Как много дыма и огней,
И дети плачут у дорог
Но как поверить в это ей,
Сплетая свадебный венок?
Что где-то там земля горит
В тот самый день, в тот самый час,
Когда фотограф говорит,
Что птичка вылетит сейчас.

Меня еще на свете нет,
Лишь тайный блеск в ее глазах,
Мне суждено увидеть свет,
Когда в них будут боль и страх.
Где мой отец, куда идет,
В каком аду, в каком бою?
Его сухой от жажды рот
Целует, мама, тень твою.

Как удалось тебе тогда
Сдержать отчаяние и гнев?
Ведь уходил он навсегда,
Шинель безропотно одев.
Но с глаз упала пелена,
Красивых слов растаял чад.
Осталась правда лишь одна,
Что не вернется он назад.

Кто объяснит все это мне,
Кем приговор произнесен?
В другой стране, с ножом в спине
За что погибнуть должен он?
Ведь жизнь сулила столько дел,
И он любил отца и мать.
И видит Бог, он не хотел
Ни убивать, ни умирать.

На землю вылей этот яд,
Сломай тугую скорлупу.
Не напоит вся кровь твоя
Гранитных идолов толпу.
Чужого неба злая муть,
Чужие взгляды позади.
Ты там не нужен никому,
Не уходи, не уходи.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Марсель Марсо мешает краски,
Чтоб скрыть лицо личиной маски.
И сделать шаг, и вдохновенно
Взлететь, как флаг, над черной сценой.
    Печальный клоун, марионетка,
    Вокруг тебя невидимая клетка.
    И ты в ней бьешься, изнемогая,
    Грозя в бессильной злобе небесам.

Кропить из раны железо прутьев
Найти изъян и разогнуть их,
Забыть как сон все, что немило,
Вздохнуть озон иного мира.
    И вдруг, о, ужас! Конец надежде!
    Ты снова в клетке, чуть больше прежней.
    Ты думал, пьешь ты вино свободы,
    Но посмеялись люди над тобой.

Замкнулся круг, согнулись плечи,
Повисли рук немые плети.
И смысла нет кипеть и драться,
Чтоб снова в клетке оказаться.
    О, неужели тебе смириться,
    И этот мир - лишь клеток вереница?
    И за решеткой опять решетка,
    И за надеждой - тысяча надежд?

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Нет начала в этой сказке,
Время близится к развязке,
Уезжать пора мне, кончены дела.
Не смотри с такой мольбою
Мы не встретимся с тобою,
Я случайно в этом городе была.

Ждет скитальцев безутешных,
Всех неправедных и грешных
Дивный город в дымке голубой.
Защитит он от огласки
Наши краденые ласки,
Нашу беспризорную любовь.

Тонкий пепел сигаретный
Упадет на пол паркетный.
Зыбкий сон гостиниц, лестница, этаж.
Ты ведь мой счастливый случай,
Стала я такой везучей.
А любовь, мне дома скажут, - это блажь

И сочтут мой трепет птичий
Нарушением приличий
И порвут единственную нить.
Их железная когорта
Остановит даже черта,
Ничего нельзя тут изменить.

В сигаретном фимиаме
Этих дней осталась память
Сладкий дым пьянит, как сладкое вино.
Не грусти, мой ангел черный,
Пусть звучит аккорд мажорный
А любовь? Ну что ж, мой друг, не суждено.

Видит Бог, я не повинна,
Поступая, как мужчина,
Предавая цвет любимых глаз.
Мы мужчин так строго судим,
А они ведь тоже люди,
И хотят любви не меньше нас.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Хрупкий мостик фанерный
вдоль тяжелой реки,
жизнь течет здесь лениво,
полусонным потоком.
Только запахи что-то
как в дурмане сладки,
и дикарские травы
поднялись выше окон.

Ни души не нашли мы
в заповедной черте,
лишь деревья качались
ладони раскинув.
Травы гнулись под тяжестью
собственных тел,
осторожные взгляды
посылая нам в спину

Ты сказал: - Не пугайся,
опасности нет,
но как бледен твой лоб
и глаза почернели.
Все прошло, - говоришь ты,
а стонешь во сне,
когда жадные травы
продираются в щели.

Здесь в садах даже в камне
просыпается страсть,
все живое плодится
и рожает уродов.
Здесь надолго остаться -
значит, в травах пропасть,
захлебнуться в тяжелых
светящихся водах.

Мы чужие с тобой
в этом свальном родстве,
зраки змей говорящих
так и жгут из-под века.
Лица яблок призывно
шевелятся в листве,
все дрожит в вожделенье
соблазнить человека.

Мы закроемся в доме
клок травы подожжем,
пусть горят в нашем лоне
все грядущие войны.
Жизнь окончена, трижды
этот круг завершен,
не жалей нас, природа,
мы тебя не достойны.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

С неба льется ночь.
В путь, несмотря на дождь.
Чуть горит край небес.
В даль, там где сто дорог
Дай тебе счастья Бог
Знай, будут все, дружок,
Вслед кричать тебе:

    Куда идешь, твои песни - ложь,
    Твои сказки - бред, а счастья нет.

Там, где закат горит,
Так океан шумит
В такт за кормой поет вода.
Брось этот старый дом
Прочь за своим руном
Вместе с тобой уйдем вдвоем.

    Мне прости - я умру в пути.
    Этот мир жесток, счастья не найти.

Эй, погоди-постой,
Эй, я пойду с тобой.
Мир этот слишком плох.
Где другой?
Нет, счастье может быть
Мне без него не жить.
Там я найду ответ,
Пусть кричат мне вслед:

    Куда идешь, твои песни - ложь,
    Твои сказки - бред, а счастья нет.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Во зеленом во лесочке
да на кочке на пенечке
собралась лесная нечисть
Ведьму замуж выдавать.
Все судили да рядили:
много ль золота добыли,
ни кого ль не позабыли
да на пир хмельной позвать.
    А она сидит на камушке,
    косы черные распущены,
    и горючие слезиночки
    прожигают трын-траву.
    И русалки сероглазые
    ей плетут венки зеленые
    и фатою паутинною
    покрывают ей главу.

Сало ели, водку пили,
песни гнусные вопили,
Черномора подбивали
улететь с невестой в лог.
Да жених попался ловкий,
сделал петлю из веревки,
так досталось старикашке-
два часа взлететь не мог.
Тут примчались вурдалаки,
учинили всюду драки,
началась такая свалка-
только ноги уноси.
Черти вылакали зелье,
и пошло у них веселье.
Утром Леший чертыхался,
развозил их на такси.
    А она сидит на камушке,
    косы черные распущены,
    и горючие слезиночки
    прожигают трын-траву.
    Ой, не сладко будет замужем,
    не завидуйте, подруженьки,
    не видать мне вольной волюшки
    ни во сне, ни наяву.

Пока дети веселились,
кто постарше - удалились,
не под силу в их-то годы
безобразия терпеть.
Обсудить бы им делишки,
перекинуться в картишки,
да за чаем с пирогами
песни старые попеть.
Кот раскладывал пасьянсы,
Змей Горыныч пел романсы,
а потом Кащей Бессмертный
прочитал свои стихи.
Так как пьян он был отменно,
получилось откровенно:
Не ходите, девки, замуж,
Не женитесь, мужики!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Мы расстаемся без страданья -
Звонок, пять слов и до свиданья.
И вот я в комнате пустой
Сижу одна у телефона
И в глубине его бездонной
Как эхо, гаснет голос твой.

Я не в обиде, как иначе,
Ведь ты желаешь мне удачи.
Да будет жизнь моя легка
Да буду я теплом согрета,
Последний звук растаял где-то
На необдуманном Пока.

О, я согласна, все резонно,
Зачем сидеть у телефона.
Но рассудительность моя
Смешна в разумной этой жизни,
Но как счастливой быть, скажи мне,
Я не умею без тебя.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Баю-баю-бай, далеко родимый край,
Не добраться в землю Божью по пескам, по бездорожью.
Баю-баюшки-баю, будешь жить в чужом краю,
Проклинать родную землю, ненавидеть кровь свою.
Но, пока ты жив, кровь не выструишь из жил,
И за это твои братья будут слать тебе проклятья.

Баю-баюшки-баю, пить отраву горькую,
Таять свечкой восковою, кровью течь по острию.
Господи, твой черед - кто же сына заберет?
Мой народ, что в сердце ранен или рыцарь-христианин?
Баю-баюшки-баю, не узнаешь мать свою,
Когда легкими крылами твое сердце обовью.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                        Посвящается Булату Окуджаве

Этот город холодный и странный,
И снег под ногами хрустел, как стеклянный.
Замерзшие стены в неоновых бликах,
И черные тени дрожали на лицах.
И все в этом городе мне не понятно,
И лица похожи на черные пятна,
И я в нем подобна испуганной мышке -
Озябшая девочка в сером пальтишке.
    А улицы в сумраке тонут,
    Машины летят по бетону,
    И люди - чужие, чужие
    Молчат отрешенно.

И вдруг я проснулась - и город случайный
Под небом лазурным запел, как хрустальный,
И страшные лики луч солнца стирает,
И в парке далеком оркестрик играет.
Звенит под смычками мелодия эта,
Оправлено в теплую музыку лето.
И я улыбаюсь, и кто-то смеется,
И плавно соната волшебная льется.
    Но город затоплен враждою,
    Как будто стоит под водою,
    И я от него уплываю
    Звездой ледяною.

Он снежными иглами душу калечит,
Он холодом скован по самые плечи,
А мне, как всегда, не хватило билета
Туда, где не мерзнут, где вечное лето.
Где в парке далеком играют сонату,
И добрый волшебник идет по Арбату, .
И в крике не нужно из сил выбиваться,
Если захочешь за руки взяться.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Мы смертельно больны,
Наши дни сочтены-
Не дожить до весны.
Что же будет когда
Мы уйдем навсегда
С нашим маленьким сыном?
Нас бронхиты сосут
И бросают на суд
Бесконечным ангинам.
Мы тоскуем вдвоем,
Травы горькие пьем,
Ангел, хоть помоги нам.
    Пусть придет весна ливнем тепла,
    Пусть солнце снега растопит до тла.
    А осколки зеркал растопит лучом,
    Нет, милый мой Кай, мы не умрем.

Это солнце на час
Приоткрыло скучая
Глаза золотые.
И опять полумрак,
В сером небе игра
Колкой призрачной пыли.
В ледяном декабре
Мне тебя не согреть,
Все надежды пустые.
Как мы верить хотим,
Что за тысячу зим
Наша кровь не остынет.
    Вновь бьют холода, словно ножи,
    Дай мне мужество ждать целую жизнь.
    Дай, Боже, тепла моей стороне,
    Чтобы не умерла мечта о весне.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ангелы душу ребенка на крыльях несли,
Должен сегодня родиться он в лоне земли.
Плачет ребенок, не может он небо забыть,
Но непреклонны крылатые птицы судьбы.

Веет прохладой лесов предрассветная тишь.
Час твой пришел, ты на грешную землю летишь.
Райскою музыкой вслед тебе арфы звучат,
Золото крыльев сверкает в рассветных лучах.

Тает твой призрачный мир красоты и тепла,
Что же, земля, своим детям взамен ты дала? -
В поте лица добывать себе пищу и кров,
О, неужели на свете нет лучше миров?

Сажа и копоть - наряд твоей суши, земля,
Ложь и жестокость детей твоих душит, земля.
Плачет ребенок, и к ангелам в страхе приник.
Скоро услышит земля его горестный крик.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Уходить и приходить,
разлюбить и вновь влюбиться,
выйти замуж и любить,
плакать, ссориться, мириться.
Боже мой, за много раз
как же все надоедает,
в небе звездочка зажглась,
в доме девочка рыдает.

Для нее все это вновь,
что для нас обыкновенно:
и измена и любовь,
и еще одна измена.
Но не жалуйся судьбе,
все равно получишь мало,
кто бы мог желать тебе
отвратительней финала.

А у нас своя тоска:
то глаза болят, то ножки,
Не хватает молока
от кормежки до кормежки.
Пореветь бы мне с тобой,
только это не спасает,
эх, от жизни от такой,
молоко в груди скисает.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я сижу в потемках где-то,
в пальцах тлеет сигарета,
целый месяц до декрета,
мне курить запрещено.
    Как мираж неуловимый,
    жизнь моя проходит мимо,
    улетает струйка дыма
    через пыльное окно.

Возражая вредной моде
мое чадо колобродит,
я курю назло природе,
а еще тебе назло.
    Ты противный-препротивный,
    ты совсем не объективный,
    и не взгляд твой негативный,
    просто мне не повезло.

За окном мелькают лица.
люди ходят разводиться,
а вон тот идет жениться,
если глупый - пусть идет.
    На меня же строго глядя,
    скажет так суровый дядя:
    Всем толстушкам по закону
    запрещается развод.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                        Посвящается Марине Цветаевой

- Что ты плачешь, сестра, опустила глаза,
И на пальцах дрожит, остывая, слеза?
Словно камень в кольце, что любимый принес,
И упало на грудь ожерелье из слез.
    - Я не плачу, дружок, просто дрогнула тень,
    Затянулся ожог от разлук и смертей.
    Но любимого нет, ни обнять, ни забыть,
    Я печали его нанизала на нить.

- Что ты плачешь, сестра, грусть-тоску затая,
Где тепло губ твоих, где слезинка твоя?
Словно нежный цветок на чужбине росла,
А теперь во снегах умирать без тепла.
    - Я не плачу, дружок, просто ветер в лицо,
    Со слезинкой своей потеряла кольцо.
    Укатилось в края, где сердца, как гранит,
    Там слезинка моя тонкой ниткой звенит.

- Что ты плачешь, сестра, на щеках твоих соль,
Наземь падает сын самой черной слезой.
И нельзя помешать мертвой плоти истлеть,
О, зачем ты, сестра, наклонилась к петле.
    - Я не плачу, дружок, высох горький родник,
    Дорогие мои, наша Русь в нас одних.
    И никак не поймешь, по своей ли вине
    На родимой земле, как в чужой стороне.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

По сонному Парижу - обители химер
Идет безумец желчный Шарль Бодлер.
Любовь поэта не спасла, цветы невидимые зла
В ночной туманной тишине терзают ноздри все сильней.
И тонким жгучим острием до сердца запах достает.

Плетется он, как пьяный, иль не в своем уме,
И громко богохульствует во тьме.
Змеиный город слеп и глух, и что угодно можно вслух,
Бредет по лужам он, глумясь, и капли слез роняет в грязь,
И равнодушно божество проклятья слушает его.

В ушах его рычанье и лязганье клыков.
Куда бежать от своры дураков?
Одна бессмертию цена - пить чашу глупости до дна,
И закрывать не вздумай рот, насильно кто-нибудь вольет.
И что ни век - один сюжет, черна звезда твоя, поэт.

По улицам Парижа-обители химер,
Идет безумец желчный Шарль Бодлер.
Вожак опасных болтунов, ниспровергатель всех основ.
Бранясь, впадает в забытье, бредет в бессмертие свое.
Затих в веках туманный след, прости жестокость им, поэт.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Поручик Семенов - само обаянье,
Он вечером едет один на гулянье,
Он в кителе белом, прекрасен собою,
Готов он всецело к неравному бою.
    Сокрыть он не может волненье печали,
    Как только из дрожек увидит Крещатик.
    И улица станет светла от поклонов:
    Смотрите, смотрите, да это ж Семенов!

А я у окошка в печали, в печали,
Как едет он в дрожках смотрю из-под шали.
И с горечью думаю: знают соседи,
Что он за версту мои окна объедет.
Мой доблестный воин, простите, простите,
    Я стану такою, как Вы захотите.
    Я взбалмошна слишком, простите, мой витязь,
    Я буду, как мышка. Вы только вернитесь.

Ах, как бы тогда мы проехали в дрожках,
От зависти дамы бледнели б в окошках.
Вы в форме военной, я в платье с букетом
Ах, весь бы Крещатик шептался об этом.
    Мечты мои сладки, как облачко дыма,
    Гнедые лошадки проносятся мимо.
    Поломанных судеб, страданья и стонов
    Не будет, не будет, прощайте, Семенов!

Вот так б мы и жили, вчера и сегодня,
Ах, жизнь, дорогие, бездарная сводня.
Не слышать, похоже, мне свадебных звонов...
И все же, и все же, вернитесь, Семенов!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Мы чужие на этой планете,
Черной бездны заблудшие дети.
Занесло нас сюда ненароком
Звездным пламенем, адским потоком.
И летим мы, судьбу проклиная,
Словно искры нездешнего края.

Чужаки. Наша гибель и слава,
Нас вражда настигает, как лава.
За гордыню ли промысел Божий
Поселил нас у самых подножий?
Так не прячься, твой мир будет шаток -
Словно клейма горят меж лопаток.

Мы слабы, наши мускулы хилы,
В мир насилья пришли мы без силы,
Мы от зла его лечим веками,
Но опять нас зовут чужаками.
И удел наш - могильные плиты
И бессмертье, когда мы убиты.

Мы чужие на этой планете,
Почему же за все мы в ответе?
Злое время над нами витает,
Злое семя гнильем прорастает.
И дышать нам трудней год от года,
Дай нам, Боже, дождаться исхода!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Прости, мое детство, прости,
К тебе обращаюсь осознанно.
Хоть знаю, теперь уже поздно
Пытаться тебя обрести.

К твоим родникам наклонюсь,
Забуду усталость и грусть.
И в солнце твое окунусь,
Если к тебе я вернусь.

Как сладко ты манишь назад
К твоим берегам очарованным.
Приду я еще не целованным,
Не знающим слез и утрат.

Но нет, не зови и забудь.
Под звуки напева осеннего
От боли не зная спасения,
Тебя не могу обмануть.

Не жди меня и не грусти,
Твоих родников не найти.
К тебе затерялись пути.
Прости, мое детство, прости.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Эта ночь над землей
Распростерла тень крыла.
Эта ночь нас с тобой
В даль степную позвала.
Шорох трав, песня звезд
Не сравнятся с тобой.
Ты мне счастье принес,
Я отдам тебе любовь.

А в шатрах до зари
Спят цыгане крепким сном.
Ты смелей говори,
Не услышат все равно.
Братья спят, а коней
Я к ручью увела.
И скакун твой сильней,
Нас умчит он, как стрела.

А пока эта ночь
Словно пьяное вино.
Ты сегодня со мной,
А что завтра - все равно
Голосить будет мать,
Братья кликнут коней,
Только нас не догнать,
Кнут отца не страшен мне.

Эта ночь над землей
Распростерла тень крыла.
Эта ночь нас с тобой
В даль степную позвала.
Так целуй, дорогой,
Чтоб любовь сердце жгла.
Эта ночь, как огонь,
Я к утру сгорю до тла.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ты уходишь, ты уходишь,
Мне тебя не удержать.
Словно отзвуки мелодий
В струнах памяти дрожат.

Эти струны зазвучали вдруг,
Почему же в них печали звук?
Кто ответит, кто ответит,
Почему?

Ты уходишь. Это грустно,
Так ручей у ног звенит.
Не закрыть ладонью русло,
Только пальцы леденит.

Вдаль уносит свой хрустальный звон,
Почему же убегает он?
Кто ответит, кто ответит,
Почему?

Ты уходишь, и напрасно
Улыбается весна.
И мелодия погасла,
Словно порвана струна.

Боль забытую напев принес,
Но моих ты не заметишь слез.
Не заметишь, не заметишь.
Почему?

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

О, не плачь, не зови,
Этот мир весь в крови.
Он летит, летит, безумный мир.
Подожди, остановись на миг!

Посмотри, как закат багрян,
Как под солнцем расцвел тюльпан.
Подожди, оглянись,
От безумья очнись!

Но кричу в пустоту,
Он горит на лету.
Шар земной войной дотла сожжен.

Этот мир, он с ума сошел,
Только звезды стынут в черной тьме,
Видно звезды не в своем уме.
И куда ни взгляни - лишь безумные одни.

Так не плачь, не грусти,
Этот мир не спасти.
Слышу я его предсмертный крик,
Он умрет, этот злой старик!

Не печалься, он не стоит слез,
Слышишь - ветер детский крик принес.
Наши дети, может быть,
Мир сумеют возродить.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Веселый праздник Симхас-Тойре
Заходит с вечера на вторник,
И, голосам гортанным вторя,
Звенит струна в просторе горнем.
Играют в розовом чертоге
Гобой и арфа на рассвете,
Пока евреи в синагоге
Толпятся, радуясь, как дети.

А перед входом ненадолго -
Ну как же не остановиться! -
Старик в ермолочке из шелка
Уже заглядывает в лица.
И с кем-то близится свиданье,
И грусть окон неодолима...
Играют арфы над садами
Иерусалима.

Плывет над городом истома,
Над жаркой далью неоглядной,
И солнце гладит стену дома
Веселой тенью виноградной.
Ах, стать бы чуточку счастливей
Под златострунною октавой!
Давай обнимемся, майн либер,
На этой улочке картавой.

Под звуки арфы и гобоя,
Под взмахи ангельского жезла
Давай обнимемся с тобою,
Пока виденье не исчезло.
Уже темно в тени оливы,
Еще светло молиться Богу...
Давай обнимемся, майн либер,
В толпе у входа в синагогу.

Пока вокруг смеются люди,
И нас хранит рука Господня,
О том, что завтра с нами будет,
Зачем печалиться сегодня!
И мы не сломлены годами
И жажда жить неутолима,
Ты слышишь арфы над садами
Иерусалима!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

На гладкой, полированной
Поверхности стола
Смешная обезьянка
Пучеглазая жила.
Лохматая и странная
Мартышка деревянная
С глазами, словно черная смола.

Печально и доверчиво
Глядит она в окно.
Ей хочется спросить:
Ну почему Вам так смешно?
Конечно, я забавная,
Но разве это главное?
А людям почему-то все равно.

Умеют обезьянки
Деревянные страдать,
И капают слезинки
В полированную гладь.
Грустит она, терзается,
А люди улыбаются,
А людям это вовсе не понять.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.