Внучка за бабку, а бабка за дедку,
Так и живёт круговая порука,
Да ведь иначе не вытянуть репку –
Сын за отца; как и правнук за внука.

И не дай Бог здесь какого зазора –
Сразу урок получаешь жестокий:
Где мне укрыться теперь от позора –
Метр П.... разбирал мои строки.

Что же, спиваясь, бродить по знакомым?
Гнить в Танаисе, куда мы сбежали?
Сколько же можно ссылать себя в томы7
В Томы, и в Иры, и в Оли, и в Гали?

Что ж эмигрировать в древние страны?
Прячась за ветхие латы латыни,
Словно Назон,  лебезить пред тираном
Или усердно служить, словно Плиний?

Иль, удалившись от дел, как Саллюстий,
В грязном белье Каталлины копаться?
Да лучше мне удавится на люстре,
Лучше листа никогда не касаться!

Эти любители делать хинкали
Нас ни о чём уже даже не спросят
Если в щепоть ваши губы сжимали –
Нам не дадут уже рта раскрыть вовсе.

Вам  (а поэтов в пределах Ростова
Встретить других мне удастся едва ли)
Было доверено русское слово,
Было, и вы его не отстояли.

Дело ж не в репке, а в долгой цепочке,
Тянущих эту державную репку.
Вас выбивают поодиночке,
Словно у нас из-под ног табуретку.

1985

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Спросила прикурить. Спешу
Разжечь огонь меж нами.
Коробку робко потрошу,
Протягиваю пламя.

Её окликнули. Она
Ушла на  звон и речи...
С горящей спичкой у окна
Стою весь вечер.

1977

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Весна.
У меня диета:
Утром  - два-три письма,
Днём один взгляд,
Вечером один поцелуй,
А ночью совсем ничего,
Даже сна.
Весна.

1977

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

...Загрустил? Ты не голоден? Может, я что-то поджарю?
Хочешь, милый, тебе я картошки поджарю?
Ты сиди, а я быстро картошки поджарю.
Ты надолго ко мне? Без тебя я больна...
Я почувствовал – день совершенно бездарен,
Но я знал уже - я совершенно бездарен,
Но я видел, что мир очень пошл и бездарен,
И во всём виновата, конечно, она.

И сказал я: не нужно мне вашей картошки!
Прошипел я: Не нужно мне вашей картошки.
Прокричал я: не нужно мне вашей картошки,
Я в обиде на вас, я поеду домой!
И пошёл я по очень обидной дорожке,
И побрёл я вдоль очень обидной дорожки,
И поплёлся вдоль самой обидной дорожки,
Размышляя угрюмой своей головой.

Никогда, никогда я сюда не приеду,
Никогда, ни за что я сюда не приеду,
Больше в жизни ни разу сюда не приеду! –
Так я думал сердитой своей головой.
Но плелась вдоль дороги за мною по следу,
Но бежала вдогон по угрюмому следу,
Но летела за мной по сердитому следу
Та любовь, что всегда верховодила мной.

1977

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Он  вздрогнул, когда на плечо опустилась ладонь.
И оба глядели, а космос гудел, догорая.
Не слишком ли сильным ты сделал огонь, дорогой?
Не слишком ли сильным я сделал огонь, дорогая?

1978

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я над спокойствием колдую,
Но полон слёз до кромки глаз.
Нагнусь – прольются. В этот раз
Я вам руки не поцелую.

Мы снова рук не размыкаем,
Но наш союз – комок из мук,
Нам тягостно, но этот круг,
Наверное, неразмыкаем.

1977

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ты вместо диско ставишь сонный блюз,
Мы в тон ему меняем тон беседы,
И я уже не знаю, как уеду,
Хотя и помню, как я тороплюсь.

О, что за мука сердцу моему!
Здесь счастлив, видно, только кот сиамский,
Подобострастно принимая ласки,
Что вряд ли предназначены ему.

Ну вот и всё – часы над головой
Уже давно мелодии слышнее,
Вот–вот придут родители домой,
Пора. Как мы прощаться не умеем!

Последнюю раскурим мы вдвоём,
И след от губ настолько осязаем,
Что втайне друг от друга точно знаем –
Запретный поцелуй передаём.

1977

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Проулками от Домского собора
Иду едва знакомою дорогой
Сквозь гул и шелест баховского бора.
Всё это одному мне слишком много.

Весь этот город, распоровший небо,
Застыл под проливною черепицей,
Как некая великая победа –
Он будит мысль и не даёт забыться.

Но мне не разобрать, о чём кричат
Все эти лица, улицы и зданья –
Вновь пустота у левого плеча
Растёт и принимает очертанья.

Я к ней привык – к печали еженощной,
Привык к молчанию и не держать под локоть,
Отсутствие твоё настолько прочно.
Что я уже могу его потрогать.

Не стоило куда-то уезжать
Укачивая память. Словно зыбку.
Когда не город вижу, а опять
Скамью под липой и твою улыбку.

Побег мой провалился в самом главном,
Теперь я это ясно понимаю –
Отсутствие твоё настолько явно.
Что я его тихонько обнимаю.

Я знаю: жизнь – это целовать
Вот эти плечи, волосы, коленки...
И тротуаром, узким, как кровать,
Идём мы – я от края, ты у стенки.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Где чувство осознанной необходимости?
Где ноги повышенной проходимости?
Где сильны руки, широкая грудь?
Скажите, их помнит ещё кто-нибудь?
Где я молодой, куда всё подевалось
За время, покуда она раздевалась?

1977

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

У меня теперь подружка –
Пучеглазая лягушка.

Я её уже дня два
Говорить учу: Москва.

Но пока она, увы,
Говорит лишь: пол-Москвы.

1987

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ты сбиваешься с ног, но мало что меняется.
Старый свитер промок и табачок кончается.
Но не все, не все так плохо, не печалься, брат,
Пока есть на свете кто-нибудь, кто нам с тобою рад.

А ведь это твой дом, но торопиться некуда.
Да и вспомнишь с трудом, как в нем был счастлив некогда.
Но не все, не все так плохо, не печалься, брат,
Пока есть на свете кто-нибудь, кто нам с тобою рад.

Ты идешь по Москве под фонарями мокрыми,
По бездонной листве, не отражаем стеклами.
Но не все, не все так плохо, не печалься, брат,
Пока есть на свете кто-нибудь, кто нам с тобою рад.

Ты войдешь в переход и упадешь на корточки.
Подойдет чей-то кот и потрется мордочкой.
Все не так, не так уж плохо, не печалься, брат,
Видишь, есть все-таки кто-то, кто нам с тобою рад.
Все не так, не так уж плохо, не печалься, брат,
Все-таки есть, да, видишь, вон, побежал!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В осеннее утро нырну, как в холодную воду,
И буду глядеть, поднимаясь на гребень волны:
Багряным потоком, нащупавшим брешь, на свободу
Течет виноград через край танаисской стены.

Я сделаю шаг и, как будто наткнувшись на камень,
На воздух наткнусь, что, как льдинка, - и хрупок и чист.
У рва городского я трогаю воздух руками,
Который застывшей слезою накрыл Танаис.

1984

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

День начинался высоким туманом,
Эхом глухих голосов у причала,
Вспомнил зачем-то о маме, а мама
Долго на письма не отвечала.

Сел я за стол, где лежала сырая
Рукопись – нужно читать, попросили,
Думал о Родине я, разбирая
Чьи-то плохие стихи о России.

И перед взором прошли вереницей
Лица великих людей, у которых
Мне предстоит еще долго учиться,
С кем я веду непрерывные споры.

Так просидев полчаса, как бездельник,
Вышел на улицу, чтобы встряхнуться
И отойти от наплывших видений
Войн, забастовок и революций.

Но и на улице взгляд мой далече
Был устремлен – через годы и годы;
Вышла жена, обняла мои плечи,
Залюбовавшись осенним восходом.

Солнце уже золотило верхушки
Вишен, склоненных над дельтой притихшей,
Мимо калитки спешила старушка
К церкви, мерцающей цинковой крышей.

И до сих пор будоражит и дразнит
Голос, едва долетевший до слуха:
С праздником, детки.
А что же за праздник?
День всех святых, - отвечала старуха.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Встав на колени, словно пить хотел,
У выхода античной анфилады,
Черпал ладонью пепел и глядел
На глиняное сердце винограда.

Есть нестерпимый зуд припоминанья,
Когда застыл в предчуствии вины,
Но слышен только гул из глубины
Бездонного и зыбкого сознанья.

Там что-то с совестью.
Я был бесчеловечен.
Забытая – я знал, что это ты,
Когда поднял за худенькие плечи
К своим губам и отпил пустоты.

1982

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Смываю глину и сажусь за стол,
За свой рабочий стол возле окна.
Блестит Азов, а розовый Ростов
По краю быстро схватывает тьма.

Светило плавит таганрогский мол
И расстилает алую кайму.
Ростов в огнях, а розовый Азов
Через минуту отойдет во тьму.

Еще блестят верхушки тополей,
Но их свеченье близится к концу,
С последней зыбкой кучкою теней
Плывет баркас по Мертвому Донцу.

Смывает мрак широкое кольцо,
В котором гаснет слабый отблеск дня,
И вот мое спокойное лицо
Глядит из черных стекол на меня.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Для какой-то статьи, для примера,
Перелистываю Гмера.

Вот в глазах копьеносца Приама,
Безнадежно покорных судьбе,
Отражается шествие к храму,
Но богиня не внемлет мольбе.

Вот Парис все решиться не может
Вслед за Гектором выйти к врагам,
Он все ладит и ладит поножи
К так заметно дрожащим ногам.

Вот прощаться идет Андромаха,
Слезы страха стирая с лица,
А ребенок пугается взмаха
Пышной гривы на шлеме отца.

И супругов смутил этот звонкий
Детский плач, и среди беготни
От нелепости страха ребенка,
Поглядев друг на друга, они
                 улыбнулись.

И боль этой пытки
Просочилась из небытия...
Испугавшийся этой улыбки,
Как ребенок, расплакался я.

Не людское мы племя, а волчье,
Сколько ж можно – война да война?
На куски, на обрубки и в клочья
Страны, судьбы, стихи, времена!

Андромаха! Тебе еще биться
Белой птицей на гребне стены,
И тебе будет вторить зегзица
Сквозь столетия крови и тьмы!

Андромаха! Твой стон еще длится!
Он идет от страны до страны,
Вдоль плетней – от станицы к станице,
По полям – от войны до войны.

Илион разгромили, а толку?
Только горе – куда ни взгляни.
И, поставив Гомера на полку,
Я снимаю Работы и дни.

1982

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Не чувство, нет, только зачаток,
Как дождь, что еще назревал...
Я чистил молочный початок,
Как будто перчатку срывал,

И ей протянул. И с шуршаньем
Обрушился первый раскат.
Я знал уже – мы совершаем
Какой-то старинный обряд.

Я думал: Неужто? За что мне
Опять это поле и свет?
Смеялась: Я это запомню –
Кормил кукурузой поэт.

Запомнишь? Ну что же, запомни,
Запомни, попробуй забудь!
И снова не верил: За что мне?
И первые капли на грудь.

1983

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Приехали гости – пойду зарублю петуха.
В таз рухнет осенний букет, перепачканный кровью,
Я сплюну с досады, ругнусь, чтоб никто не слыхал,
И к речке сойду по тропе, занесенной листвою.

Неужто навеки жизнь будет не жизнь, а живот?
Я вновь задохнусь от внезапно нахлынувшей злобы:
Неужто наш дух никогда эту цепь не порвет,
Которой он связан, как пес, с конурою утробы?

Ведь я до сих пор разволнован грехом пустяковым.
Но что же мне делать, не смог я придумать опять.
Делянку щипать? Чтобы снова шипели чертковы:
Не стыдно ли вам комара на шеке убивать?

И трону я травы рукою и вновь удивлюсь,
Что в мяте и доннике сердце стучит молодое,
И если ты скажешь, что это мой собственный пульс,
Отвечу: Конечно. Но мне станет скучно с тобою.

1984

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Осень реку покрыла своим стрекозиным крылом,
И на комьях земли появились значки слюдяные,
И собаки стоят на кургане и, как неродные,
Смотрят вскользь, озираются, рыщут с поджатым хвостом.

Где последний кузнечик безумную очередь бьет
По остывшим камням, по мишеням пустой паутины,
Я тревожно брожу и веду нескончаемый счет
Всем потерям земли, в первый раз так открыто любимой.

Жгу листву, и под ноги мне стелется медленный дым,
Пролетит электричка, отпрянет с тропинки сорока,
И на всем ощущеньи уже подступившей беды,
Я был часто один, но мне не было так одиноко.

Выбью двери ногой, но не сразу войду в этот дом,
Где на всем еще эхо былого веселья и смеха,
Разожгу самовар, поиграю с приблудным котом,
Соберу чемодан и пойму, что мне некуда ехать.

1983

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Вот недолгой отлучки цена:
У дверей – обгоревшая свалка...
Стены целы и крыша цела,
Но внутри... Ах, как жалко! Так жалко,
Словно я потерял средь огня
Дорогого душе человека.
В этой кухне была у меня
Мастерская и библиотека.

Всюду лужи, развалы золы,
И лишь книги одни уцелели:
Плотно стиснуты, словно стволы,
Только вдоль по коре обгорели.
Вещи сгинули или спеклись,
Как забытые в печке ковриги,
Потолок прогорел и провис,
Но не рухнул – оперся на книги.

Черт с ней, с кухней, ведь я не о том,
Речь идет о задаче поэта:
Этот мир с виду прочен, как дом,
Но внутри... Ты ведь чувствуешь это.
Этот запах притих в проводах
И в никчемных пустых разговорах,
И в провисших сырых небесах,
И в глазах чьих-то серых, как порох.

Пламя только таится, оно
Ждет момент, когда б мы приумолкли.
Этот мир уже б рухнул давно –
Его держат книжные полки.

1984

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Сегодня так часто срываются звезды,
Что даже о космос нельзя опереться,
Там будто бы чиркают спичкой нервозно,
А спичка не может никак разгореться.

И полночи этой ничто не осветит,
Ничто не рассеет во мне раздраженья,
Никто на вопросы мои не ответит,
И нет утешенья.

Во мне все противится жить по указке
Провидцев, сколь добрых, настолько лукавых,
Душа не поверит в наивные сказки,
Что в детях она повторится и в травах.

И в мире прекраснейшем, но жутковатом,
Где может последним стать каждый твой выдох,
Она не живет – ожидает расплаты,
И нужно ей не утешенье, а выход.

Но кто мне подскажет, куда мне бежать
От жизни, от жил, разрываемых кровью,
От жженья, которого мне не унять
Ни счастьем, ни славой, ни женской любовью.

Ведь я уже связан, уже погружен
В сумятицу судеб. Меня научили,
Как рушить и строить, как лезть на рожон,
И я зарываюсь и радуюсь силе.

Лишь ночью, один на один со вселенной,
Я вижу, сколь призрачна наша свобода,
И горестно плачу над жизнью мгновенной,
Несущейся, словно звезда с небосвода.

Сейчас промелькнет! Я сейчас загадаю,
Ведь должен хотя бы однажды успеть я...
Сверкнула! И снова я не успеваю
Сказать это длинное слово: бессмертье!

1985

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Когда я помышляю о высоком,
Я становлюсь собою. С высоты
Мне очень хорошо и одиноко
Глядеть на заоконные кусты.

Но вспомню – поливаете цветы
И из окна глядите одиноко.
И эта мысль сбивает с высоты,
Когда я помышляю о высоком.

1976

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В ожиданье отправлений,
Занимаясь ерундою,
Копошится муравейник,
Заливаемый водою:

Цыганчонок как лошадка,
Быстро ножками крошит,
Раздавая из­-под шапки
Взгляды мелкие как вши.

Дама (видимо с пленера)
Ищет милиционера,
Чтобы обучить манерам
Пьяного пенсионера,
Впрочем, нет – наоборот.
Дождь все льет, и льет, и льет...

Свой портретик возле кассы
Мельком узнает особа
И читает, что опасна,
Да притом еще особо.

Бабка квохчет, как наседка,
Над обширным багажом,
На гордиев узел сетки,
Морщась, целится ножом.

Тут под лавкою бродяга,
Он трудяга, а не нищий,
Он – Отелло, ставший Яго,
Горлышко бутылки ищет.

Тут и легендарный нищий
Век от века самый лишний,
И поэтому живучий,
Мелочь у дверей канючит.

Тут и я. Без чемодана,
Без билета, без обеда.
Напеваю Челентано
И куда-нибудь уеду.

А пока душа решает,
Я нашел отличный ракурс,
И вокзал напоминает
Беспризорную собаку.

О, бродячее строенье!
Настроенье! Состоянье!
Ты – базар, но с отрешеньем
Ты торгуешь ожиданьем.

Антология народов
Всех профессий, каждой речи,
Разношерстная колода
Из родных и первых встречных,
Самых лучших, самых худших
Всех краев и каждой крови!
Ай да дождик, ай да случай!
Лей же, лей – все на готове!

Пуст перрон, вокруг волненье,
Люди жаждут объяснений,
И, все больше беспокоясь,
Ждут хотя б какой-то поезд.
За окном воды по пояс!

Дверь закройте! Грянул ДВАЖДЫ
Гром. Дежурный по вокзалу –
Мальчик с синими глазами
Тихо крикнул: Успокойтесь! –
И его услышал каждый.

Дождь все лил, и струи вились,
Кто-то вскрикнул – догадался,
А вокзал давно качался,
И часы остановились.

1978

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В углу сидело кресло, а диван
Полулежал, откинувшись на стену,
И, образуя стройную систему,
Стояли книги всех времен и стран.

Закатный луч по комнате плясал,
Тревожа зеркала и позолоту,
Рабочий стол, казалось, сам писал –
Весь вид его изображал работу.

Курила сигарета в хрустале
Задумчиво, не стряхивая пепел,
А на стене старинный пистолет
Куда-то за диван устало метил.

Все вздрогнуло и изменило лик,
Дыханье замерло у кондиционера,
И отлетела пыль от старых книг,
Когда навстречу мне из-за портьеры

Вошел роскошный бархатный халат,
Рукав тянувший для рукопожатья:
Я вас прочел. Недурно. Очень рад...
И слез восторга не сумел сдержать я!

1978

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.