И проходили дни, недели,
Часы, минуты и года.
И налетавшие метели дождем сменялись
И тогда
Смеялся дождь,
А после - плакал,
И, нагрустившись - засыпал.
И, засыпая, снегом капал,
Ах, нет, не капал - засыпал.

Деревья в сумерках, веранды
Сегодня завтра и вчера
И мягко, будто на пуантах
Вдруг подступали вечера,
А вечерами вдруг - метели
Уныло ныли и тогда -
Часы - в минуты,
Дни - в недели
Летели в сумерки, в года...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Как долго, долго не было весны...
Не год прошел, не два, но - вечность
И сытые сугробы видят сны - им снится белый снег,
Им снится млечность.

Мягчайший пух, легчайший белый фрак
Их покрывалом белым покрывает,
Но где-то там в белесых облаках стихи стихают,
Песни засыпают

И тихо... Тихо все кругом
И шепота почти не слышно.
Но где-то чей-то слабый шерох, стон вдруг промелькнет
усталой мышью...

Как долго, долго не было весны...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я прикоснусь к тебе, послушай:
Ты знаешь - я дрожу всем телом,
Ты видишь - я лечу всем телом
Над морем всем, над всею сушей
Я прикоснусь к тебе, послушай.

Ты знаешь света ищут ветры,
Они в глазах гуляют, ветры,
Над морем всем над всею сушей.
Я прикоснусь к тебе, послушай.

Я прикоснусь к тебе, я рядом.
Я знаю - ты дрожишь всем телом,
Я вижу - ты летишь всем телом
В мое прикосновенье взгядом,
Я прикоснусь к тебе, я рядом.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ослепленные тьмой катакомбы кривых переулков.
Затхлый воздух за окнами настороженных домов.
Ветер гонит обрывки газет. И разносится гулко
степ моих отрешенных, от стен отраженных шагов.

Этот Город меня загоняет в сырые подвалы,
в подворотнях убогих дешевые вина мне льет.
Этот Город меня наградил эфемерною славой -
непомерную цену он взял за нее наперед.

Город старых дворов, покосившихся крыш и стремлений,
Город знатных воров, неподсудных в величьи своем -
он искусный обманщик обманутых им поколений,
ростовщик и мошенник, сдающий надежду в наем.

В этом царстве теней, недомыслий и полусвершений
бродит стадо детей - миллионы блуждающих душ.
Город правит судьбу заплутавших своих поколений:
равнодушно-холодный - он где-то, как Бог, всемогущ.

Он келейный творец, он поэт занимательных сплетен,
он великий мудрец - этот Город продавшихся Муз.
Он верховный пророк, он сказитель грядущих столетий,
повелитель кухарок, создатель незыблемых уз.

Я прикован к нему. Я опутан его вероломством.
К жизни приговорен - о пощаде его не молю.
И смеется в лицо мне безумно разросшийся монстр -
этот Город, который я так обреченно люблю.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

    Снег
    лег
    легкою мглой.
    Вдох.
    Вдруг -
    свет голубой.
    Воздух - живой.
    Бьется струной
    выдох души чужой.

Кто ты?    Флейта в ночи.
Кто ты?    Молю: Не молчи! -
Кто ты?    в голос кричат руки.
Кто ты?    Свет невесом,
Кто ты?    краток, высок...
Кто ты?    Бьются в висок звуки.

    Тень
    рук.
    Кружево льда.
    Стих
    звук -
    кружится такт.
    Воздух - живой.
    Возглас немой -
    отклик руки чужой.

Кто ты?    Устами дрожу.
Кто ты?    Устало прошу.
Кто ты?    Не нахожу ответа.
Кто ты?    Но что тебе в том?
Кто ты?    Бьешь в окоем
Кто ты?    снегом, дождем, ветром...

    Кто ты?

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Бывает, дверь - с петель,
и в полумрак войдет
полночная метель
и снега наметет.
И шторы разметав,
промчится, как стрела, -
и зазвучит металл
разбитого стекла.

И ветер будет выть
в полночных проводах.
И сердце будет ныть,
закованное в страх,
и пальцы - коченеть,
и замерзать - вода,
и петь - на грифе медь,
как больше никогда.

Как больше никогда -
ни раньше, ни потом -
вдруг зазвучит звезда
в глазах, покрытых льдом.
И полетит к чертям
размеренный уют -
упавшим лошадям
подняться не дают.

А ветер все сильней.
Метель сошла с ума.
И нет креста на ней -
но нет на мне ярма.
Знобящею струной
в безумии своем
звучим над той страной,
в которой не живем,

над спящею страной,
где в славе человек,
страной, где старый Ной
построил свой ковчег,
где миллионы пар
проснуться не хотят -
и самостийный мавр
их душит, как котят.

Неси меня, метель!
И горе не беда.
И теплая постель
забыта навсегда.
И что там впереди
пусть не дано узнать -
метель, меня буди,
молю: Не дай мне спать!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

...и я не буду ждать тебя
ни день, ни год, ни век, ни вечность!
Пусть жизнь - мгновенье в бесконечность
от небытья до небытья,
но я не буду ждать тебя.

Нет, я не буду ждать тебя.
Не буду ждать ни слов, ни чуда
и замирать на миг не буду,
не струны - нервы теребя.
Нет, я не буду ждать тебя!

В промозглой слякоти души,
продрогшей от неожиданья,
взываю: Господи, не дай мне
грех исступленный совершить:
Тебя дождаться - согрешить!

Тебя дождаться - в сердце нож!
И сердцу яблоком раздора
ржаветь на срезе, волчьей сворой
гнать память в ночь, пока поймешь:
Ведь - ждешь! того, чего не ждешь.

Так я не буду ждать тебя!
Табу на память, явь и грезы,
табу - на жалкие прогнозы.
Бездарный фатум невзлюбя -
неистово не ждать тебя!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                        Выход в город
                            (Указатель в здании вокзала)

Очередной заплеванный вокзал
Меня встречает, как зловонный выдох.
Здесь Выход в город - есть совсем не выход,
а вход в одну из неметеных зал.

Но я сейчас касаться не хочу
Всего того, что далее прихожей,
мне все равно, как все равно лучу
глядеться в лица сумрачных прохожих.

Я здесь живу. И пусть это не мой
Приют, и далее здесь не моя обитель,
я здесь живу, хотите ль – ни хотите ль,
незрячий проповедник и немой.

Я здесь один. Я здесь один при всех.
Здесь всяк один за всех и каждый против.
Здесь одиночество возведено во грех,
здесь даже смех звучит на невозможной ноте.

Но поезд мой гудит и трогается  с места,
и я за ним бегу и прыгаю в вагон.
Прощай, мой плевый рай, замызганная фиеста,
прощай, но ненадолго, всего на перегон.

10 июля 1992

Я в ночь, как в колокол войду,
и оглушен звенящей тьмой,
я перестану быть собой.
Один. У Бога на виду.

Мне ночь навеет свой покой,
откроет смысл писаний звездных.
Но поздно, понимаю, поздно
Прочесть и стать самим собой.

Ведь я бездарный вестовой,
бреду то пьяный, то голодный.
А то, как жадный пес безродный,
брешу и вою пред луной.

Но мне отпустит ночь грехи,
дождь обновит былые сроки.
Вот капли – в струи, струи – в строки,
и в лужи падают стихи.

Я в дождь, как в комнату войду,
меня он встретит, как умеет,
по-своему меня согреет, -
и кто увидит в том беду...

22 ноября 1994

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я каждой ночью смерть себе готовлю.
Прости, о Жизнь, мой вероломный нрав.
Опять курю – мне не указ Минздрав,
опять пишу и небу прекословлю.
И где-то возгораются костры
от брошенного вскользь однажды слова.
Уймись, неутомимый Казанова,
остановись, не народи миры!
И так уже в достаточном числе
насеяно оазисов неволи.
Не надо мне ни радости, ни боли –
я видел все, все на моем челе.

Но огонек дрожащей сигареты
размножится в расширенных зрачках;
И горка пепла в пепельнице – так
рождаются случайные сюжеты.
И кто-то в ночь швыряет наугад
окурки снов и слов полузабытых,
убитых ангелов и птиц недоубитых,
по паре каждой твари, все подряд
швыряет в ночь, как в девственное лоно,
произвести зачатие стремясь.
Протуберанцем вспыхнет протогрязь
и расползется плесенью по склону...
Загадочной улыбкой отстраненной...
Смирением стоическим бездонным...
Проклятием... Распятием... Поклоном...
И снова стоном...
                Снова стоном...

Так что же я не в силах замолчать?
Что ж я кричу, как в первый день рожденья?
Минздрав предупреждает – вдохновенье
особенно опасно по ночам.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Унылый зимний день,
унылый дождь по крышам.
Всего лишь дождь, не снег –
казалось бы, зима.
Казалось бы метель
должна гулять по душам,
а в душах дождь,
а в лужах – ложь,
а на стекле – туман...

        Слушай затертую пластинку,
        ну что ж теперь поделать –
        не удалась зима.
        Боже!
        На что ж это похоже –
        январь бредет по лужам,
        обманут и простужен.

А помнишь, был ноябрь?
Осенний месяц.
Разве?
Какая синь была!
Тогда была зима,
нежданная, как праздник,
который тем хорош,
что ты его
совсем не ждешь.

        Слушай затертую пластинку,
        ну что ж теперь поделать,
        такая вот печаль – не удалась зима!
        И все же,
        в бреду по рваным лужам
        бредет (кому-то нужен)
        простуженный январь.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Когда печаль твоя уходит,
как засидевшаяся гостья,
когда становится так просто
дышать и смеяться,
когда оконные проемы
вдруг наливаются пространством,
немного горький ветер странствий,
забытый, знакомый
тебя подхватывает нежно,
немного, впрочем, торопливо,
немного, впрочем, сиротливо,
но это – неважно,
а важно то, что вдруг надежды,
подобно крыльям серафима,
в сиянье радужном игриво
мерцают, как прежде.

Ну что поделать, право, если
Страдают постоянством гости –
Заходят ненужно часто,
когда и не ждешь их.
Твоя печаль, так эта вовсе,
что твой пройдоха завсегдатай,
идет с утра в кабак поддатый,
но ты-то причем здесь?
Так ставь же чай, печаль встречай же,
поклон ей передай нижайший –
я подойду немного позже,
а может быть раньше.
А хочешь, я твоей печалью
побуду? Ты налей мне чаю.
С тобой мы тихо поскучаем
за чаем...

А после я тихонько встану
и легким облаком растаю.
Я был, и вот меня не стало,
но что-то осталось...
Остался чай, давно простывший,
такой неуловимо горький,
каким бывает ветер только,
внезапно налетевший
и растревоживший внезапно
твое сердечное биенье.
И, умирая на мгновенье,
ты будешь назавтра
таким же – пресновато прежним,
ну, разве чуточку тревожным,
и, может быть, вполне возможно, -
немного нездешним...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Нет мыслей.
Есть воспоминаний
тяжелый, неотвязный бред.
Реминисценции в стакане
того, что было в сентябре.
Есть осторожные касанья
каких-то запредельных струн,
но это – так, вода в стакане
вскипает, как ночной бурун.
А над стаканом – штиль полнейший,
а над стаканом – благодать!
Чего-то хочется, конечно,
чего-то хочется, но взять
где-то, что было в декабре,
ну, в сентябре – не в этом дело –
в каком году, в каких пределах
случилось так, что нынче бред
во мне тяжелый, неотвязный
звучит, как полоумный праздник,
проекцией ушедших лет?

Нет мыслей.
И воспоминаний нет...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Она вошла в свой дом
и света не зажгла,
и стала у окна.
Одна...
Она вошла в свой дом,
страницей в старый том,
подобно истине –
странна...

Не замечая темноты,
не заполняя пустоты
и даже не задернув штор,
она стояла у окна,
строга, стройна
и как струна
вплетала соло в шумный хор.

А где-то за окном
кручинились миры,
планеты повергая
в прах.
А где-то за окном
Гоморра и Содом
и боль, и ненависть,
и страх.

Прохожим всуе не видна
За плотной шторою.
Одна.
Вдыхая вавилонский ор,
она, играя, просто так,
вносила в хаос верный такт,
как гениальный дирижер.

И отзывался дом
дрожанием стекла
шальной феерии
окрест.
Сплетая сотни тем,
стеная сотней тел,
гремел свихнувшийся
оркестр.

Но подчиняясь взмаху рук,
с fortisimo на piano вдруг
сорвался звук на вираже.
И вот – космический бедлам,
в клубки спиралей нити гамм.
И это Музыка уже!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Молчала комната.
Цветы молчали,
нещадно источая фимиам.
Лишь, фразы комкая, часы стучали,
заученно серчали –
ИМ – И – НАМ.
Кому-то Им,
неведомым каким-то,
невидимым ни другам, ни врагам.
И Нам каким-то,
да, и нам каким-то –
слогам, усталым нотам
в звуках гамм.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Рождалась Музыка во мгле.
Не здесь – на краешке Вселенной.
Она ведь Музыка, что ей
Быть признанной и, значит, - тленной.

Она рождалась просто так,
не из корыстных побуждений.
И был творец ее чудак,
никем не признанный, ног – гений.

Рождалась Музыка, и в ней
Миры рождались и пространства,
и апогей, и перигей –
противовесом постоянства.

А Музыка – она текла,
всемерно видоизменяясь.
А Музыка – она жила
И, умирая, возрождалась!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Найди мне музыку к словам,
найди и будет песня.
Слова и ноты по складам
слагаем вместе.
Сольются, будто две реки
В одном потоке,
твой звонкий смех – в мои стихи,
твой тихий плач – мне в строки.

Настрой мне сердце на любовь,
перо на откровенье.
Открой мне душу – не на боль,
а на отдохновенье.
Струной скрипичной свет во мне
мерцает в звуке.
Смычком скрипичным по струне
твоя рука – мне в руки.

Приди и освяти мой скит,
войди в мою обитель.
Благослови мой манускрипт –
творец – не зритель!
Слова и ноты по складам
слагаем вместе –
найди мне музыку к словам,
найди – пусть будет песня!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

телеграфные столбы
у обочины дороги
телефлюгеры судьбы
графоманы недотроги
сознавая свой удел
гордо головы задравши
частоколом стройных тел
телеграфы телеграфши

телеграфные столбы
магистралей сателлиты
кем-то вкопаны дубы
градом биты ливнем литы
обнаженные стволы
из стекла на ветках почки
и звенят как кандалы
в проводах тире и точки

телеграфные столбы
погребенных храмов шпили
современные волхвы
предсказатели небыли
а пророчество летит
тонкой нитью ариадны
в телеграфный лабиринт
телеграфной телеправды

телеграфные столбы
злые вестники разлуки
расстояния столпы
тянут призрачные руки
голубые поезда
мчат по  голубой планете
в голубые провода
в алюминиевые сети

телеграфные столбы
корабельных мачт потомки
караваны голытьбы
жалкий скарб в своих котомках
все уносят на край света
сна и отдыха не зная
точно зная края нету
прет вперед братва шальная

телеграфные столбы
у обочины дороги
у обочины судьбы
телеграфные столбы

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                      ...И дом мой опустел...
                          (Г.Жуков)

...И выли ветры в сумраке густом.
И плыли тени с запахом сирени.
Как келья пуст и одинок, как мир мой дом,
и в нем затворник мой бездомный гений.

И скрип пера разносится в пустом,
холодном доме – стон в остывшем теле.
Звенят хрустальным дискантом мембраны стен,
как струны в ржавой медной канители.

Мне дом мой дан – мой проклятый вертеп,
моя душа в нем – зверь в постылой клетке.
Я сам себе, порой, напоминаю склеп,
бесстрастный склеп, хранящий сумрак терпкий.

И сто потопов, может быть, пройдет
С тех пор, как я единожды родился,
но дом мой пуст, и в дом мой кто-то не войдет,
и я лишен – не жизни! – в жизни смысла.

Но я живу, и я влачу свой смысл.
И знаю – чуду суждено случиться –
чуть всколыхнет ресницы штор небесный бриз –
твой голос в мое тело постучится.

Благословенной сенью тень крыла –
твой звонкий взгляд, мне брошенный сквозь стены.
И если ты хотя б на миг в мой дом вошла,
то дом мой никогда не опустеет.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Прольются птичьи голоса
В неверных сумерках акаций
И ты войдешь в осенний сад,
аккордом странный интонаций.

Ты так войдешь в осенний сад,
как будто только что оттуда,
где свет иной, и свет в глазах
твоих лишь отголосок чуда.

Взовьешься рифмой на Парнас,
строкою нотной в партитуру –
недостающий диссонанс
для завершения фактуры.

Недостающее звено
В цепи разомкнутого мира –
Ты сам к себе прикова, но
Неудержима твоя лира.

Недостижимой высоты
Полет блуждающей кометы,
непостижимой красоты
звучанье струн твоих об этом.

И на задворках бытия,
на грани смутного предела
скитаться будет песнь твоя,
не зная большего удела.

Ты будешь вечность коротать
В своей печали отлученной.
Деревья будут трепетать
Своей листвою обреченной.

Но ты войдешь в осенний сад,
и станет вечен этот вечер.
И многоточием глаза,
как три свечи в руках Предтечи.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

...Погашен свет. Соната отзвучала.
Внезапно смолк растерянный аккорд.
И горстью нот бездомных, изначальных
не возродить былой водоворот.

Ну, вот и все, окончено свиданье.
Последний такт. – За тактовой чертой –
Неверный шаг, и следом покаянье
И стон в груди, и в сердце непокой.

Ну что же ты не опускаешь руки,
мой пианист? – Финал еще не смерть.
Но хочешь ты, чтоб не смолкали звуки,
стенали скрипки, пламенела медь.

Прекрасен миг сонатного аллегро
В своей законченности, в краткости своей.
Алмаз не потерять в бездонных недрах
Унылых будней, в фейерверках дней.

Но руки снова над клавиатурой
В немом звучании, и вот из нот пасьянс
Готов рассыпаться и бросить в партитуру
Несовершенный, прерванный каданс.

Ну, опусти, сними же с клавиш руки,
мой пианист, - piano n’est pas la vie.
Звучит любовь на клавишах разлуки –
Сыграй мне жизнь на клавишах любви.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я тихой музыкой войду к вам в дом,
наполнив мрак взволнованным сонетом.
Что, музыка, нам до этого –
Пусть холодно в доме том.

Что, музыка, нам до этого?..

Я вам поведаю о том, о чем
Вы знаете, того не зная сами.
Пусть голос мой будет с вами
Вам компасом – мне ключом.

Пусть голос мой будет с вами...

Я растревожу ваш уснувший дух.
Мне это нужно, да и вас ведь тоже
Стук сердца, свой вздох тревожный
Так нужно услышать вслух.

Так нужно...

Я разорвусь на тысячу сердец,
чтоб отыскать единственное слово.
То слово, что так не ново,
то слово, ушедшее снова.
Слово, в котором и боль, и надежда,
не прозвучавшее – забытое прежде.
Слово – молитва,
слово – заклятие,
мгновенно, как бритва,
остро, как проклятие.

Верная нота в хаосе звуков,
верно, кому-то предсмертная мука.
Смерти вместилище,
Жизни давалище,
слово-страшилище,
истин обвалище.
Невыразимо, как скорбь.
Невыносимо, как плач...

Я тихой музыкой войду к вам в дом,
наполнив мрак взволнованным аккордом.
Пой, музыка, органным горлом,
пой настежь раскрытым ртом.

Пой, музыка.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Это просто зима.
Просто падает снег,
засыпая бездомные листья.
Это просто декабрь,
неотесок, дикарь
погребает ненужные страсти.

Это просто мороз
Дал свой синий наркоз,
остужая закаты – восходы.
Это просто так нужно –
погода простужена,
стало быть, год на исходе.

Просто нужно услышать
Этот тихий мотив,
эту странную грустную коду.
Просто нужно увидеть
Далеко впереди
Не такую – другую погоду.

Это просто закон –
Смена года времен,
смена красок и смена одежды.
С этим много хлопот,
но кончается год
Рождеством и, конечно, надеждой!

...Это просто зима...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Подскажи мне слова,
солнечная моя печаль,
ласковая моя грусть,
нежная моя боль,
памяти моей груз.

Что за наваждение –
Выразить тебя в словах.
Мой неутоленный страх?
Или искушение?

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.