Переехали на Левандовку 
В шестьдесят каком-то там году.
Приютила мама Левандовка
Всю мою веселую семью.

|Левандовка, жизнь моя воровка,
|Моя тяжелая судьба. 
|Знает вся братва на Левандовке
|Хулигана Петю-цыганка. 

Я открыл на Краковском базаре
Первый бизнес свой в шестнадцать лет.
Было все в наперстке и в запаре – 
У пижонов дергал портмонет.

А потом пошли дела покруче,
Только что-то где-то не срослось.
И хотя по жизни я везучий,
Но попал на первый свой допрос.

Через пару лет в края родные
Воротился, проседь в волосах.
Здравствуйте, Львовянки, дорогие,
Знаю, будем снова мы в друзьях.

И меня обняла Левандовка,
Окропила утренней росой.
Ах ты, жизнь блатная, жизнь воровка,
Вижу, не расстанемся с тобой.

Левандовка, ножик и винтовка,
Моя тяжелая судьба. 
Знает вся братва на Левандовке
Хулигана Петю-цыганка.

Когда в Узбекистане сохнут лица,
И загибаются верблюды от жары
Во Львове дождь и всем львовянам снится
О наступлении солнечной поры.

Кап-кап-кап-ты солнца даже не жди,
Кап-кап-кап-идут дожди.
Кап-кап-кап-на крыши стареньких домов
Я без дождя не представляю тебя, Львов.

Когда в Москве зима и снег хрустящий,
И люди выдыхают пар, как дым,
Во Львове дождь, легчайше-моросящий
Сменяется холодным, проливным.

Когда в Берлине тёплая погода,
Когда в Париже жарко в Мулен Руж
Во Львове дождь в любое время года,
И на брусчатке силуэты луж.

Во Львове даже близко нету моря,
И речку не найдёшь здесь днём с огнём.
И, видно, Бог, чтоб наше сгладить горе
Обильно поливает нас дождём.

Знакомый мой давно живёт в Майами,
Он как-то позвонил мне и сказал,
Что там в Майами он скучает за дождями:
За Львовский дождь он тыщу долларов бы дал.

Трава в кармане, письмо для Тани,
Ныкну заточку, как факир,
Не в Сочи жить, а в Магадане,
Глушить не водку, а Чифир.

            A7         Dm 
Припев:    Мой номер 245,
           G               C
           На телогреечке печать,
           Am                Dm
           А раньше жил я на Таганке,
           E              Am
           Учил босоту воровать.

           Мой номер 245,
           А я домой хочу опять,
           И часто снится за колючкой
           Мне моя мягкая кровать.

Донецкий Юра кричал мне: Шура,
Грустить не нужно без нужды.
Из хлеба вылепили дуру

Пугать салагу из вохры.
Простите, дамы - манто из ламы,
Я вас покину на пять лет,

На флейтах исполняйте гаммы,
И наводите марафет.

Припев.
 
Стучат колеса, и нет вопроса:
Куда уехал эшелон
Жаль, отсырели папиросы,
И чуть качается вагон.

Припев.

Где бананы, ананасы, и смешные папуасы,
И матросы бьют кокосы, хлещут ром.
Где без крыши Мерседесы,
И красавицы-принцессы цвета кофе с молоком.

И на этом берегу каннибалы разные
Любят черную икру, носят джинсы грязные.
И не знают, где идет перестройка века,
И не прочь бы закусить мясом человека.

Нашептали мне друзья, хулиганы верные:
«Видно ты сошел с ума, спятил, брат, наверное.
Люди едут в США без ажиотажа,
Ты же мчишь на острова без названья даже».

Через пару-тройку лет стану арендатором,
Буду продавать бананы нашим кооператорам.
И кокосы привезу, и папайя тоже,
Чтобы кушала страна витамины все же.

Пил я водку, а меня приняли,
Мусора права не зачитали.
Заплыли в масках, стволами в дышло,
А я не знаю за что так вышло.

Гнал не сыч, за место сладких песен,
На тебя, жиган, глухарь повесим.
Братва на Кипре и на Канарах,
А ты на нарах, опять на нарах.

Отобрали Мерс мой лупоглазый,
Не проехал я на нем ни разу.
Он в полном фарше, на дисках модных,
А я на нарах сижу холодных.

А мою красавицу-подругу 
Увезут банкиры тоже к югу.
Она на пляже, там на Канарах,
А я на нарах, опять на нарах.

Знаю я как ни за что на свете,
За чужие рамсы не в ответе.
А наши где-то гуляют в барах,
А я на нарах, опять на нарах.

Наступило утро без напряга,
Все что мне приснилось чисто шняга.
Давно на Кипре тружусь с братвою,
А страх приснился мне с перепою.

Матрешка моя спелая, горячая, умелая,
Прожить с такой бы долгих сотню лет.
Любил себе не мучился, но встретил я попутчицу
Когда со смены ехал на обед.

Не брани ты меня не брани,
Я тебе исповедуюсь сам. 
Я это, так, сегодня просто без любви,
Я сердце брошу только лишь к твоим ногам. 

Стояла у обочины, ну очень озабоченно,
Я думал, плечевая, как всегда.
А оказалась милая, достаточно красивая,
Доярка из соседнего села.

В кабину взял прелестницу, вскарабкалась по лестнице,
В зелу парным запахло молоком.
Напарник спал без задних ног, а я давил на газ как мог,
Нам пели Пугачева и Кобзон.

Приехали на сеновал, ну а напарник дальше спал,
Здоровые в Рязани мужики.
Я ощущал её тепло, и как парное молоко,
Горячее дыхание души.

Напарник вышел из зела, а я, в чем мама родила.
Но не смутился, нам не привыкать.
Он подменил меня на раз, как в рисе принято у нас.
А я пошел в кабину отдыхать.

Живу я в Подмосковье, жена моя Прасковья
Наварит щей когда б ни пожелал,
Нальет стаканчик водочки, потом мы с ней на лодочке
Гребем на Ворошилова канал.

Мне треплет кудри ветер юга,
Салон, Кремлевская стена,
И загорелая подруга
В парадной форме ВЧК.

припев
Не будите, господа, 
Это сон любимый мой.
Этот сон ко мне всегда 
Возвращается весной.

Вижу Кремль, Мавзолей,
Вижу строгий кабинет.
И мне Лаврентий Палыч Берия 
Передает привет. 

II
Вот я по Питеру шагаю,
Я в восемнадцатом году.
Вокруг матросики шныряют,
Бегут кадеты к колчаку.

Рвет ветер лаги на Авроре,
Срывая пепел с папирос,
И комиссар насупив брови,
Меня уводит на допрос.

припев
Не будите, господа, 
Это сон любимый мой.
Этот сон ко мне всегда 
Возвращается весной.

Вижу Кремль, Мавзолей,
Вижу строгий кабинет.
И мне Лаврентий Палыч Берия 
Передает привет. 

III 
Война, фашисты, отступление,
В петлицах шпалы, в жилах кровь.
У командира настроение,
Чтобы идти в атаку вновь.

Остыла взвод энкаведистов
Попрешь назад, покосят враз.
И оттого на сердце чисто,
И оттого налитый глаз.

припев
Не будите, господа, 
Это сон любимый мой.
Этот сон ко мне всегда 
Возвращается весной.

Вижу Кремль, Мавзолей,
Вижу строгий кабинет.
И мне Лаврентий Палыч Берия 
Передает привет. 
IV
Я на бочёк перевернулся
Чтобы видение прогнать.
Но только больше окунулся
В России призрачную гладь.

Вагон, тюрьма, стучат колеса,
Мчит поезд в дальние края.
Где холода и папиросы
Дает охрана иногда.

Деревянная обшивка и бильярдные столы.

Там нам баньку затопили, там мы пели, водку пили,

И носы мы воротили от зернистой от икры.

Говорил хозяин ейной, что построил два бассейна,

Что имеет новый Бентли и огромный в Берне счет.

Но одна, кричит, проблема, у него больная тема.

Он глазами вроде хочет, а не может ничего.

А за окном охрана грустная скучает,

И теплый ветер ели стройные качает.

И добрый пес в зеленой будке у забора

Гоняет мух к соседской даче прокурора.

Там была одна брюнетка, горбачевская соседка.

Говорит: Всему виной сионисты и ЦРУ.

И за это два спортсмена, два сибирских бизнесмена,

Ей навешали по шее и испортили скулу.

И понравились нам сильно два артиста из Мосфильма.

Они пели, танцевали и смешили всех до слез.

Только женщины в финале никого из них не сняли.

Оказались те артисты, голубыми в полный рост.

Говорил король чеченский, попивая кофе «Венский»,

Что он держит все столицы, всех республик СНГ.

А потом просил Анюту, предлагая ей валюту,

Чтоб она потанцевала в голом виде на столе.

Пил Смирновку очень просто брокер из Днепропетровска,

Пил Смирновку, словно воду, и конечно, заболел.

А потом в горячке белой он рукою неумелой

Топором рубил на даче барельеф из голых тел.

Утром все чуть приустали, перегаром поикали,

И с номенклатурной дачи разбежались по домам.

Мерседесы и восьмерки дружно покатились с горки.

И огромные Линкольны повезли прекрасных дам.

О любви не говорят, но не скрыть её глазами.
Мне шептал осенний сад золотыми лепестками.
О любви не говорят, а ласкают нежно руки,
И чтоб не было разлуки, о любви не говорят.

Спит дочурка, ей приснится море.
Пусть она не знает в жизни горя.
Помнишь, для неё мы рисовали
Мир, где нет разлуки и печали?

Я тебе дарю свои надежды,
Я хочу, чтоб было всё, как прежде.
В тёплом небе отдыхают звёзды
Им и так понятны наши грёзы.

Я хочу, чтобы ты все забыла хотя бы на миг,
Появилась внезапно, как будто из лунного света.
И вошла в холостяцкую комнату, полную книг,
И ненужных уже фотографий архивного цвета.

Не верю я твоим словам,
Пусть ты ни в чем не виновата.
Обман, обман, сплошной обман,
За наше прошлое расплата.

Я тебя не искал, и не делал навстречу шаги,
Но не думаю я, что всегда получалось забыться.
И в гармонии слов где-то слышится тема любви,
Если ты вдруг звонишь из какой-то далекой столицы.

Все здесь помнит о нас: и камин, и часы на стене.
Как встречали рассвет и как трепетно ждали заката.
Но, наверное, так уж устроена жизнь на земле,
Что живем мы надеждой, и тем, что случилось когда-то.

И немцев я боялся как огня.

Но все мы стали жертвой коммунизма,

И понеслась четвертая волна.

Америку закрыли и Канаду,

Да и в Израиле давно аншлаг.

И вот пришли Совдепы к Бундестагу,

И Бундестаг сказал им: “Guten tag”.

И вот идет Одесса по Берлину

Как в сорок пятом Красный шел солдат.

И вот уже в немецких магазинах

Прекрасно понимают русский мат.

И в дискотеках, и в кафе турецких,

И в бутиках, где тряпки высший класс,

Я слышу как-то очень по-одесски,

Совсем по-русски делают заказ.

Пугали нас: «У вас сорвало крышу,

Они ж на мыло пустят всех подряд».

«Но я прогнозы эти где-то слышу»-

Как там у нас в Одессе говорят. 

Мы тут, мы свой, мы новый Брайтон строим,

И нет проблем в пехоте и мозгах.

И всех фашистов как лохов построим,

Им будет мало места в Бундесах. 

Кто до сих пор сидит на социале,

А кто свою контору заимел.

Один ворует, а другой в запаре

На немца пашет, кто чего хотел.

История потом, глядишь, рассудит

Кто прав, а кто ошибся на корню.

Водоворот тяжелых наших судеб

Я через жизнь нелегкую несу.

Мой шеф имеет банки и заводы,
Короче крепкий лох как ни крути.
И в офис к нам приходят различные уроды,
А ты его от них и сохрани.

Но а когда с работы я иду,
Пивка цепляю две бутылки.
И вспоминаю нашу Колыму,
И пацанов на пересылке.

И я те то, что не терплю лоха,
Его я даже уважаю.
Но если б он попался к нам туда,
Я за себя не отвечаю.

А как-то в казино он задержался,
Пришлось за ночь пятнашку засадить.
Когда мы выходили, глухой хлопок раздался,
Но я его успел собой накрыть.

Попала пуля мне куда-то в спину,
Сказали хорошо, что не левей.
За мужество и ловкость он мне купил машину,
И я теперь владелец «Жигулей».

Бывает, он меня гоняет ночью,
Чтоб я ему девчонок подогрел.
И я, скрепя зубами, везу ему короче
Составы очень юных женских тел.

А дальше начинается в бассейне
Такое, что не видел Древний Рим.
И голые девицы мелькают словно тени,
И нюхается дружно кокаин.

А как, бывает, хочется забыться,
С наушником убогим не торчать.
И просто с пацанами нормальными напиться,
И вдоволь на гитаре побренчать.

Мечтаю я свое наладить дело,
Когда получится, не знаю сам.
И буду охранять я лишь собственное тело
От посягательства распутных дам.

Тем организмам лет по восемнадцать.
И мы б их научили чё да как.
Но как учить, в кармане рубль двадцать,
И полу недокуренный косяк. 

Так жить не годится,
Надо заново родиться
У банкира-папочки, 
А иначе тапочки.

Тех организмов в кабаках харчует
Богатая разгульная братва.
А у меня в кармане х** ночует
И не бывает больше ни шиша.

Иметь бы грошей, было б все иначе,
На джипе мы подъехали бы к ним.
Потом бы пили на какой-то даче
Не самогон, а натуральный джин.

Вот были б коммерсантами мы с Гешей,
Тогда бы по-другому все пошло.
Мы: «Цаб-цабэ, мадам, простите грешных»,
Для понта потащили б в казино.

Ну что мечтать, от этих-то мечтаний
Лишь только истощается душа.
Мы подошли без лишних трепетаний,
И просто попросили три рубля.

«Денег нет – не пейте водки» - 
Нам ответили красотки, 
Помахали ручками,
Эх, какие жучки, блин.

По улице ушли два организма
И шлейф духов французских в них иссяк.
А мы чтоб не сдуреть от пессимизма,
Допили свой заныканый косяк.

Осенний вечер не льёт, не парит
Осенний вечер тебя мне дарит,
Осенний вечер, послушай песни о любви.
Возьми цветы мои, осенние цветы.

Здравствуй, город, 
Здравствуй двор мой, здравствуй осень.
Тёплый ветер с крон деревьев листья косит.
Из подъезда звон стаканов, стон гитары,
И пижоны отправляются по барам.

Ты не думай, я не пьяный, всё в порядке.
Оглянись-ка, не играй со мною в прятки.
Я растаю под твоим зелёным взглядом
И исчезну, только б миг с тобою рядом.

Загрустило и исчезло лето где-то,
Пешеходы по-осеннему одеты.
Тлеют листья, дым ложится под ногами, 
Оглянись-ка, обожги меня глазами.

Тройка несется по звонкой дороге,
Спит сладким сном золотая Москва.
Как бог вам дал эти стройные ноги,
И голубые, как небо, глаза.

Вы как цветок, удивительно просто
Выросший вдруг на снегу между скал.
Я бы не жил, это было б не сносно,
Если бы вас хоть на миг потерял.

Льется шампанское, бьются бокалы,
Сальные шутки гулящей братвы.
Ах, почему ваши губы так алы,
И почему так ресницы длинны.

Я повидал много женщин красивых,
Но обходил стороной женский плен.
Вы же другое, вы чудо, вы дива.
Я проиграл, я у ваших колен.

Падает снег на каштановый волос,
Где-то вдали оживает заря.
Падает снег, падает снег.

Ни банкир я, ни владелец фабрики,
И не импортирую тряпье.
А мои заслуженные гаврики
Самое конкретное жулье.

Но наследили где-то мальчики, 
И вот такие, брат, дела.
Лежат в архиве наши пальчики, 
И фотография моя.

И если что-то где случается,
А мы, к примеру, ни причем.
Но наши пальчики сличаются
Каким-то бдительным ментом.

Пальчики, пальчики, пальчики, пальчики,
Пальчики, пальчики, мои.
Пальчики, пальчики, пальчики, пальчики,
Пальчики, пальчики, мои.

Колумбийцы к нам сюда не сунутся,
Cosa Nostra тоже – не вопрос.
Воспитала нас родная улица,
На которой даже Беня рос.

Все давным-давно уже поделено,
И сто лет как не было войны.
И почти такие как у Ленина,
Носят кепки наши пацаны.

А друзья у нас муркеты старые,
Вечно пропадавшие в делах.
Дерет Беня барыши немалые
Где-то на оффшорных островах.

Но и там, согласно всем традициям,
Целый день без отдыха и сна
Их пасет не русская милиция,
А из Интерпола мусора.

Она сказала, что на вилле в Ницце
Со мной готова летом отдыхать.
Ну как в такую бабу не влюбиться,
Но как тут на обочину не стать.

И я расправил паруса, 
И улетел на небеса.
А там архангел Гавриил 
Мне по секрету сообщил,
Что эта тема не моя.

Она привыкла кушать в ресторанах,
Где собирается сплошная знать.
Никто из наших местных хулиганов
Не смог бы там нормально погулять.

Катается она на Ягуаре
За сотни две зеленой чепухи.
И, очевидно, в ейном будуаре 
Полным-полно бриллиантов и галды.

Она сосредоточила вниманье
На том, что мог бы быть покрасивей.
И то, что получил образованье
За партами Колымских лагерей.

А также не общаюсь по-английски,
И как бы мог бы сделать маникюр.
И то, что злоупотребляю виски,
И не ношу одежду от кутюр. 

Я понял все без лишнего намека,
И без проблем включаю задний ход.
Любовь пришла внезапно, но жестоко
Пошла ко дну как старый пароход.

Желаю Вам приятных сновидений,
Любви и страсти бурный океан.
Вам подарил минуты откровений
Московский вор по прозвищу карман.

И плавится асфальт в моем дворе,
И как в мультфильмах, голубое небо.
И, кажется, что больше на земле
Нет холодов, дождей, зимы и снега.

Пекло в нашем городе не бывало ранее,
Ходят слухи вроде бы, божье наказание.
Кто ответит, знатоки или дилетанты:
«Ну как живут в Израиле наши эмигранты?». 

Потеет участковый на посту, 
Но бдительность при этом не теряет.
И около вокзала на углу
Мороженое безнадежно тает.

И матерят погоду шофера,
В кабинах за баранкой не до смеха,
И рано пожелтевшая трава
На клумбе полегла у политеха.

И, очевидно, от такой жары
Плывут мозги у наших депутатов.
И оттого законы так слабы,
И потому так путаны дебаты.

И ждут в стране хоть легкого дождя
Колхозники, бандиты и банкиры.
И пишут журналисты почем зря:
«Виной всему озоновые дыры».

Вот замутил, мне нравится, теперь ему считается,
Мавроди точно знает где живет.
И сносит население родные сбережения,
И верит, и надеется, и ждет.

Я постою на перекресточке,
Холодный ветер мне ломит косточки.
И верю я, все поменяется,
А кто успел, тому считается.

Пройдусь по грязным улицам, вокруг интересуются, 
А ни чеченец ли, не партизан. 
Вздыхает с облегчением, и документ с почтением
Мне возвращает строгий капитан.

А может в клуб с эротикой, а может быть экзотики, 
Поесть морских, невиданных страшил.
В Москве все появляется, и только люди маятся,
Которых Бог деньгами обделил.

Вот господа приличные с крестьянскими обличьями,
Зато в Версаче с ног до головы.
С раскормленными девками икрою и креветками 
Веревки вьют из города Москвы.

Эх, казаки с лампасами, вьетнамцы с ананасами,
С тележками толпятся челноки.
Румяные и бледные, богатые и бедные
Гуляют по столице Москвичи.

Прошлый год, прошлый год улетел за поворот.
Прошлый день растаял, 
Лишь в памяти след оставил.
Лишь в памяти след оставил. 

Как все поменялось на нашем насиженном месте,
Вдоль пляжа ларьки с ограниченным выбором вин.
А в прошлом году по аллее гуляли мы вместе,
Блаженно вдыхая так сладко цветущий жасмин.

Автобус привез белокожих английских туристов.
Спускается к пляжу бригада залетной братвы.
Томятся в тени загорелые горе-таксисты,
Надеясь на щедрых клиентов из сытой страны.

Плановая, плановая, симпатичная такая,
Стройная девчонка из Баку. 
Плановая, плановая, симпатичная такая,
Для тебя я больше не пою.
Плановая, плановая, симпатичная такая,
Стройная девчонка из Баку.
По ночам все время снится мне восточная царица
В темно-фиолетовом дыму.

Это было летом прошлым, 
Очень жарким, очень пошлым,
И горячим, как огонь в аду.
Виноград, засохли розы,
И твои катились слезы
Вниз по шоколадному лицу. 

Я уехал раньше срока,
Жизнь порою так жестока,
Разбросала, разнесла людей.
Но в глазах читал я фразу:
«Возвращайся, пусть не сразу,
Возвращайся хоть на пару дней».

А за окном бегут деревья вдаль.

|Свистит гудок у машиниста,

|Играя на мою печаль.

В который раз меня уносит время,

А ты привыкла, ты сидишь и ждешь.

|А ты свое уносишь бремя,

|И на дорожку испечешь.

Как далеки мы в этом шумном мире,

И где-то на четвертом этаже

|Сидишь ты в маленькой квартире,

|И вспоминаешь обо мне.

Чаек приносит проводник унылый,

На подстаканниках локомотив.

|И бьют колеса что есть силы,

|Чечетку на чужой мотив.

Москва, вокзал, встречают на перроне

Меня друзья: у них ко мне дела.

|И оставляю я в вагоне

|Обрывки твоего письма.

Им кто-то заказал Литовского банкира,
История давно известная Москве.
И вот у них с собой коробочка тротила,
И дистанционный пульт в натруженной руке.

Стоят они и ждут, но нету Мерседеса,
К которому б они приделали тротил.
Ну где ж ты загулял, финансовый повеса,
Кого же ты намедни закадрил.

Тем временем банкир с самой Мисс Таганрога
На даче у друзей культурно зависал.
Откуда ж знать он мог, что друг его, Серега,
Чтоб все долги списать, коллегу заказал.

Приехал бы домой как верные мужчины,
Приделали б ему систему под капот.
Когда бы утром он завел свою машину,
Взлетел бы как Литовский самолет.

История потом закончилась печально:
Не ехал тот банкир, поверивший в судьбу,
Васек нажал на пульт, конечно, машинально,
И грянул взрыв у дома на углу.

Кто рядом наблюдал ужасную картину,
Запомнили парней, гуляющих без дел.
Потом раздался взрыв, и в ближнюю витрину
Летят фрагменты ихних грешных тел.

А дальше журналист в «Московском комсомольце»
Нехитрый сей сюжет по-свойму описал.
Он говорил, что два чеченских добровольца
Решили подорвать в Москве квартал.

Её смело волною эмигрантской,
А я тогда в тюрягу залетел.
И вот она живет в раю Маланском,
А я теперь в Одессе не у дел.

Но каждый день иду я в порт,
И вижу там видение:
Её заморский пароход
Вернул мне на мгновение.

Мне говоря: «Она тебя забыла»,
За столько лет чиркнула б две строки.
В Нью-Йорке у нее большая вилла,
Поднялись, видно, круто старики. 

И ухажеры все на Мерседесах,
И все в порядке с кровью голубой.
В Нью-Йорке она первая невеста,
А ты в Одессе фраер никакой.

Мне так в Одессе все напоминает
Её глаза, походку, стройный стан.
Мне говорят: «Такого не бывает»,
Я, кажется, не верю в это сам.

И на устах вкус персиков все тот же,
И слышится знакомая молва.
Но мне чего-то не хватает все же,
Тому виной, как видимо, она.

Легкой дымкой голубое.

Я пришел, я гость случайный,

Ты мне дверь свою открой.

По-осеннему острыми каплями колет дождь, уходящий день,

Я хочу возвратиться назад и найти тебя в прошлом.

Что-то шепчет луна, и на улице вижу опять я чью-то тень,

Это наша любовь возвратилась непрошено.

Ты меня, я тебя, уже не ждала,

Не хотела, не хотел, видеть вновь.

Только в окна постучала, наша старая любовь.

Ночь пройдет, невзгоды тоже,

И закончатся дожди.

Стали мы на миг моложе,

Мы из прошлого пришли.