От коробок домов, от костюмов цивильных,
Заоконный пейзаж отгоняя назад,
Словно в песне, сбежавшей из старого фильма,
Громыхал мой вагон Воркута-Ленинград. (*)

    Оживали страницы рассказов Брет Гарта,
    И над белой пустыней летал лай собак.
    И скользили по снегу проворные нарты,
    Торопясь к Джеку Лондону в старый Клондайк.

Дни смыкаются в годы, и мы постепенно
Отвыкаем от мата казарменных фраз,
И звучат анекдоты про глупых военных,
Мы уже не считаем, что это про нас.

    Но, знакомым о Севере песни рисуя,
    Почему-то порой не найти нужных слов.
    Что-то главное вспомнить никак не могу я,
    И жалею о том, что не вел дневников.

Там от лета скупого, дождливого мая,
Лед на маленькой речке берегли берега.
Так и в памяти нашей словами не тают
Заполярный Урал и седые снега.

    И мне снится, как поезд по белой равнине,
    Словно черная строчка по краю листа,
    Снова мчит меня в край, где я не был доныне,
    И зовется курьерским Ленинград-Воркута.

_______________________
(*) В 1979 году поезда, тем более курьерского,
уже не существовало. Было только два прицепных вагона.
Так что строка эта - хроникально-документальная. (Прим. автора)

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Мохнатый костер по фамилии Колли
На белом снегу на мгновение замер.
Блестят неподвижно большие уголья,
Два черных пятна, что зовутся глазами.

В тех черных зрачках мы - не люди, а тени.
В тех черных зрачках отражается небо,
И все, что Господь дать еще при рожденьи
Был должен, но так почему-то и не дал.

Длиной поводка обозначена воля.
Награда за верность - еда и ошейник.
Мохнатый ковер по фамилии Колли -
Всего лишь богатых домов украшенье.

Зима обжигает нам руки и лица.
Огонь этих глаз обжигает нам души.
Он лишь у безмолвных способен родиться,
Чей мир изначально разбит и разрушен.

И, раз ослепив, не оставит в покое,
Заставив забыть все, что прожил и нажил,
Мохнатый костер по фамилии Колли,
На белом снегу разведенный однажды.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Рыдает телефон мой -
Я трубку не беру,
Звенит больной трамвай на повороте,
Собаки странной формы
Гуляют по двору,
Наверное, мечтая об охоте.

        Это редкость, чтоб огонь без копоти,
        В жизни чаще - копоть без огня.
        Рвут на части облака стальные лопасти -
        Друг мой снова улетает без меня.
        Друг мой снова улетает без меня.

Тебе со мною трудно?
Ах, если б лишь тебе!
Мне самому с собой совсем не просто.
Я - брошенное судно,
Ты - мудрый корабел,
Но паруса твои мне не по росту.

        Кто согнется - тот, понятно, не сломается,
        Но, поверь мне, я иначе не могу.
        А того, кто слишком часто прогибается,
        Время к старости совсем согнет в дугу.
        Время к старости совсем согнет в дугу.

И странные ответы
Подсовывает ночь,
С меня сдирая грубую коросту.
Сжигаю сигареты,
Бодаю лбом окно
И подбираю к ним свои вопросы.

        А хотеть порой умею очень сильно я,
        Но желанья пропадают задарма.
        Что поделать - это, видимо, фамильное:
        Цель достигнутая для меня - тюрьма.
        Цель достигнутая для меня - тюрьма.

И вновь мешает леность
Мне многое свершить,
Я проиграл с мечтой своею тяжбу.
Я никуда не денусь,
Я снова буду жить,
В бесцельный путь отправившись однажды.

        Это редкость, чтоб огонь без копоти,
        В жизни чаще - копоть без огня.
        Рвут на части облака стальные лопасти -
        Друг мой снова улетает без меня.
        Друг мой снова улетает без меня.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

А все опять куда-то едут,
И вновь телеги колесо
Визжит пронзительно, как евнух,
Пугая жителей лесов...

Подъем крутой, а спуск пологий,
И надо вверх, а тянет вниз.
Все начинается с дороги,
И в том числе вот эта жизнь,

Что дарит нам взамен иллюзий,
Когда проигрываешь бой,
Надежду, ставшую обузой,
И память, ставшую судьбой.

И мы, наверно, по привычке,
Чей нрав нахален и колюч,
Вновь открываем дверь отмычкой,
Когда лежит в кармане ключ.

В беду попав, спасаем вещи,
Не подавая людям рук,
Мы любим самых лучших женщин
Но охмуряем их подруг,

Бежим, как зайцы на приманку,
В капкан, как в черную дыру...
Все вывернулось наизнанку,
Как будто зонтик на ветру.

Но, слава Богу, есть дорога,
Она подарит нам с тобой
Надежду, ставшую подмогой,
И веру, ставшую судьбой.

Уменье быть, а не казаться,
Любить - любя, решать - решив.
Дорога может лишь начаться,
Конца ей нет, пока ты жив.
Конца ей нет, пока ты жив.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Взлетает суеверие в цене,
Когда внезапно сдвоена примета.
Горит щека и гаснет сигарета.
(Похоже кто-то вспомнил обо мне. )
Я многим насолил и многим должен,
Ну а кого-то просто позабыл.
И вот грехи воспламеняют кожу
И гасят табака ненужный пыл.
А за стеной вскипает бодрый смех,
Мужское населенье веселится.
Но холодны смеющиеся лица,
И сигареты тают без помех.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Пустеет медленно перрон.
Багаж навален, как придется.
(А что еще нам остается,
Когда кончается сезон?)

        И, отмечая наш приезд,
        Туман над лужами повиснет,
        Когда тузы червовых листьев
        Сулят домашний нам арест.
        Когда тузы червовых листьев
        Сулят домашний нам арест.

Мы обрываем телефон,
От одиночества спасаясь,
За разговорами пытаясь
Приблизить будущий сезон.

        Но, уходя от общих фраз,
        Мы снова говорим о том лишь,
        Что, начинаясь словом помнишь,
        Всю ночь не отпускает нас.
        Что, начинаясь словом помнишь,
        Всю ночь не отпускает нас.

А за окном танцует снег,
И мучает вопрос спросонья -
Когда ж окончит межсезонье
Невыносимый свой разбег?

        А после - скрип дверных петель,
        Как лишний звук в минорной гамме.
        Мы кухни меряем шагами
        И строим планы на апрель.
        Мы кухни меряем шагами
        И строим планы на апрель.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я с детства не любил полутонов,
Размытых очертаний,
Размазанных цветов,
Когда не разберешь -
Где - правда, где - мираж,
Я обожал чертеж
И не любил пейзаж.

Я с детства не любил полутонов,
Тумана многоточий,
Невысказанных слов
И комкал в горле стон,
Когда она в ответ
Сумела полутон
Найти меж да и нет.

Я с детства не любил полутонов,
Я всех людей делил
На братьев и врагов.
Я шторы закрывал,
Пытаясь дню помочь
Направить свой штурвал
Без полутона в ночь.

Но в сумерках рождался новый день.
И наступило время
Дробей и перемен,
Когда я осознал,
Как узок мой удел -
Я сам себе мешал
Спеть то, что я не спел.

Я понял - никому не обойтись
Без мнимых величин,
На то она и жизнь.
Мы пьем ее до дна,
Расцвечивая дни.
Ее полутона
Нас делают людьми.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

А на Севере уже пожелтело все, что можно,
И темнеют у ворот пятна отсыревших псов.
В незаполненной душе шебаршится осторожно
То ли старый анекдот, то ли песня про любовь.

Так бы ехал или плыл, но устав, как юный Вертер,
Обрываю свой маршрут на последнем этаже.
Ветер поднимает пыль. Ветер вертит этот вертел,
Этот беспощадный прут, что сидит в карандаше.

Этот ветер, как палач, ни за что не отвечает,
Раз приказано распять, все исполнит не ворча.
Начинался этот матч странным ходом белых чаек,
А закончился опять ходом черного грача.

Вновь попавшись на крючок вопросительного знака,
Снова мучась и мечась, продолжаю вопрошать:
Почему умолк сверчок? Отчего скулит собака?
Для кого горит свеча? Почему болит душа?

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Была зима. Был равнодушный холод
На улицах и у друзей во взоре.
А чуда не было. Не появлялся Воланд,
Чтоб Маргариту вылечить от горя.
Он, вечности владеющий секретом,
Своих гонцов не присылал за нею,
А я был неуклюжим и поэтом,
И человеком, что еще важнее.
Стихам был нужен взгляд наивный, свежий,
Как у вальта - мальчишки красной масти.
А женщине нужна была надежда,
А женщине был нужен мудрый Мастер.
Такси по площадям крутили вальсы,
И потешалась дьяволова свита,
Беспечно глядя, как я разрывался
Меж мастерством и бедной Маргаритой.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я словно старая игла
Простуженного патефона...
Он, не сгорев еще дотла,
Уже объявлен вне закона.

    За дело взявшись не свое,
    По черной плоскости петляя,
    Себя вращеньем распаляя,
    Пластинку губит острие.

И заставляет повторять
День ото дня одно и то же.
Вращаться диск не может вспять,
И не вращаться он не может.

    Но круг не замкнут. Есть предел.
    Однажды равнодушным жестом
    Вновь водворят меня на место
    За то, что плохо песню спел.

И кто поймет, что я хрипел,
Везде играя роль изгоя,
Лишь потому, что был собою
И петь иначе не умел.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

А как она пела!..
И как ей внимали...
Душа холодела,
И падали руки.
Гитара звенела,
И скрипки рыдали,
Когда она пела
О вечной разлуке.

    В смятении разум,
    В томлении тело...
    Поймете вы разве,
    Как она пела?!

Не помню ни слова.
И в слове ли дело?
Я снова и снова
Ловлю эти звуки:
В них - сложность простого
И - мнимость предела,
И - вечность святого,
И - счастье, и - муки.

    В смятении разум,
    В томлении тело...
    Поймете вы разве,
    Как она пела?!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Идут часы, года, дожди, нас время лечит и карает.
Мы оставляем позади то перевал, то перелом,
В какие парки разбрелись те деревянные трамваи,
Куда сбежали футболист, боксер и девушка с веслом.

Куда ушли бородачи, один - моряк, другой - геолог,
Такие шумные в ночи, такие скромные с утра,
Куда исчез Хемингуэй, властитель дум и книжных полок,
Где Нефертити лунный лик, белевший здесь еще вчера.

Почти не слышен сквозь туман печальный голос Окуджавы,
Пропевший тост, когда стакан опустошен уже на треть.
Мы пережили смех и страх, мы потушили сто пожаров,
В которых пленки на костях успели все-таки сгореть.

К чему былое ворошить?, - сказал поэт. Я это знаю,
Но все равно не хватит сил с ним согласиться до конца.
Когда так хочется догнать те деревянные трамваи,
Что увезли за поворот моих двух дедов и отца.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                ...длинных песен не бывает.
                        (В. Шукшин)

Была такою длинною строка,
Что все уже забыли о начале.
Слова текли, а головы скучали,
И были в них не мысли, а труха.
И медленнее северных дождей
Тянулось ожиданье эпилога.
Была такою длинною дорога,
Что все устали радоваться ей.
И мир окаменел, и век застыл
Холодным обесточенным трамваем
Лишь потому, что кто-то позабыл
О том, что длинных песен не бывает.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Так повелось от века и до века -
Когда четыре разных человека
Являются свидетелями в суд,
По-разному суть дела излагая,
Судья вполне резонно полагает,
Что если и не все, то трое - лгут.
И в то же время мы веками зрим
Иной пример, не кажущийся странным,
Как люди верят сразу четверым:
Луке,
   Матфею,
      Марку,
         Иоанну.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                И. Иртеньеву

Над Россией тучи бродят,
Над Канадой дождь косой,
От газет с души воротит,
От кино хоть волком вой,
По Неве плывут окурки,
Барахлит электросеть.
Мужики кругом - придурки,
Бабы - страшные, как смерть,
Вакуум заселил карманы,
И в желудке - миражи,
Дети вышли в наркоманы,
Предки - нищие бомжи.
Мысли, черные как деготь,
Не стереть и не излить.
Лучше б вам меня не трогать.
И зачем я бросил пить?!...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                Человек - это звучит гордо...
                        (М. Горький)

А наутро слюна станет горькой...
И в затылке - вагоном под горку -
Загремит, заурчит, застучит.
Я, который звучу очень гордо,
Суну в зеркало страшную морду,
И пойму, что наврали народу:
Человек - он никак не звучит!

    Так и грохнул бы зеркало это,
    Что с утра моим стало портретом,
    Хоть и неча пенять на него.
    Если б все мужики на планете
    Перестали бы верить примете,
    Мы бы все зеркала в целом свете
    Перебили бы до одного.

Враз бы эти стеклянные дуры
Перестали бы карикатуры
С похмелюги на нас рисовать.
Вот тогда и в Москве, и в Певеке,
Поднимая тяжелые веки,
Недовыспанные человеки
Снова стали бы гордо звучать.

    Слабобритые братья во хмеле!
    Как-то рано мы все повзрослели
    В лабиринте нетрезвых причуд.
    Я смирился с трагической ролью,
    Предначертанной мне Полиролью -
    Хоть в лепешку разбейся коровью -
    Все никак, ну никак не звучу!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Мы достали из карманов по фиге,
Надрываемся с эстрады во мраке.
А политики пока пишут книги,
Издают их на хорошей бумаге.
На экране и на книжном прилавке
Расцветают их серьезные лица.
Ненадолго, правда. После отставки -
Им по темным зауголкам пылиться.
И никто не станет на ночь листать их
Даже в качестве снотворной микстуры.
Игнорирует российский читатель
Политическую литературу.
Таковы эпохи нашей приметы:
Долог путь из заточенья к свободе.
Из поэтов можно выйти в советы,
А обратно - ни фига не выходит.
P.S. Говорил ведь я Кравцову когда-то:
Не ходил бы ты, Юрок, в депутаты!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Кончилась империя - началась республика.
Верх взяла материя - вниз ушла душа.
Если кто и ринется - его задавит публика.
У ней навалом принципов, хоть нету ни гроша.

    Кончилась уверенность - появились рапорты.
    Кончилась продукция - появился спрос.
    Обнажилась истина - вусмерть всю залапали.
    Кто не дотянулся, ну, значит, не дорос.

Погуляли по миру, натерпелись страху там.
Заблажишь по-светлому, тебя же за кадык.
А когда очухались, двери вновь распахнуты,
Да входить в них некому: кто сгинул, кто привык.

    Кончились иллюзии - начались инфаркты.
    Дифирамбы высохли - матюги цветут.
    Юбки в кокон сузились - расширились контакты.
    Те, кто дальше посланы, дальше не идут.

Кончились приветствия - начались последствия.
Не пришлось бы сызнова готовить чемодан.
А то куплет закончится, и начнется следствие.
Ленинград закончится, начнется Магадан.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Был тот интервал между сном и работой,
Когда пляшут тени вокруг фонарей.
В мой дом залетела печальная нота -
Единственный выигрыш из всех лотерей.

Откуда сбежала она? Неизвестно.
На ней не построишь мелодии всей.
Но я потянулся за тихою песней,
Такой незнакомой и самой моей.

Лиловый асфальт, муравейники зданий
Дарили мне темы для песен иных.
А я все искал тот мотив без названья
От первого снега до первой весны.

Я вышел из города, словно на берег,
По трапу спустился - по лестнице шпал.
Я слышал, как ноты знакомые вереск,
Качаясь под ветром, на землю ронял.

Я плыл по реке, догоняя сонату,
Я пил ее жадно, как воду ручья.
И мне не мешали ни шум переката,
Ни шепот волны, ни синкопы дождя.

И сидя под вечер в березовом кресле,
Касаясь руками живого огня,
Я думал о том, что река - это песня,
Чья нота зимой посетила меня.

Так в жизни любой, в тупиках коридоров
Сливаются звуки в невидимый хор,
И люди уходят в симфонию моря,
В надтреснутый голос прелюдии гор.

Нам хочется выше, сильней, интересней,
Мы в поисках кладов находим долги,
А я потянулся за тихою песней,
В лесах затерявшейся тихой реки.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Двенадцать - на будильнике,
На градуснике - шесть,
Компот - на холодильнике,
А на собаке - шерсть,

    На майке - аппликация,
    На коврике - значки,
    На папе - диссертация,
    Подтяжки и очки.

Ботинок мой - на варежке,
Приемник - на волне,
На взводе - наша бабушка,
А карта - на стене,

    На карте - наша Родина
    И океан со льдом,
    На шее мамы - родинка,
    Мы с папой и весь дом.

На полке - книжки Пикуля
И фляжка от духов,
На улице - каникулы
И Лешка Пастухов,

    Всему на всем приказано
    Висеть или стоять.
    За что же я наказана?
    И не иду гулять?
    Реву, на все готовая,
    Но слезы не спасут.
    (На мне - колготки новые...
    А на колготках - суп!)

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                Артистам театра Мимигранты
                и Сереже Ольхову

Даже дети знают
От пяти и старше:
Клоун не бывает
Старым или страшным.

    Вот он выбегает
    Рыжий и лохматый.
    Клоун не бывает
    Жадным и богатым.

Он не обижает
Тех, кто ниже ростом.
Клоун не бывает
Скучным или взрослым.

    Но зато взлетает
    Он под самый купол,
    Двоек он не ставит,
    И не ставит в угол.

У него на зависть
Легкая задача -
Чтобы рассмеялись
Те, что вечно плачут.

    Чтобы все вертелось,
    Чтоб ушла простуда,
    Чтобы не хотелось
    Уходить отсюда.

Ярко освещает
Клоуна прожектор.
Клоун не бывает
Грустным, как директор.

    Он смешить умеет,
    Даже не играя.
    Клоун не болеет
    И не умирает.

Правда, если честно,
Так еще бывает:
Вдруг за занавеской
Клоун исчезает.

    Это все для смеха,
    Знают даже дети, -
    Это он уехал
    И еще приедет.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                ...Где ты, Андерсен, вернись!
                        (Ю. Устинов)

Посыпают серой солью
Землю дворники-зануды.
Так что по дороге в школу
Не проедешься по луже.
Снова взрослые детишек
Охраняют от простуды,
От прогулов, опозданий
И еще чего похуже.

В головах перемешались
Имена, дела и даты.
Телевизору цветному
Пятый год покой неведом.
И гудят за стенкой предки,
Сатанея в дни зарплаты,
А со стенки смотрит Пушкин
Фильмы ужасов по средам.

А потом наступит лето -
Мама с папою в Анапе.
Пионеры - за забором,
Строевым в теченье суток.
А в столице чешут репу -
На каком таком этапе
Наши гадкие утята
Превратились в серых уток?

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                Г.Богдановской

По дорогам владений чужих
Мы, сутулясь, проходим с опаской,
Нацепив лицемерные маски,
В коих можно полжизни прожить.

Мы пугаемся стука копыт -
Все нам чудится царская стража.
Видно, страх, что на Родине нажит,
Нами в этих краях не забыт.

Нам никак не привыкнуть к тому,
Что средь жителей этих горластых
Мы не только совсем не опасны,
А вообще не нужны никому.

Мы несем груз осмеянных лет,
Утешая себя - время лечит,
И надеясь на скорую встречу
С понимающим наш диалект.

Греют спины нам взгляды друзей,
Вслед за нами по миру идущих,
И от нас так отчаянно ждущих
Исключительно добрых вестей.

Мы, конечно, могли бы соврать,
Но, вопрос, повернется язык ли.
Здесь так принято, здесь так привыкли.
Нам же долго еще привыкать.

А пока мы шагаем вперед,
И внимательно смотрим под ноги,
Да поможет нам память в дороге.
И надежда пусть не подведет.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                М.Трегеру

Маэстро! Вам не нужен ученик,
Чтобы ему поведать ваши тайны,
Разгон его твореньям учинить
И похвалить, как будто бы случайно,
И, глядя в эти жадные глаза,
Растолковать, не требуя уплаты,
Что в ремесле изменчиво, что свято,
Чем навык плох и чем хорош азарт,
Чтоб научить не забывать добра,
И отличать трагедию от фарса,
И не пьянеть при жизни от наград,
А в смерти не искать красивых красок,
Чтобы поведать, как струна тонка,
И где ее терпенье может лопнуть,
И не грустить, что песня коротка,
А истина всегда близка, как локоть,
И самому увидеть, как приник
К источнику науки подмастерье?
Взгляните! Он стоит у Вас за дверью.
Маэстро! Вам не нужен ученик?

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.