
А снежная баба по-старому смотрит на окна,
Но взрослая девочка к горке уже не подходит.

     Но иногда она поднимает голову и смотрит на небо,
     А небо такое же, как в детстве.
     И тогда прошлое кажется ей призрачным,
     А может быть, его и не было.
     И, обернувшись, она без удивления смотрит
     На высокую-высокую горку
     И маленький дом по соседству.

Там снежная баба на горке свой вздернутый носик
Доверчиво тянет к закрывшейся вечером дверце,
И домом ей служат пушистого снега заносы,
Чтоб солнце не ранило доброго бабьего сердца.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я украдена, я потеряна,
Как иголка в стогу ночью.
Все искала я до истерики,
Только дни порвала в клочья.

Отнесли тот стог на широкий двор,
Ворота плотно закрыли,
Что бы мог следить из окна мой вор,
Чтоб меня ко мне не пустили.

Невесомое ношу тело я
Не пойму, где мое место.
Словно хата я опустелая,
Как без свадьбы хожу невеста.

А меня в кольце носит он с тех пор.
Защемил душу самоцветом.
Зря надеется на меня мой вор,
Раз меня у меня нету.

А затосковал, стали мне пенять,
Только кто нас с тобой излечит.
Лучше мне, мой вор, подари меня,
Вот тогда и носи колечко.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Баба с ведрами колыхается
И вода летит во все стороны.
Точки на небе появляются,
То ли ангелы, то ли вороны.

Мужики с утра смотрят искоса,
Похмеляются, да по маленькой.
Белый свет ты здесь не отыскивай,
А сиди себе на завалинке.

На завалинке дело спорится:
Дуй в соломинку, лебеду расти.
Пропадешь один за околицей
То-то воронам будет радости!

И дался тебе этот белый свет.
Затянулось все небо тучами.
Света белого, может, вовсе нет,
А ты, как дурак, будешь мучаться.

Были мальчики все тебе под стать
И ничем-то их не обидели.
Тоже все пошли белый свет искать,
Только мы с тех пор их не видели.

Баба с ведрами колыхается
И вода летит во все стороны.
Точки на небе уменьшаются,
То ли ангелы, то ли вороны.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

А дом за несколько минут
Сгорает, гвозди остаются,
Но те, которые вернутся
Все, что осталось, соберут.

И после сильного дождя
Построят новое жилище.
И этот дом на пепелище
На старых держится гвоздях.

В своей беде особняком,
И словно бы на ладан дышит,
И всякой всячиной до крыши
Как прежде он набит битком.

Но роскошь в каменных домах
С ним рядом как отрепье нищих.
Ведь этот дом на пепелище
На старых держится гвоздях.

Он много раз уже сгорал,
И тлели наши мемуары.
И кто-то разжигал пожары,
А кто-то гвозди собирал

Все узнаваемо, хотя
Меняет облик свой жилище,
Ведь этот дом на пепелище
На старых держится гвоздях.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Вижу поезда стежок, расстояньем раскаленный,
А за поездом - прыжок привокзального перрона.
И опять домов огни, переезды, переходы,
И сливаются они в невесомые аккорды.

Городской пейзаж пятном по воде плывет зеркальной.
Он написан так давно, что не кажется реальным.
И мелькают все быстрей бархатных теней длинноты,
Заглушая фонарей невесомые аккорды.

Ночь погасит города. Привокзальные ступени
Провожая поезда, изогнут свои колени.
Плавно замедляют пульс прошлых жизней эпизоды,
И сама я становлюсь невесомой синей нотой.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Как в огонь я войду в этой ночи залив
И пойду пировать на языческий мох.
Там сестер моих косы уже расплелись,
Чтоб огни собирать, словно звездный горох.

Там, где лес многорукий листвой ворожит
Там богатство всерьез охраняет от слез,
Чтоб его отыскать нужно черту служить,
Если радость всерьез, так и горе всерьез.

Громкий крик долетает до сердца дубов
И разносит огонь на двенадцать сторон.
Громкий крик пробудит деревянных богов,
И, как бешеный конь, скачет ветру в полон.

Обнажи мои руки, чтоб стали видны
Два крыла, чтоб блестели они, как ножи.
Не держи мои руки, а лучше свяжи
Наши души, пропой их, как песню глуши.

Милый мой оробел перед этой чертой,
Не решился пройти, там, где мох - как зола.
И чужой, он обходит огонь стороной,
Мне же нужно платить каждым взмахом крыла

За разгул, за мгновенье свободы до слез,
И до трепета рук, и до трепета звезд.
Утонул в этом бешенстве черный погост,
Коли горе всерьез, так и радость всерьез.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Дождь стучался в дом - его впустили,
Потемнел ковер от мокрых пятен,
И серванты двери притворили -
Им дождливый танец неприятен.

Заглянул в кладовку наудачу,
Испугал застенчивую мышку,
Стал меня толкать, капризно плача.
Словно избалованный мальчишка.

Ну, что ты вертишься, мой ветреный подросток,
Что ты бегаешь по комнате в смятеньи,
Думаешь, принять тебя так просто?
Дом уже размок от наводненья:

Вышел суп из берегов тарелки,
Винегрет плывет сплошным потоком.
Все это тебе игра, безделки,
Чем же мне питаться, сероокий?

Ну куда же ты, ведь я не прогоняю,
Что ты пятишься, как серый грустный ослик,
Здесь как в продырявленном сарае
Будем прятаться от слишком строгих взрослых.

Не квартира, а из мебели окрошка,
Вместо зелени, приправленная тиной,
А мы будем черпать водоросли ложкой,
И сплетем шалаш на дне гостиной.

Ты, познавший небеса и почву,
Знающий подводные теченья,
Ты. то ли из канавы водосточной,
А то ли из другого измеренья.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

По деревянному мосту
Идет Матрона с дочерьми.
Солдаты дремлют на посту,
Влюбленный шепчет: Mon ami.
Проходят жизненные драмы,
И век лютует - скандалист.
А Пушкин пишет эпиграммы,
И новый начинает лист.

Собака лает во дворе,
Летят по небу караси.
Банкрот болтается в петле,
Пируют нищие в грязи.
А мы везем свои салазки,
Чтоб после с горок покататься.
А Пушкин снова пишет сказки,
Желая в жизни разобраться.

Меняется теченье рек,
У каждой свой готов устав.
И неприкаянный ковчег
Не знает, где ему пристать.
К рукам не прибрана синица,
И масло Аннушки прольется.
А Пушкин пишет наши лица,
И мы в столетьях остаемся.

Та-та-та.........

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Как печальна ты, жизнь комариная,
Только вздумаешь перекусить, -
Тут же машут рукой, как дубиною,
Норовя непременно убить.
Дураки нас зовут кровопийцами,
Но! Изменив гуманизму на час,
С перекошенными ходят лицами,
Громко тапкой по стенкам стуча.

Присосаться бы к женскому плечику,
И покушать пьянящую кровь.
Непонятливы вы, человечики!
А, быть может, все это - любовь.
Перенесу жестокие лишения,
Лишь бы только ваши щечки целовать.
Ну неужели наши отношения,
О, коварные, хотите вы прервать?

Знаю, вам нестерпимо понравится
Мой назойливый злой голосок
И поэтому дайте, красавица,
Пригубить ваш гранатовый сок.
За стаканчик нектара соленого,
Я готов вам добром отплатить, -
Я сдержу все порывы влюбленного,
Чтоб не всю вас в себя перелить.

Но каждому блаженному покою
Наступит неожиданный каюк... -
Пришел ваш муж и грубою рукою,
Он замахнулся на любовь мою.
Ох уж эти ревнивцы рогатые!
Им бы только соперников бить!
Потому что все сами бесплатную
Любят женскую кровушку пить.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Слово было не в начале.
Там была любовь. Качали звезды ее взгляд.
Тот, о ком мои печали,
Не к моей любви причалил
Много лет назад.

А когда спустилась ночка,
Вышли два сыночка из его груди.
Два сыночка, как две точки
Для меня замкнули строчку -
Дальше не пройти.

Я беру любовь за плечи,
Чтобы не могла калечить детские сердца.
Время ладаном залечит,
Разобьет на чет и нечет
Всю любовь отца.

Нечет - это мой отрезок.
Поскорей его отрезать, не оставить впрок.
Мы отрубим руки с треском
У любви. И станет трезвым
Невлюбленный слог.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я полюбила черного поэта.
И цвет его стал белого родней.
Он тоже изначален, но при этом
На черном фоне белое белей.
Стройнее конь под вороной попоной,
Земля черна под влажною травой.
Весь черный цвет из ночи, а исконно,
Ночь - это страсть, стихия, колдовство

Я жизнь свою над книгою ломаю.
И форму изменяю, словно ртуть.
Ведь женщины поэтов так читают,
Что каждая строка, как выстрел в грудь.
Я полюбила черного поэта,
И каждый день ходила посмотреть
На ту скамейку, где как силуэты,
Влюбленные не устают сидеть.

Там, где стоит на грузном пьедестале
От чугуна не отнимая ног
Поэт, весь в черном, тот, кто здесь оставил
На темном фоне столько светлых строк.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

По две косички в день, по шестьдесят - за лето.
И триста ярких лент за год я изведу.
А небо на плетень медвежий ковш надело,
И в волосы вплетет густую темноту.

Босой ногой толкну скрипучую калитку,
И пущенная в ночь шальною тетивой,
Я упаду в стогу, я спрячусь в нем улиткой.
Чтоб до рассвета ждать неведомо чего.

Становится светлей, я распускаю косы,
Чтоб темнота в проборе не могла застрять.
А ты, как дух полей, как запах сенокоса,
Придешь со мной в стогу траву перебирать.

По сто травинок в час и тысячи - за лето,
А к осени уже весь стог перевернем.
Сентябрь у плеча, соломою одетый.
Пойдем мы пятки греть в мой деревянный дом.

Скукожится ковыль, съедят коровы сено.
И зимний шепоток полезет из щелей.
Без запаха травы ты стал обыкновенным
Для всех. Но для меня ты - летний дух полей.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Поговори со мной, мой город.
Подай свой голос низкий, гулкий.
Возьми меня рукой за ворот,
И ткни опять в свои проулки.
Чтоб не боялась у гранита
Просить прощенья за измену.
Водой отглаженные плиты
В душе не превращала в пену.

Хоть часто за твои границы
Побег устраивала в мыслях,
Давно уже в твоей петлице
Травою северной повисла.
Не бей меня водой каналов,
Не сталкивай, как скалы зданья.
Пускай уж лучше снегом талым
С небес прольется наказанье.

Я мать, которая забыта,
Я дочь, которая забыла.
Оденусь в серый плащ гранита,
Чтобы Нева слезой кропила.
Чтоб не корила за измену,
Меня по-сестрински жалела.
Чтобы прозрачная поверхность
Ее души меня согрела.

Поговори со мной, мой город,
Моя любимая темница.
Да не пошлют мне приговоры
Тобою созданные лица.
Поговори со мной, мой город.
Поговори со мной, мой город...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я материал. Я воск. Я глина.
Я статуэтка из огня и бронзы.
Я штрих недорисованной картины,
А кисть моя - дымок от папиросы.

Я мел крошащийся и белый.
Ты на асфальте пишешь мной сонеты.
Я материал, а ты всего лишь тело,
Которое примерила душа поэта.

Ты отличался в сонмах рифмоплетов,
Ты венчан на ямбическое царство,
Но кончился сезон твоих полетов
И наступили поисков мытарства.

И вот ушли поэзия и проза,
В твоих объятьях рифма заскучала,
Ее не удержать надменной позой
Куда пойдешь, поэт без материала?

Порвутся хромоногие верлибры,
Как музыка из треснувшей гитары,
Потом тайком ты будешь рифмы тибрить
Как тощий нищий на большом базаре

У колкой ночи выпросишь прощенья,
И будешь строить свой мирок сначала,
И гладить свет на трещинах расщелин,
И падать на сомкнувшиеся скалы.

Но поздно заполночь под нежное журчанье
Водопроводных кранов, чайника серчанье,
Забудешь ты с душой моей бороться,
И, может быть, поймешь куда идти.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

А в лесу стоит сторожка на куриных ноготках.
И старушка-хромоножка коротает в ней века.
Прежде бегала беспечно, с лешим падала в ковыль,
А теперь, укутав плечи, вытирает в доме пыль.

Будет тихо, будет вечер, будет слышен скрип саней,
И она, укутав плечи, дохромает до дверей.
Но опять в лесу ни тени, только снег летит в трубу,
И закусит в огорченьи бабка нижнюю губу.

В полночь месяц дню переча, делит небо пополам,
А она, укутав плечи, вытирает со стола.
Ей бы дом сменить свой сирый на ковыль, где леший ждет.
Одиночество как сырость: не прогонишь - не уйдет.

А потери... Что беречь их, словно выцветший чулок.
И она, расправив плечи, сбросит старый свой платок

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Закрываются старые лавки.
Продавщицы уходят на отдых.
Осень колет дождливой булавкой
И стареет от этой погоды.
Время тянет ноябрьскую пряжу
Над остывшем на блюдечке чаем.
Осень листьями желтыми машет,
Как романом без окончанья.

Облака в непогоду пожухли,
А одно, отделившись от стада,
Видит: женщина в маленькой кухне
Слезы прячет под краем халата.
Это осень пролезла под дверью
И ударила в спину трусливо,
И на складках цветастой материи
Сохнут слезы и пахнут заливом.

Снег летит равнодушным прологом
И на прошлом рисует вопросы.
Эта женщина помнит так много,
Что не видит, как кончилась осень.
Но шагнув на январскую простынь,
Отречется от душного лета.
И к ногам ее падает осень
Грязно-желтой фальшивой монетой.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Весна опять придет с природы снять усталость
И стройной ножкой пнет зимы макет картонный.
С кирпичных стен стекают в лужи грязь и затхлость
И дом в проталинах стоит новорожденный.
А сырость мячиком свернется на асфальте
И будет прыгать на оттаявших прохожих,
И первый зайчик крутит солнечное сальто
И отдыхает на протянутых ладошках.

Мы слепим куклу из земли пока нет снега,
И вместо глаз посадим ягодки малины,
Она поднимет свое лиственное веко
И будет радоваться жизни беспричинно
И будет плакать если дождь стучит по веткам,
И если рожки в домик спрятала улитка.
Не так, как плачут у людей марионетки,
Когда у них порвется шелковая нитка.

И как ребенок забавляется: оттенки,
Когда захочет, словно кофточки меняет.
Так в сентябре она становится шатенкой,
А в поцелуе ноября уже сгорает.
А в январе, как замерзающая клумба,
Она становится ненужной и горбатой
И снег на ней танцует медленную румбу
Как и сама она, топча траву когда-то.

Но непоседа слякоть убежит от снега
И снова будет приставать ко всем прохожим.
И кукла вновь поднимет лиственное веко
И первый луч возьмет в ладони осторожно.
Пришли к началу, как к покинутому дому.
Зачем был нужен перемен макет картонный,
Но кукла смотрит в мир немного по-другому,
Хотя по-прежнему по-детски удивленно.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Вечер строит замки из теней.
Ветер вертит судьбами людей.
Гасит взгляды словно свет в домах,
Занавесок взмах - ресниц вечерний взмах.

Силу укротить не так легко,
Скинул ветер звезды с облаков,
Млечный путь растекся по земле
Рыхлым снегом, чтоб о небе не жалеть.

Дом мой снова крылья отрастил,
Вспомнил, что он птицей раньше был.
Небо зарастает тонким льдом.
Люди втаптывают в землю снежный дом.

Но дом мой стал от Млечного Пути
Белым облаком и скоро полетит.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.