Соткан весь мир из печали
(из ностальгии – иначе).
Песни едва отзвучали –
Я же по ним уже плачу...

Люди, спешащие мимо,
До удивленья беспечны,
Мы же - неповторимы!
А разминемся – навечно!

Мы с тобой – разминулись,
Встретиться пообещались.
Ты мне едва улыбнулся –
Я и с улыбкой прощаюсь...

Этой улыбки лучик
Вечно со мной пребудет.
Будут другие – лучше.
Только такой – не будет.

И – никакими слезами
Этой тоски не излечишь...
Жизнь – словно вся на вокзале –
Вечные проводы-встречи...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Струна ножом вспорола тишину,
И музыка, как кровь, пошла толчками...
Но сердце одиночества все билось,
Медлительною истекая кровью.
А голос – он бинтом пытался лечь...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Сударь, вы – полубог?
Сударь, вы – телепат?
Мыслей я не читаю.
Слова - невпопад.
Вас убили напрасно?
Воскресили не в срок?
Вы увязли в тоске
Наших битых дорог?

Ты – из этого мира.
И не рвешься в иной.
И не дышит судьба
У тебя за спиной.
И – ни предназначенья,
Ни спасения нет.
Этот мир. Этот сумрачный свет.

Эта готика
Старых-престарых дворов,
Этот странный
В своей вертикальности кров,
Этот струнный,
С настройкой дождя, клавесин,
Это время – ни страха, ни сил,

Где сквозь стрельчатость мира
В чужое окно –
Взгляд, улыбчиво-зыбкий
И зябко-иной,
Тень крыла и возмездья
На кресте дальних звезд...
На земле – ни хозяин, ни гость.

Взгляд – от неба до неба.
От печали – к тоске,
То ли был, то ли не был,
Увязая в песке,
Где песчинкою совесть,
И песчинкой – звезда...
Не дописана повесть –
Некогда... Никогда?

Ты – от этого мира.
До того ли тебе?
Окровавленный гвоздь
С запредельных небес
Не минует твоей
Беззащитной руки...
Отрекись?! Отвлеки!

Отвлеки свои грозы
От мира сего,
Осуши свои слезы
Над несчастьем его,
Все, кому ты был нужен, -
Уже вдалеке...
Ни следа на безбрежном песке...

Где песчинкою – подлость,
И песчинкою – ложь,
Где подальше положишь –
Поближе возьмешь...
Если мир этот стоит суда твоего –
Ты от мира сего.
И над ним – ничего.
Никого.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Так запросто, как пища на обед,
Явился стих. Но я им не питаюсь –
Я так же, как и многие, шатаюсь
По берегам озер, которых нет.

И не пытаюсь отзвуки ловить,
И не хватаю воздух жадным взглядом,
Но повисает беспощадно рядом
Неясно кем распутанная нить.

Так запросто, как фраза даждь нам днесь...
Не собирала камни, не бросала.
Слова писала ли? Себя спасала?
Услышала – спасительную весть:

Неистребим и стоек дух пути.
В реальности ли, или в смутной дали
Находим тех, кого мы не искали,
А ищем то, чего нам не найти.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Там, где тропинка из иных веков
Во тьме сияет –
Стремленье легконогих ветерков
Во мглу окраин.

Там, где сиянье из миров иных
Во мгле струится –
В желаний клетку не заключены
Свободы птицы.

Кричат... Вы слышите, еще кричат
О невозможном?
Их крик – как писк покинутых волчат
В пыли дорожной.

Неосторожный вздох – и звук иной
Со дна удушья –
Бесплотный трепет плоти неземной
И непослушной

И неподвластной всем законам бытия
И небылицы,
Где просветленны будем ты и я
И неболицы.

Небесных лиц к окраинным ветрам
Светло стремленье,
Как стад земных в свободы вечный храм
Прыжок олений...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Темна во облацех вода
И нет конца пути.
И кажется, что никогда
К согласью не прийти.

С собой ли, или с божеством
(Что, в сущности, одно?)
И в ад ли, в рай ли – в вечный дом –
Не врата, но – окно...

От колыбели до окна...
Да разве ж это – цель?
И оттого темным-темна
Вода во облацех.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ах, высоко-высоко,
Куда не достанет взгляд,
Призывней родимых окон
Три эти звезды горят

Среди грозы ли, угрозы –
Не спрячешь любовь в душе.
Да будет вечен набросок
Трех звездных карандашей!

На волнах девчонка пляшет,
Кораблик идет ко дну,
И дальнего берега краешек
Встречает свою волну.

И дела мне нет, пожалуй,
До чьих-то забытых слез.
Но сердце изгрызла жалоба
Скулящих во тьме колес,

Где молнии землю с небом
Пытаются наспех сшить...
И если все это – небыль –
Не стоит дышать и жить.

Не стоит... Но и умри я –
Останутся на века
Три женщины, три Марии –
Из будущего рука.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Уходят деревья в горы –
Непонятые, как песни,
Чтоб мерзнуть на скалах голых
Хранителями созвездий,

Под желтою кроной рассвета
Укачивать в ветках ветры,
Под песню березки светлой
Сурово шагают кедры.

Как горько над степью голой
Петь птахой-звоночком; если
Выходят деревья - в горы,
Как в горло выходят песни.

...По-детски нетерпеливы,
Склевали с ладони слепо,
Как теплый кусочек хлеба,
Рассвет мой последний ивы...

Признаньем ли, укоризной –
Вопрос не врасплох застанет:
Когда ты уйдешь из жизни –
Каким ты деревом станешь?

Растрепанной и нелепой,
Неужто стоять веками,
Запутавшись кроной – в камне,
Корнями – взметнувшись в небо?

Возможно, еще не скоро,
Возможно, лишь после смерти,
Я вырвусь – хоть веткой! – в горы,
Встречать раскаленный ветер!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Чем отдаленней, тем печальней
Стоит мой град над головой.
Расцвечен гибкими свечами
Безукоризнейший конвой
На пристани воспоминаний,
В заливе призрачных огней,
Чем отдаленней, тем печальней
Мотив его звучит во мне...

Чем отдаленней, тем печальней...
Потом приходит немота.
И вновь уснет на дне отчаянья
Невоплотимая мечта.
Но все звучит, навек отчалив,
Все отдаленней, все печальней...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Что нам ночи, что дни во мгле,
В мире, где даже день не прожит?
Мы одни на этой земле –
На любой из земель, быть может.

Что нам солнца ориентир,
Что нам дикая звездопляска?
Боги смотрят на этот мир
С любопытством куркового лязга.

Боги смотрят. Что нам до них?
Ведь они нам даже не снились.
Нам иная явлена милость,
Нам иной приглянулся стих.

Что нам ночи, что дни во мгле
В мире, где даже смерть не свята?
Пусть не мы убивали брата –
Братья мертвы по всей земле.

Что нам ночи, что дни во мгле
В мире, где даже дом непрочен.
В безрассудности тихой ночи
Мы одни на этой земле.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я не буду ничего менять.
Это сказка. Но не про меня.
Это песня, но не со мною спета.
Это свет не моего огня.

Это гарь чужого очага,
Это след иного сапога.
Это солнце совсем другого лета.
Я им не судья и не слуга.

Я тебя с собою не звала,
Я с былым тебя не развела.
Там не ты остался – ты же знаешь.
Ты – другой. Вот все, что я могла.

Ты – другой с тобою прежним, вы
Сядете среди густой травы
Вечности. Потом ты все исправишь.
Целый ты. Но без меня, увы.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                     Больше, чем надо, не будет...
                            (Неизвестный.)

Звезда отчаянно-смелая
Над сумраком одиночества...
Что б я теперь ни сделала –
Большего хочется.

    Силы черные, силы белые,
    Большего хочется.

Темно величье отчаянья.
Святынна благость терпения.
В свистке вскипевшего чайника
Услышу райское пение.

Растравите душу ветрами –
Отдайте мирам пророчества.
О, краски заката рассветные,
Большего хочется.

    Силы темные, силы светлые –
    Большего хочется.

Играет роль постороннего
Хранитель закона волчьего.
Гармония ли, ирония –
Хочется большего.

Все мифы, сказки, предания
Навеки нас заморочили.
Вина ли моя, беда моя –
Хочется большего.

    Силы вечные, силы странные,
    Хочется большего!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

(Ах, что за темы бродят по безтемью!
Ах, что за твердь в сей пустоте сокрыта!)
Моей душе не хочется быть тенью.
Ее дороге – выбоин да рытвин,
Ее ногам – водянок да мозолей,
Ее глазам – бессонницы и боли
Ежеминутно, вечно не хватает.
И оттого, бессмертная, летает...
Витает в облаках, кочует в чумах,
Беседует с Гомером иль с Кучумом,
Ей заболеть бы, да с температурой,
Чтоб запретили эту физкультуру.
Ее бы в клетку праведной морали –
Да слишком много ей всего наврали.
Цветов нарвали, травок насушили
И белой ниткой раны ей зашили...
Свобода – рай нездешнему растенью,
Но я – устала быть ее лишь тенью.
На плоской стенке здешнего застенка
(Стена тонка: пробей – и в облака!
Но задрожит реальная рука).
Ах, что за тени бродят по безтемью!
Безтеменье и свет – тень и оттенки...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ни кусочка пустоты –
Только тени и оттенки.
Я поставлена у стенки
Неминуемой беды.
Облекаю в пустоту
То, что плакать заставляет.
Душу телу оставляю,
Но не отведу беду.
Отвести ее? Куда?
Где-то плачет в полумраке
Об оставленной Итаке
Наземь павшая вода.
Я боюсь – себя? Тебя? –
Отвратительно. До дрожи.
Только это мне поможет
Не бежать, лишь затрубят.
Что за дело мне до дел,
Что грозят на днях и грезят?
Что за них меня повесят?
Что листок не долетел?
Что сказать хотите мне,
Нарисованные лица?
Что душа не возвратится,
Если сердце не в огне?
Что душа не превратится,
Обличенная стихами,
Ни в проснувшуюся птицу,
Ни в набег косы на камень...
Пусть – пустым, мечтою – меч.
Крылья в ранах – раны в крыльях?
Застываю от бессилья
Смысл речей в слова облечь.
Облачаю в облака
Слов туманные громады –
Слишком грубо, слишком надо,
Слишком холодно пока.
На сомнительной границе
Между надо и нельзя
С грацией бескрылой птицы
Отречения скользят.
Отреченные куплеты,
Обреченные миры.
И сразиться бы, да нету
Здесь ни сказки, ни игры.
И не веря в приказанья
Неродившейся мечты,
Спотыкаюсь на признанье
Свежесозданной беды.
Шесть часов пришли и пали,
Как расплавленный свинец.
В грохоте стотонной стали
Подплывает мой конец.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Имеет смысл уйти от чепухи.
Имеет смысл опять в нее свалиться.
Я – изнутри и я – снаружи. Лица
И старые и новые стихи.
И сквозь миры текущая река,
И два глотка постигнутой стихии
Меня простили и в себя впустили,
И дали вкус чужого языка
И молока, и света дальних звезд,
Берез пространство – это и иное –
Со мною в странствиях случайных зноем
Полусожженных светлых полуслез.
Стрекоз земных отринутый хрусталь,
Печаль и эхо вздыбленных соцветий...
Мы дети всех, кто говорит Владейте
Собой и ветром, и смотрите вдаль...
Собой и эхом гибнущих миров,
И голосами нового рожденья.
О, эти тени! В дальнем сновиденье
Ищу секрет произнесенных слов!
Неугасимы искры бытия,
Созвездья, листья, отзвуки, печали
(Огонь в конце ли? Слово ли в начале?)
Такого света не просила я.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

И руны, и струны, и строки
Тревогу таят, тревогу.
Букет огоньков далеких
Тебе соберу в дорогу.

Не будет долгих прощаний
И горечи поцелуев.
Я даже дальние страны
К судьбе твоей не ревную.

Уходят тревоги к морю,
А к дому стремятся птицы.
Уходит, уходит горе –
И больше не возвратится.

И будут струиться строки,
И звуки проснутся в струнах.
И странника взгляд далекий –
Тревожный. Спокойный. Юный.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

И снова закрылись небесные двери:
Ни чувства тревоги, ни вкуса потери.
Чужое веселье, потерянный вечер,
Себя ощущаю потушенной свечкой.
Тебя ощущаю горячей щекою.
Не тешить друг друга мечтой о покое.
...Свечение снега за окнами тает.
Ищу ли внутри затаенную стаю?
Таю ото всех тебя (вера ль? Мечта ли?)
Мы стали родней, но светлее – не стали.
Ни шага вперед, ни топтанья на месте...
Какой из иллюзий обязаны честью?
Какою из истин нас держит пустыня?
Простили миры, а себя – не простили.
Прощались с мирами на цыпочках, ночью,
Любили их спящие мирные очи,
Но все ж покидали их, слезы глотая.
Крестили дорожными злыми хлыстами
Свои затаенные воспоминанья.
Что сбудется дальше – то будет не с нами.
То – с нами забытыми канет в печали.
Мы станем роднёй. А сначала – прощанья.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

И собственной тревоги не любя,
Ты – пишешь песни, иль они – тебя?
Застыло возле сказанное слово,
Готовое лететь – уже? Пора?
Но рядом – нерожденное вчера.
И далеко до завтра, до утра,
И день – не даль, и утро – не основа,
И, собственной тревоги не любя,
Ты пишешь песни, как они – тебя.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Как взгляд из темноты определен
И запределен, словно сновиденье –
Какой овеществленности был сон!
Как на него во все глаза глядели
Полунемые мы. Застыв навек,
Обнявши век, как маленького брата...
И небо косо уходило вверх –
Широкой лестницей,
Ступенями заката.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Уезжаю – как не бывало.
Приезжаю – все как всегда.
Только вдруг холоднее стало
В юго-западных городах.
Кали-юга? Весенняя вьюга.
Пустоты завыванье в трубе.
То ли все надоели друг другу,
То ли мы надоели себе...
Что-то здесь обещает сбыться.
Все-то новости нам не в новь.
Не сновидцы мы – очевидцы
Зябко-зыбко-реальных снов.
То ли близится полночь Брамы,
То ль архангелов трубы трубят.
Что-то здесь происходит с нами:
Помним – все, забыли – себя.
Не пытаюсь с собой лукавить,
Я – непомнящая – не та.
Снов реальнее, зыбче яви
Наступающая пустота:
Где-то в бездну открыли двери –
Глянешь – кружится голова.
Так сквозит, что с корней – деревья.
Так сквозит, что с корнем слова.
Кали-юга? Весенняя вьюга.
Не архангелы ли трубят?
Если мы не поверим друг в друга –
Кто из нас поверит в себя?
Поглощенные – темнотою?
Воплощенные – немотой?
Кто мы, просящие покоя?
Кто – отринувшие покой?
Кали-юга... Весенняя вьюга.
Пустоты завыванье в трубе.
Если все не помогут друг другу –
То никто не поможет себе.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Когда-то ты был поэтом, –
Смеялся в лицо рассвет.
А мне опровергнуть это
Ни силы, ни смысла нет.
На долгой седой дороге
Я все, признаюсь, забыл.
Лишь помнится голос строгий:
Ты в детстве поэтом был...

Не больно, совсем не больно
Котенок слепой молчит.
А где-то, совсем не больно,
От боли земля кричит.
На долгой седой дороге
Я все, признаюсь, забыл.
Лишь помнится голос строгий:
Ты в детстве добрее был...

Мне душу терзали ветры,
А тут еще – этот свет.
Когда-то ты был поэтом! –
Смеялся еще рассвет.
Потом, наполняясь светом,
Задумался, загрустил.
Ты был в своем детстве поэтом,
А я – человеком был...

Я шел и горел вполнакала,
Мне душу сжимала мгла.
Дорога меня вспоминала –
И вспомнить никак не могла.
Когда я остался без тени,
Пылая, что было сил,
Вдруг вспомнил – ведь я до рожденья
Рассветом когда-то был!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                     Месяц будет вам –
                      красный зловещий фонарь.
                      Страшный колокол будет вам петь.
                          (А. Блок)

О, мой неудачно разбуженный мир!
Рассветное солнце уходит за тучи.
Мы стали старее и, может быть, лучше?
Но это не мы.

И колокол бился под ближней сосной,
Как будто запутавшись в тонкие сети.
Мы ловимся в сети, мы странные дети
Судьбы неземной.

Нам крыльев не дали. Куда нам лететь?
Мы смотрим сквозь травы на звезды и ветер,
Мы спим, погружаясь в такое бессмертье,
Что глубже, чем смерть.

Нас вовремя будят, разгадку не дав
Постигнуть, познать, ощутить, как смятенье,
Миров пограничных, нехоженых трав.
И в этом спасенье.
От собственной тени?

Мы дальше живем, не проснувшись вполне,
В себя пропуская нечаянный лучик.
Кому-то полегче, кому-то получше,
Кому-то больней.

Куда исчезают ночные миры,
И колокол солнца гудит на рассвете.
Мы смотрим в себя, как послушные дети,
Вникая в законы предвечной игры.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                     Только во тьме – свет...
                           (Б.Г.)

Ай, Тинувьель! Плачет или поет?
Душа уходит в астрал.
Плачу о нас, потерявших ее,
И о тех, кто ее не знал.

Замки воздушные, слов слепота
Закроет вас на замки.
Песня звучит – но уже не та.
Та – в глубине реки.

Та – в глубине утонувших дней,
Канувших в вечность струй.
Ай, Лучиэнь, ты опять о ней?
Ай, Тинувьель, не горюй.

Мы заигрались – не отыграть
Душу ее назад
Из сказки в сказку, вновь и опять
Сказывать – не сказать.

Ах, Ориенто-Ориенталь,
Сказочная страна.
Эх, Маргарита, такая даль!
Вспомнишь ли там о нас?

...Душу отпустишь – не обмануть
Собственные глаза.
После – хоть сам отправляйся в путь
И – не вернись назад.

Что нам оазис? Простой ручей!
(Мухи по потолкам!)
А ты попробуй-ка быть ничьей
Хотя бы жизнь – не века.

А ты попробуй-ка быть собой
И чтобы были с тобой.
И чтоб ходили вверх головой,
И чтоб нескоро – отбой.

Зарядка – для тех, кто дышит легко,
Загадка – для тех, кто спит.
В замок воздушный, как в храм, босиком...
Кто? Не спеши, потерпи!

Долгая песня – вечная боль.
Сколько ни проживешь,
Будешь как рана, в которой соль –
Так и не заживешь.

Тридевять гор, пятьдесят морей,
Хлебы ли, сапоги –
Руки замерзшие отогрей,
Струны побереги.

Мир наш реальный – и свет, и боль.
(У свечки душу согрей).
В нем истина, музыка и любовь
Смертельны по сути своей.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Меня звали когда-то
Александрой ли, Таюшкой...
Все иное – во мгле.
Меня звали куда-то –
В тот ли день отлетающий
В тридевятой земле?

Лепесток чьей-то ночи,
Белый солнечный нетопырь –
Все и вечно не то.
Меня звали... А впрочем,
Меня – еще не было.
Я лишь буду. Потом.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Меня пришпилили к кресту
И обозначили Спаситель.
Я знала неба пустоту
И не молила Отпустите!

Играйте дети: в Бога, в Мать...
В Спасителя. Пока вы правы.
Мне не дано у вас отнять
Блаженно-гибельной отравы.

Играйте, дети. Бог простит.
Несуществующий – не судит.
Да минет чаша вас – постичь,
Что воскресения не будет.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.