У нечаянной любви
тяжкие последствия:
Осуждён навеки я
без суда и следствия.
Разлюбезная моя,
сарафан в горошину,
Я к тебе приговорён,
милая, хорошая!
Слава Богу, за грехи
не гардины в клеточку:
Сотню лет тебя любить
да молчать на веточке.
Сотню лет тобой страдать,
в приговоре сказано,
Век мне воли не видать!
а с былым – завязано.
Ждать тебя по вечерам
пьяную, весёлую,
Вот какая благодать
выпала на голову!
Я отсель бы полетел
на четыре стороны,
Только застят белый свет
в небе злые вороны!
Срок тянуть, тебя любя,
да читать пророчества
Суждено навеки мне
в клетке одиночества.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Да будь хоть евреем преклонных годов,
Без майсов привычных и лени,
Hochdeutsch я бы выучил только за то,
Что им разговаривал Ленин!
Люблю и лелею могучий глагол,
Которым сношался я прежде,
Не зря же когда-то давненько на нём
Писал свои опусы Брежнев!
Я этот язык никому не отдам,
Он люб мне, как прежде, и дорог,
Пусть даже на древнем Подоле моём
На нём говорит только ворог!
В судьбе эмигранта - забыть свой язык.
И, русский мешая с немецким,
Я старые песни казацких станиц
Пою...
и рыдаю по-деццки!

Возьми меня с собой

О, Du Liebster мой,
Nimm меня с собой!
Dort im Ort далеком
Ich werde тебе женой.

- Liebchen ты моя,
Ich hätte genommen тебя,
Но dort, im Ort далеком,
Gibt´s у меня жена.

- О, Du Liebster мой,
Nimm меня с собой!
Dort im Ort далеком,
Ich werde тебе сестрой.

- Liebchen ты моя,
Gerne бы взял тебя.
Но dort im Ort далеком,
Gibt´s у меня сестра.

-O, Du Liebster мой,
Nimm меня с собой!
Dort im Ort далеком,
Werde für dich чужой.

- Liebchen ты моя,
Ich hätte genommen тебя.
Но dort im Ort далеком,
Als Fremde ты мне не нужна.

Ещё не вечер

Ой, noch не Abend, noch не Abend,
Ой, да zu wenig мне спалось.
Hat es wenig мне спалось.
Ой, да im Schlaf привиделось.

Mir im Schlaf привиделось,
Будто Hengst мой вороной
Im Spieleifer разрезвился,
Ой, да расплескался unter мной.

Ой, налетели Winde злые.
Ой, да von Osten стороны.
Und сорвали schwarze Mütze
С ungestümte головы.

Oberst наш догадлив был.
Konnte Traum разгадать.
Geht zugrunde говорил,
Deine irre голова.

Ой, то не Abend, то не Abend,
Ой, да zu wenig мне спалось.
Hat es wenig мне спалось.
Ой, да im Schlaf привиделось.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Романтикою дышит эта ночь,
Нам притяжения её не превозмочь.
Круженье фраз, намёков, полуслов,
Прикосновения случайны, как любовь.
Официанты в белом, дамы в норках,
Горит хрусталь на столиках и в горках.
Шампанское со льда нам подают,
Глаза в глаза, свеча, интим, уют.

Поёт негромко о любви Рамина Пауэр,
Над кружкой пива мирно дремлет бауэр,
И безутешна над тарелкою лангета
Экс-прима Марлезонского балета.
В углу хохочет дама полусвета,
Уже пьяна и в пёстрое одета -
Она плюёт на светский этикет,
Швыряя в спутника обёртки от конфет.

На бюргерах висят чужие жёны -
Не сыщешь талии, но плечи обнажённы,
Они и в этот раз без канители
Закончат танец в чьей-нибудь постели.
...Мне этот вечер вовсе не приснился,
Ведь ресторанный мир не изменился,
И что бы ни случилось, всё равно
Крутить здесь будут это старое кино.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Одноактная опера
(либретто)

Действующие лица и исполнители:
Биндюжник: молодой человек, приятный во всех
отношениях. - Бас-баритон
Дама, приятная во всех отношениях: просто дама,
пишущая стихи. - Контральто
Кобыла Маня: тягловая сила женского пола.
Меццо-сопрано

Звучит увертюра.
В музыкальной канве переплетаются темы
Биндюжника, Дамы и Кобылы Мани.

Картина первая

Лейтмотив Дамы

Будуар Дамы, приятной во всех отношениях: альков под
балдахином сиреневого цвета.
Рюшечки, подушечки,
оборочки, скатёрочки, слоники, кошечки и фотографии
бывших мужей в траурных лентах.
Состояние алькова свидетельствует о только что
отшумевших бурных страстях: подушечки, оборочки,
скатёрочки, слоники, кошечки разбросаны по всей
комнате. Бывшие мужья скорбно взирают со стен.
Молодой человек курит папироску и пытается
попасть ногами в брючины своих штанов.
Дама в пеньюаре пудрит носик перед зеркалом трюмо.
Наконец молодой человек заканчивает свой туалет и поворачивается
к Даме. Звучит

Первая песня Биндюжника

На вас, мадам, гляжу я с интересом,
Волнение моё вам не понять.
Вот вы, мадам, с шикарным политесом,
А я – простой биндюжник, вашу мать!
Мой папа был далёк от академий
И писем маме не писал из зон,
А дедушка по имени Еремий
Был в Гомеле первейший фармазон.
Я слышал: вы талантливый писатель,
За вами бродят толпы мужиков,
И гнусно домогается читатель
Новинок вашей прозы и стихов.
Ещё слыхал, что любите военных:
Мундиры, эполеты, ордена...
Я не из них, скажу вам откровенно,
И к строевой не годен ни хрена!
Вы – ресторан, мадам. А я – харчевня.
У вас – поэзия, а я - зеваю всласть.
Мы разные, как город и деревня,
И карты у меня всегда не в масть.
К тому же, по ночам храплю безбожно,
А утром доктор мой – стакан вина!
Так что влюбились вы, мадам, неосторожно,
Не в принца, а в простого мужлана.
Какая, к чёрту, mon amie, измена?
И не кричите, словно здесь пожар,
Пойду-ка я, задам лошадке сена,
Покедова, мадам! Au revoir!

Дама слушает с большим интересом, затем поворачивается к молодому человеку.
Звучит

Первая песня Дамы

Ах Жоржик, вы такой плебей!
Сбежать от дамы?!
Вы искуситель и злодей,
Виновник драмы.
Я так поверила всему,
Я, поэтесса!
Любовь сгубили вы мою
Вплоть до эксцесса.
Была милей вам во сто крат
Кобыла в стойле,
И вы – совсем не демократ,
Хоть пьёте пойло!
Ещё от вас, pardon mon chere,
Разит навозом.
Как с вами спать, мой кавалер,
Лишь под наркозом?
А я ведь дама – самый сок:
Корнеты сохнут!
Какой от вас, извозчик, толк?
Лишь мухи дохнут!
Ко мне идут, лишь захотеть,
Мужчины – пачкой!
А вам, мой друг – швею иметь,
А лучше – прачку!
И кем бы ни был ваш отец,
Идите в баню!
Или сведите под венец
Свою кобылу Маню!

Занавес.

Картина вторая

Звучит вступление.
Лейтмотив биндюжника.
Прихожая Дамы, приятной во всех отношениях: столик
с телефоном, вешалка с одинокой шубой, оленьи рога на стене,
женские сапоги и множество мужских комнатных туфель самого
разного размера.
Звенит звонок входной двери: Дама, приятная во всех
отношениях бежит открыть двери и с разочарованием
отступает в глубь прихожей.
Входит молодой человек, приятный во всех отношениях.
На нём фрачная пара и бабочка, на ногах – грязные
кирзовые сапоги.
Он делает шаг в направлении Дамы, но та вдруг бьёт
его по щеке и, зарыдав, закрывает лицо руками.

Звучит

Вторая песня биндюжника

Мадам, мадам, зачем же так,
Вожжой по морде?!
Я ж не какай-нибудь босяк,
Одет по моде!
Сегодня вылил на себя
Лосьон от пота,
И съел котлет на три рубля,
И два компота.
Пришёл, готовый ко всему,
А вы – ругаться!
Чегой-то я вас не пойму,
Зачем же драться?
Без вас – я лошадь без подков,
Без вас - не спится.
Мы ж с вами пара голубков!
Хочу на вас жениться!

Мадам растерянно озирается, потом недоуменно глядит на
опустившегося перед ней на колени Жоржа.
Постепенно до неё доходит смысл сказанного им и она ему
отвечает так:

Вторая песня Дамы

Ну что вы, Жорж, встаёте на колени?
Помять вы можете торжественный прикид.
Повесьте брюки на рога оленьи,
Коль общество моё вам не претит.
Ах, что я слышу? Это предложенье?
Меня застали, право, вы врасплох.
И в голове моей сейчас столпотворенье
И в сердце у меня переполох!
А впрочем, нет, давайте по порядку
Чтоб не было у нас запретных тем.
Да не садитесь на мою тетрадку,
Сегодня вы рассеянный совсем!

Она прибирает разбросанные тетради со своими стихами и
предлагает гостю сесть.
Жорж, во фрачном пиджаке и в семейных трусах до колен,
плюхается с открытым ртом в кресло и застывает в нём.

Так вот, дружок, знакомая картина
Рисуется в мечтательном уме:
Конечно, вы характерный мужчина
И были б счастливы, пристроившись ко мне.
Однако, я неважная хозяйка,
Не создана для кухонь и борщей,
А вам, скажу по правде, наливайка
Милей семейной жизни и детей.
Вы – пролетарий, Жорж, а я – богема,
Встаёте в пять, а я люблю поспать,
Биндюжник вы до пятого колена,
А я почти художник, так сказать!
Люблю я вечерами у камина
Глядеть как извивается огонь,
А вы, хоть и с потенцией мужчина,
Но всё же просто работящий конь!
Меня волнует первозданность прозы,
Меня манит загадочность стиха,
А вас волнует только секс да позы,
Да сплетен наносная шелуха.
Вот посмотрите – книгу я читаю!
Она открыта на странице шесть,
А вы и вывеску, давно подозреваю,
Не каждую осилите прочесть!
Так что не быть, наверное, нам в паре,
Нам Гименей не выкует оков,
Прощайте, Жорж, до встречи на Бульваре,
Да не забудьте брюки снять с рогов!

Совсем убитый этими словами Жорж вскакивает с кресла и
с проклятиями выбегает вон, зажав в руке фрачные брюки.

Занавес.

Картина третья

Звучит вступление, лейтмотив Кобылы, построенный на
вариациях русской народной песни Ямщик, не гони лошадей

Конюшня: стойла, пойла, кони, кобылы, сено

В отдельном трёхкомнатном стойле проживает гражданка
лошадь по имени Мяня.
Она – культурная, начитанная девушка с тонкой душой и
неотразимым взглядом огромных, ласковых глаз.
Меланхолично жуя клок сена, она напевает:

Песня кобылы Мани

Тук-тук, перестук, стройные копыта,
Подхвачу губами я сено из корыта.
Знаю, милый щас придёт, принесёт моркови,
Хлеба с сахаром найдёт для своей Любови.

Я, по правде, – не Любовь, я, по правде, – Маня,
Всё равно любовь меня на природу тянет.
Сердцем чувствую тебя, моего красавца,
Молодого короля, моего упрямца!

Ты меня из рук кормил, чистил и лелеял,
От меня не отходил первую неделю.
А потом с тобою мы ездили на дачу...
Нет, я больше не могу, точно – щас заплачу!

По мохнатой морде Мани катятся слёзы.
В это время скрипит отворяемая дверь и в конюшню
вваливается в стельку пьяный Жорж, держа в руках
фрачные брюки.
Спина Жоржа перепачкана мелом, на сапогах – куски
уличной грязи.
Обведя мутными глазами конюшню, Жорж нетвёрдой
походкой направляется к стойлу Мани и по пути начинает
петь

Третья песня биндюжника

Я так и знал...
Она мне не простила...
У ног её валялся я в пыли...
Она сказала мне: я вас уже забыла,
стоит меж нами пегая кобыла,
ну а теперь, биндюжник, отвали!
Я клялся ей своим кнутом и мамой,
Из жизни я примеры приводил,
Потом ушёл, и водкой окаянной
Свой утренний портвейн усугубил.
Но только белая была уже несвежей,
В грязи я извозился, как свинья,
Теперь я возвращаюсь к жизни прежней,
И две поллитры – норма для меня!
Тут в сене где-то спрятана бутылка.
Ну, не гляди так на меня, кобылка,
Сегодня мной мадам пренебрегла!

Жорж ползает под брюхом у кобылы, разыскивая в сене
спрятанную заначку.
Найдя бутылку, он пытается её открыть, а, когда это у него
не получается, укладывается на бочок и засыпает.

Финал

Звучат темы из увертюры
Кобыла Маня смотрит на спящего Биндюжника печальными глазами и поёт

Колыбельная для Жоржа

Спи, мой маленький дружок, спи спокойно...
Завтра сходим на лужок, там – привольно!
Будут ласточки летать над землёю,
Снова будет хорошо нам с тобою...
Не грусти, она тебя не достойна,
Спи мой милый, мой родной,
Спи спокойно!

Занавес.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Когда б Господь мне дал ума,
Я б стал поэтом,
И был бы Пушкиным тогда,
А может – Фетом.
Когда б Господь послал мне роль,
Играл бы в пьесе,
И разъезжал бы, как король,
На Мерседесе.
Когда имел бы я талант
Лабать на саксе,
Деньгу бы грёб как музыкант
По высшей таксе.
Толпою женщины за мной
Тогда б ходили
И каждый вечер под Луной
С ума б сходили!
И стала б даже Деми Мур
Мне строить глазки,
И жил бы старый бедокур
В любви и ласке.
Я б начал мудро, как раввин,
Давать советы,
И враг бы вымер, как один,
Узнав про это.
Я вам не поц какой-нибудь:
Мне вскоре б дали
Четыре ордена на грудь
И две медали.
Мне стоит только пожелать,
Как пользы ради,
Я стану в Думе заседать,
А может - в Раде!
И судьбоносен для страны,
Приму решенье:
Всем бабам - байки на штаны,
Мальцам – печенье!
Народу грустным не бывать!
Я - вождь почина:
Из досок будем водку гнать
Три Буратино!
...Я на горшке сейчас сижу
В ночной сорочке,
И на бумажке вывожу
Кривые строчки.
Понятно даже и ежу,
Не будем спорить.
Ни в чём себе не откажу:
Мечтать – не строить!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

(одноактная пьеса в стихах)

С благодарностью к Фиме Хайяту, вовремя сказавшему: А я не понял, про кого эти стихи!
Специально для него: стихи про нас с вами.

Автор:

За пышностью речей, за игрищами слов –
На длинной палочке морковка для ослов.
Куда ведёшь, Погонщик, своё стадо?
Кто первым крикнет: А король-то, без штанов!?

Первый Осёл:

Нам выразить восторг не хватит слов:
-Да здравствует морковка для ослов!
А аФтару ничтожному – презренье.
Не стадо мы, а группа cкакунов!

Второй Осёл:

Мы семеним послушно за морковью,
Гип-гип-ура ослиному сословью!
За сытный стол и регулярный стул
Пылаем мы к Погонщику любовью!

Третий Осёл:

Погонщик наш – известный демократ,
Умнее он Сократа во сто крат!
Над нами верховодит по-отцовски,
Кому морковку в рот, кому колючку в зад.

Группа ветеранов:

Мы – ветераны транспортных проблем,
Сейчас возьмём и встанем насовсем!
И вновь пойдём тогда, когда захочем,
А Берг пусть извинится перед тем!

Бродячий Пёс:

Я с этими копытными знаком:
Идут толпой и гадят нагляком.
Однажды я им сделал замечанье,
Так получил по рёбрам сапогом.

Четвёртый Осёл:

Так что ж теперь ослам – не есть, не пить?
И может быть, оправку отменить?
А что касается собак, имеем мненье:
Бродяг сейчас же нужно усыпить!

Старый Козёл:

Скажу, как адвокат: ослов не тронь!
От всех невзгод ослы имеют бронь.
А если посмотреть на их копыта,
То родственник ослу – Арабский Конь!

При всех правителях осёл карт-бланш имел
И гордым соколом он на людей глядел.
А если честно - не было б ослов,
Так и Погонщик был бы не у дел!

Погонщик ослов:

Поставлен над ослами я затем,
Чтоб в обществе мы жили без проблем.
И если б не проворные писаки,
Ослы бы не касались скользких тем.

Конечно, я – за изъявленье мнений,
Но только чтобы молча и без прений.
А если кто и вякнет с бодуна,
Того – в отключку без предупреждений!

Домашняя Кошечка:

А как по мне, так все ослы – милашки,
Вы только посмотрите на мордашки!
А что побили пса, то поделом:
-Не лезь с советом в тёплые компашки!

Дама с тротуара:

Писателя поставить бы на место.
Он просто вам завидует, Маэстро!
Вот вы – организатор хоть куда,
А он – не наш, он из другого теста!

Хор городских обывателей:

Да–да, его мы дружно осуждаем,
А вам ослов пасти любезно разрешаем,
И хоть вы далеко не Мандельштам,
Но как погонщик – вы неподражаем!

Автор:

Пусть для кого-то эти строчки как наждак,
Иль как стакан касторки натощак.
Но лучше так, чем где-нибудь услышать:
Каков народ, таков его вожак!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ах, Затеин-брат, не видал ты врат
В граде стольном-то, да во Киеве!
Там головушки, все по брёвнышкам,
По дреколью-да понатыканы!
Перво-наперво, там моя торчит,
Не ругается и вина не пьёт,
А по большему, всё молчит, молчит...
Следом две ещё, цветом чёрные...
Им бы ручки вновь, да проворные,
Им бы ноженьки, да бегучие,
Вот стихов они б намяучили!
А за ними вновь,
Что ни столб - то кровь.
Понанизаны там писатели,
И сказители, и сказатели,
И эстэтики от поэтики,
И историки, и риторики.
Время бранное, время смутное,
Ночка тёмная, утро мутное...
Золотых Ворот нету тех уже,
Так, макет стоит, вешкой на меже.
И душа болит, к Богу просится,
Только рано ведь, ещё спросится!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Выйми из шкафчика специй:
Перец, мускат и гвоздику,
Высыпь всё это в посуду,
Сахара ложку добавь.
Сбегай быстрее в магАзин,
Или туда - где поближе,
Красного литр купи,
И возвратившись на кухню,
Вылей всё это в кастрюльку,
Ложкой мешая кисляк.
Нужно набраться терпенья,
Чтоб не напиться сырого,
Очень отвратного пойла,
С гордым названьем Глинтвейн.
Вот уж когда вскипятишь ты
Пахнущий ёлкой напиток,
Смело тогда по стаканам
Можешь его разливать!
Нужно всего лишь немного
Влить в организму глинтвейна,
Чтоб с непривычки не сбрендить,
Так лишь, с пол-литра всего!
Пусть на пороге простуда,
Сопли пусть капают наземь,
Нам не страшны эти гриппы,
Корь и ангина - пустяк!
Славен пусть будет тот немец,
Или какой-нибудь чукча,
Тот кто всё это придумал,
Был в своём деле Энштейн!
Нам не страшны больше сопли,
Кашель ужасный отступит,
Если в стакане гранёном
Паром исходит глинтвейн!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

По полям – суета,
Птицы вновь собираются в стаи.
А в душе пустота:
Мне сегодня - в последний полёт.
Всё бегут облака,
Ни порога, ни края не зная,
И я нервно дрожу,
Я на старте своём – самолёт.

Мой полёт – в никуда,
И на рейс не купить вам билетов.
И во мне, как вчера,
Сто процентов не проданных мест.
Я – летучий корабль,
Что летает, летает по свету,
Гулом мощных турбин
Распугав всё живое окрест.

Вот уж башня скрипит:
Сто семнадцатый, взлёт разрешаю,
Это значит – вперёд,
Это значит – долой тормоза!
Я качусь всё быстрей,
Я бетонку, как книгу, читаю,
Вот и кончилось всё,
Ну а дальше – лишь солнце в глаза!

Надо мной – синева,
Подо мной где-то грозы и тучи,
Где упорно вода
Бьёт волною в усталый гранит.
Я лечу над Землёй,
Я сегодня Голландец Летучий,
И не важен маршрут -
Чёрный ящик его сохранит.

Где меня уже ждут,
Там погода плохой не бывает,
Там беспечно живут
Под счастливой звездой города.
И порхают цветы,
Словно сказочных бабочек стаи,
И царит тишина
Там всегда... навсегда, навсегда!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Владимиру Эйснеру,
охотнику и писателю,
посвящается

Голод гнал нашу стаю цепочкой на юг,
Где олени, косуля и лось.
Не оставят следов ветры северных вьюг,
Мы – охотники, так повелось!

Как же трудно по рыхлому снегу бежать, –
Знать не знает, кто здесь не бывал.
Ах, скорее бы ночь, да её не видать,
И звенит тишина, как металл.

Впереди самый сильный и опытный шёл –
Он сомнений и страха не знал.
Вдруг он ткнулся в сугроб, словно что-то нашёл,
Первым шёл, первым пулю поймал!

...Мы пытались уйти, мы крутили финты,
Понимая, что это всерьёз.
Ну а в небе мелькали, ревели винты
Ненавистных железных стрекоз.

Мак в сугробах зацвёл, средь зимы заалел,
Или смерть их раскрасила так?
Мы на этом снегу – десять душ, десять тел,
А патрону цена – лишь пятак!

...Мне бежать всё трудней, вот уже я ползу,
Вою в голос и слёзы в глазах.
Где спасительный лес?! Смерть вверху – мы внизу,
А вокруг только ярость и страх.

Что-то мокрое, тёплое капает в снег...
Лес качнулся, подался назад.
Мне б чуток поднажать, – но жесток человек,
Что мусолил щекою приклад...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Отрывок из путевого очерка День первый, день последний

День третий: едем в Зальцбург!

Воскресное утро. Я – в ожидании завтрака.
На кухне, как и было обещано, хлопочет Зулейка:
в кастрюльке что-то кипит и пузырится, в сковороде
что-то шипит и брызгает жиром, из бара уже извлечена
и манит своей доступностью бутылка коньяка,
из раскрытого настежь окна веет свежим альпийским
ветерком, да ещё утки, в бреющем полёте пересекающие
воздушное пространство над двором, с шумом шлёпаются
в зеленоватую воду канала.
Тут же вспоминаются строчки Зюлиного письма:

Дарагой мой Ара-джан,
Ты приедишь поезд.
Что гатовить – баклажан?
Мясо с овощ, то эсть?
Или куриц с курага
Запихать в духовка?
Или, может, пирога?
Или суп с перловка?
Хочешь, сделаю толму
Как в Нахичеване?
Кушай хшош и бастурму,
Лежа на диване.
Или лучше нежный плов
С косточком граната?
Всё для джаным, будь здаров
И живи багата.
Или хочешь халадец
Из башка свинины?
Чтоб для твой радной сэрдец
Были иминыны.
А какой салат-малат
Кушать пожелаешь?
Будишь пить ни лиманат,
Мой сикрет не знаешь.
Я кысель тебе свару
Из трава такова,
Выпьешь кружка – и к утру
Сразу же здарова.
Пригатовлю для тибе
Чай и фрукты-мрукты.
Будишь кушать у мине
Лучшие прадукты...
Ну, пока, мой Ара-джан,
Приижай скорей-ка!
Ждет тебя из дальний стран
Верный твой Зулейка.

Пока всё идёт, как и обещано: янтарный плова
уже был, и кисель, и фрукты-мрукты.
Тут же припоминаю мой ответ, что накануне приезда
ей отправил:

Разлюбэзный мой зазноб,
Милый мой Зулейка,
Пэсня я тибэ спаю,
Словна канарэйка!
От балшой моя душа
Шлю тибэ привэты,
Я всигда на твой вапрос
Нахадил атветы.
Ты, патея у очаг,
Всем даш многа фору,
От палезны твой еда
Смерт пришла запору!
Вай! Ты знаиш, съесть магу
Жарены барашик,
Под душисты твой вино
И под пений пташек.
Правда, я савсэм ни тот –
Продал я парковка,
Так что кушат я типер,
Постны суп с марковка.
Зуля-джан, хачу кисел!
Как всегда – порэжэ,
Панимаиш, я джигит
Нэ такой, как прежэ!
Забодал кишка гастрит,
Дохну от исжога,
Грип, колит, ридикулит
И нэ ходят нога.
Был ужэ давно кино -
Цэлая ниделя!
Всё аналыз свой сдаю,
Пысаю в пастеля.
Забодал мине савсэм
Стогий тот диета,
Баба я давно забыл,
Сил на блядка нета!
Захател набратца сил,
Корен грыз женьшений,
Но у гордост мой мужской
Никакой движений!
Думал я, с проблем моя
Сам могу ни сладит,
Можит, надо корен та
Мэж нога приладит?
Халадэц бы твой намял,
Или суп из Rippe,
Но свины я ни нашол,
Здох свина от грыпа!
Джан, я с грыпом не шучу,
Эта грып – свинячий!
Панымаиш, злой хажу,
Как собак бродячий!
Ты спрасил, что буду пит?
Нэ пойми привратно:
Пит готов и нашатыр,
Если он бисплатно!
Так что жди, моя зазноб,
Шей панам из фэтра,
Я ж плахой аналыз сдам,
Как схожу до вэтра.

...Завтракаем, чем Бог послал, и собираемся в дорогу:
сегодня у нас по программе австрийский Зальцбург!
Ехать до него полтора часа на электричке и я устраиваюсь
в полупустом вагоне с комфортом – сразу на двух сидениях.
Но, поспать не удалось. Уже сквозь дрёму замечаю, что
взгляд Зюли приобретает мечтательно-задумчивое
выражение и она что-то там строчит в свой блокнот.
Интересуюсь.
Зюля, прыская в кулачок, показывает своё творение.
-Ах, так ты так?! – задаю я ей вопрос, – ну-ка, дайте в руки
мне гармонь, золотые планки!
...Так мы и ехали – вырывая друг у друга бумагу и строча
стихи.
И вот что получилось.

Пысьмо от Зюля-джан

Здравствуй, Ара дарагой!
Ночим сон мне снился:
Ты не смог попасть дамой,
В дверь не поместился!
Ты тогда на помощ звал
Ваша хаусмастер,
Штоб он срочна разбирал
Весь тибе на части.

И от ужаса такой
Всё в мине вспатела,
Патаму, что дарагой,
Ты мне нужен цела!
Без усы типэр навэк,
(Я их так любила!)
Нихароший чилавэк
Брил тибя бэз мыла!

Соскочила я с диван
И клялась при этам,
Што сиводня, Ара-джан,
Сядиш на диета.
Отвечай, красавэц мой,
Я валнуюсь очин:
Ты папал к сибе дамой?
Всё! Спакойной ночи!

Пысьмо от Ара

Зуля мой, пишу сквоз слёз,
Только как вирнулся,
Слава Богу, паравоз
Мой нэ навирнулся!
После отпуск я балной,
Сам-своя жалею,
Стал моя жывот балшой,
Скора акалею!
Ты водыл туда-суда,
Сам диньга платила,
Ара кушал твой еда
Прямо с жару, с пыла!
На твоём тахта лежал
С Мастэр-Маргарита,
Ты мне фрукту подавал
В малэньким корыта.
Арарат-коньяк в стакан
Лил сибэ нимножка,
Под твой пэсен баклажан
Ел с бараний ножка.
А культурны твой програм?
Это была что-тта!!!
Мэста нэт в мой телеграм,
Твой хвалит забота!
Слёз мой капаит в стакан,
До свиданий, Зуля!
Ждёт тибя твой Ара-джан
Пасредин ыюля!

Атвэт от Зюлейка

Я тибя так долго ждат,
Ты приехал чтоба,
Миня Птычка називат
И Моя зазноба?
Чтоба ты давольна был
Я старался очен,
Бастурма тибя кармил
Дажэ поздней ночем.
Толька ты, мой Ара-джан,
Взял, уехал снова!
Я типер из Андижан
Пазаву другова.
И не жди типэр миня
Пасрэдин июля.
Не приедит никогда
Твой зазноба Зюля!

Так ты угрожаш? спрашивал Ара-джан

Панимаиш, абижаш!
После слов такова
Нэ спасаит даже хаш
И янтарный плова.
Если ты приедиш нэт,
Будиш мне нэ мыла.
Станит плакат Интэрнэт
На твоя магила!
Ясна мне, как три рубля:
Я тобою брэжу!
А не станиш ты моя,
Я тибя зарэжу!
Так что думай, Зуля-джан,
Не помри в расцвэте!
А то будит Анды-джан
За твой труп в отвэте!

Сам дурак!, сказала ему на это Зюля

Вах – вах – вах! Мине убит?
Этта нэ годицца!
Будиш плоха гаварит,
Пазваню палицай!
Станиш жит турма-мурма,
Кушат пэридача,
Прынесу тибэ хурма,
Мне нэ нада сдача!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ПЕСНЯ
подстрочный перевод Бэллы Иордан
автор: Юрий Берг

Дно чёрных ущелий с высоких небес
Звезда освещает в ночи,
И хвойным дыханием полнится лес,
А воздух морозный и чист и белес
Светло, как при свете свечи.

Я чувствую сердцем волшебный полёт
Рождественских этих минут;
Вот колокол где-то церквный поёт,
В далёкие страны меня он зовёт,
Где сказки старинные ждут.

Стою зачарован, стою удивлён,
В молитве смиренной застыв;
И золотом детской мечты окружён,
На веки мои опускается сон,
Мне чудо святое явив!              

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

За минуту увлеченья
Благодарен Вам.
Очень жаль, что не сложился
Летний наш роман.
Я с теплом и лёгкой грустью
Вспоминаю Вас,
Видно, Небо так решило
В тот случайный час.
И когда мы целовались
В тамбуре ночном
Танго звёзды танцевали
В небе за стеклом.
Любопытство проводницы
Забавляло нас
И висел на ветках яблонь
Благодатный Спас.
Мой  сосед на верхней полке
Бормотал во сне,
Да болталась занавеска
Тряпкой на окне .
Колыхался чай в стакане,
Плыл колёсный стук...
Было двух сердец биенье
И сплетенье рук.
И лежали мы обнявшись
В сумраке купе,
И зажат был медный крестик
У тебя в руке.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я был в мечтах Синдбадом-мореходом
И уплывал в неведомые страны,
А ты была девчонкой очень странной,
Любовь дарящей как-бы мимоходом.

Я помню сад. Скамья в зелёной гуще
Казалась нам пуховою постелью,
И майский вечер розовой пастелью
Раскрашивал сиреневые кущи.

Ещё ты целовалась равнодушно,
И губы подставляла неумело,
Ещё несовершенным было тело,
И к ласкам непривычно, и послушно.

Ты доверяла мне, ещё стесняясь,
Была ты так нежна, и так несмела,
И первая любовь тобой владела,
Цветком душистой розы распускаясь.

Луна меж туч катилась равнодушно,
Одетая в серебряную ризу,
И шлёпал дождь случайный по карнизу,
И сладкой эта ночь была, и душной.

Светились в темноте сирени свечи,
И что-то в нас тогда происходило,
И ночь на цыпочках стыдливо уходила,
И о любви нашёптывала Вечность.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Каждое утро в соседском окошке,
в самом обычном на вид,
Очень красивая чёрная кошка
сфинксом надменным сидит.
Что привлекает вниманье красавицы
в час, когда улицы спят?
Может, ей в утреннем небе понравились
звёзды, что низко висят?
Или, быть может, она очарована
бледной полоской зари,
Или волшебными путами скована
сонного царства земли?
Нет мне ответа, и зорями ранними
город за окнами спит...
На подоконнике, между геранями,
черная кошка сидит.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Развесёлый мой вагон,
Боковые полочки,
Снегом выбелен перрон,
Фонари да ёлочки.
Огоньки бегут назад,
Будки, рельсы, стрелочки...
До свиданья, Киев-град!
Шляпки, шапки, кепочки...
Перелески да поля,
Свет звезды над ригою...
С посошком бредёт судьба
Попиком-расстригою.
Неприступна, холодна,
С мёрзлою дорогою,
Мамка-родина – одна.
Даже если много их.
Сколько надобно страдать,
И грешить, и маяться?
Может службу заказать,
Да во всём покаяться?
Ко святым мощам схожу
Со свечой зажжённою,
В дароносицу вложу
Душу обнажённую.
Вскрикнет колокол в ночи,
Хриплый от бессонницы,
Ошалелые грачи
Сыпанут со звонницы...
...Город, ты меня дождись.
И, каштанно-липовый,
Белым цветом разродись
В Кожемяках с Липками!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ах, подшефный наш совхоз,
Сенокос, картошечка...
Всё казалось не всерьёз,
Жили – понарошечку!
В клубе танцы да кино,
В окнах – занавесочки,
Мамки ждут давным-давно
Из Афгана весточки...
Вот билетик голубой,
Из окошка даденный.
Я да ты, да мы с тобой,
Да букетик краденный.
Затрепещет луч во тьме:
Что там? Не запомнится...
Прижимаешься ко мне,
Может, нездоровится?
Партгеноссэ - идиот,
Критика да мнения.
В забегаловках жуёт
Наше поколение!
Первомай, кумач, парад
И с трибуны здравицы.
У отца полно наград
Да соседка нравится.
На рыбалку – в выходной,
Банька с водкой – в пятницу,
В понедельник с головой,
Как всегда, – не ладится...
Пять копеек пирожки,
Ливер цвета жуткого,
Сына первые шажки
И Жванецкий с шутками.
После пятой песню б спеть
Под гармонь, да с Пьехою...
...Эй, мужик, кончай храпеть!
Выходи, приехали...

29 августа 2009г.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.