За две минуты до рассвета время плачет,
Холодный сумрак забирается в кровать.
И нету сил уйти, чтоб доказать
Себе самой, что может быть иначе -
Что можно жить недетскою мечтой,
Пить чай вдвоем, ходить к кому-то в гости,
Не ждать, что утром кто-то спросит:
Он не твой, ты помнишь? Он не твой...

За две минуты до потерянного счастья
Смеяться вслух над пустяками - слишком мелко,
Играть в любовь, но чувствовать подделку,
Как быть чужой на собственном венчанье.
Ещё вчера горячий воск, как слезы капал,
И ночь казалась яркой и бездонной...
...А я обрывком снов твоих держу в ладони
Воскресный лист календаря, упавший на пол.

За две минуты до разлуки ухожу,
Оставив дом,
Твой старый дом без слез и скуки.
На хрупком зеркале дыханьем напишу,
Растаяв в нем:
Я здесь с тобой, лишь в двух минутах от разлуки...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

А ко мне во сне старый друг пришел,
Прошептал: Привет, моя девочка...
Просто рядом сел и накрыл плащом,
В косы нежно вплел чудо - ленточки.

Он пришел во сне, и мы пили чай,
Мятно - липовый с абрикосами.
Под одним плащом на двоих печаль
С недомолвками и вопросами.

Где ты, старый друг, пропадал сто лет?
В окна не стучал, писем не писал.
Сто свечей сожгла на своем столе,
Привязала крепче беднягу пса.

Под одним плащом - две больших тоски,
Два безумия в двух безмолвиях.
Нам бы быть, как все, и как все грустить,
Называть друг друга бездомными.

Покоряясь детским святым мечтам,
Нам бы жизнь свою, как альбом листать,
Нам бы бросить все, досчитав до ста,
Нам бы жить начать с нового листа.

Постучал рассвет, вот и друга нет,
Только серый дождь сыплет мелочью...
Ты ушел, как снег, в предрассветном сне,
Я в руке держу чудо - ленточки...

Говорить с тобой - значит промолчать,
Нам всегда делить было нечего...
Спрячь меня от всех под покров плаща
И в судьбу вплетись чудо - ленточкой.
Спрячь меня скорей под покров плаща
И в судьбу вплетись мою.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ну, здравствуйте! Который век
Пишу Вам письма безответно,
Да и куда мне... В спорах с ветром
Я слишком ветрена была,
Что даже старые ветра
Казались просто сквозняками,
Способными в домах лукавить
И бились в окна со двора,
А мы их просто не пускали -
Такая вот была игра...
И голос мой дрожал струной.
Как часто в битвах с голосами
Мы камни в зеркала бросали,
Мы разбивали голос свой,
Молчанье разделив часами...
А, впрочем, не об этом я
Писать хотела... Странным утром
Слова и мысли подобрать
Бывает непосильно трудно,
К тому же снились мне друзья.
И в незатейливых сюжетах
Чужих надежд и звуках флейты
Их светлых душ блуждаю тенью
По будним дням. А в воскресенья
Летят по лету стаи птиц.
Минуты, догорая, тлеют,
И мы безропотно взрослеем,
Меняем выраженья лиц,
И, замедляя наши жесты,
Идут дожди и бьют по жести
Покатых крыш, и слишком тихо...
В эпоху страшной немоты
Я обращаюсь в Вам на ты,
То шепотом, то диким криком.
Как эти комнаты пусты...
И вновь в письме пустые строчки...
В полях туманного пространства
Перо выводит беспристрастно
Одно лишь слово, многоточье...
Одно лишь пожеланье: Здравствуй...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Порвалась тоненькая нить,
Державшая меня в неволи,
Избавив от хлыста и боли
И запрещающая жить.

И словно птица на окне,
Покинувшая свою клетку,
Я бьюсь, я был марионеткой,
Я стал собой... Я не в себе!

Я сумасшедший человек!
Прорвавши нити кукловода
И, задыхаясь от свободы,
Я прожигаю пьяный век.

И, заблудившись в темном мире,
Талант сменив на злата слитки,
Кричу: Я слеп, верните нитку!
Но свет все дальше, ночь все шире.

На сцене жизни - одинок,
На сцене кукол - не свободен,
Я человек и кукла, вроде,
Да только есть ли в этом прок?

Я кукла или наказанье?
Вновь на ребро легла монетка...
Я человек-марионетка
Без имени в руках изгнанья...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                               Е.К.

Я похожа на брата, только это случайность,
Просто мастер один жил на старой планете,
Как Господь из ребра создал женщину, тайно
Он из шлейфа Пьеро сшил девчонку - Пьеретту.

     И на сцене вновь рыдаю,
     Надевая маску роли.
     Зритель, я ведь не такая,
     Я актриса поневоле.
     Но актриса - оправданье?
     Или роль? Или вендетта?
     Слезы к черту, прочь страданья,
     Я восставшая Пьеретта!

Я куплю себе платья самых ярких оттенков,
Перерезав все нити, стану примой балета,
А когда я умру, пусть танцуют венгерку
На могиле, где все хоронили Пьеретту.

     Только, зритель, где же счастье?
     Я схожу с ума от плача,
     Над собой опять не властна,
     Но могло ведь быть иначе.
     Я ищу вслепую нити,
     Словно кукла, но их нету...
     Зритель, только не вините,
     Я ослепшая Пьеретта.

Я приду в темноте в зал, где я танцевала,
Где играла и пела, жмуря глазки от света.
Сяду рядом с Пьеро и начну все с начала...
Мастер - Бог сшил из шелка девчонку Пьеретту...

     Кто же я?
     Я жду ответа...
     Я лишь глупая Пьеретта...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Желтый круг Луны запутался в тумане,
Звезды с неба падают в ладонь.
Все вокруг, как сон в хмельном дурмане.
Шепот стен... Молчание... Огонь...

Воздух давит, ветви гнутся низко,
Дребезжит, вибрируя, окно.
Кто-то рядом, далеко и близко,
Там темно, и на душе темно.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Усталое солнце не смотрит в оконце, обиделось,
И запах тумана пробрался сквозь форточку в дом.
Я с кем-то все сутки размером в полжизни не виделась,
Я что-то искала, метаясь меж явью и сном.

А птицы кружат и кружат над покатою крышею,
И тянет жасмином и мятой, хотя не сезон.
Я жду обещаний, что белыми нитками вышиты,
Ищу в своих сумрачных мыслях какой-то резон.

Слова, как иголки, царапают горло, срываются,
Отчаянье душит, я мысленно что-то кричу
Всем тем, у кого нету сил долюбить, не отчаяться,
Я им, как маяк на окошко поставлю свечу.

Пускай ее свет им подарит надежду и знание,
Откроет ворота души и, сияя, зовет.
Как жаль, я не Бог, не могу я им дать покаяние,
Улыбку Мадонны, по сердцу паденье и взлет.

Так я буду стоять у окна каждый вечер,
И люди, в которых я верю, увидят мой свет... и придут,
Они придут, отдохнут, и им станет легче,
И может даже, останутся тут.

А птицы кружат и кружат легкой стайкой, видением,
И солнце все силы дает невидимке-лучу.
Когда каждый миг превращается в миг откровения,
Я ставлю на стылом окошке другую свечу...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Мой двор заполнила листва,
От донышка до края кружки,
Как пепел, после колдовства
На посиделках у подружки.

И желто-красный тот ковер
Разлился, поднимаясь в небо,
За чем-то звал, куда-то вел,
Но как-то робко и нелепо.

Был странный август в октябре,
По вечерам в костровом дыме
Шептали листья о добре
И по верхушкам неба плыли.

На кухне стыл холодный чай,
И зябли руки, не согреты...
И не хотелось различать
Осень от лета...
Ждать ответа...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

...И стало тихо,
И как-то страшно, и смешно,
И просто дико...
И белоснежный змей взлетел,
Махнув хвостом из ленты...
Обрывок киноленты...
Пустота...
Со скрипом открывались адские врата,
Ломали с криком в дом чужие двери
Звери...
И время плакало...
Слезинки хрусталя
Зависли в промежутке фа и ля,
И появилась нота соль,
А может боль?
Шел первый день зимы,
Глупели мы...
А змей летел, парил,
Был кто-то рядом...
Все стало адом,
И мечта
Была теперь совсем не та...
Не та, что надо...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Вот девочка в ситцевой юбочке.
Смешинки в глазах, нос курнос,
Играет на тоненькой дудочке,
И в каждом созвучье вопрос,
И каждая нота – желание,
И каждая нота – грехи,
А, в общем-то, все – оправдание,
А, в целом, плохие стихи.

Мелодия льется, плескается,
Меняются маски у лиц.
Ах, если б в сознанье раскаяться,
Жить снова начать сверху вниз.
Но ноты к словам прижимаются,
И песня свой делает шаг,
И дудочка вдруг окрыляется,
Становится птицей душа...

А девочка плачет, забавная...
Ну, что тут сложно понять?
Мечта в жизни самое главное,
А значит, не больно мечтать.
И каждая песня – прощение,
Начало грядущего дня.
А птица в руках – вдохновение,
И девочка с птицею – Я.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ты не бойся меня, я ведь снег, я ведь снег,
Первый вестник весны, я вода, я вода,
Между жизнью и смертью день-век, день-век,
Затянулись минуты в года, в года.

Мы спешим, мы бежим, куда? Куда?
Что желаем найти, скажи? Скажи?
Если встретимся вновь, когда? Когда?
Где же эта реальность, где жизнь? Где жизнь?..

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Небо звало за собою,
Плакало желтым дождем,
Скрытое серой мглою,
Тихим осенним днем.

Все же к нему стремились,
Рвали руками высь,
Крылья ломались, бились,
Падали люди вниз...

Небо смеялось...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Скажу: Как странно всё и все,
И я убила...
Сорвался палец на курке,
Вот это сила...
Упал на пол, глазами вниз,
Лицо залито.
Я выполняла свой каприз,
И вот... убита?

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Осень раскрыла зонт,
Серый, как мутное небо.
В доме запахло хлебом,
Вспыхнув, исчез горизонт.
Шла гроза...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Луна в кровавой дымке.
Я решилась,
Я буду жить, отбрасывая милость
Далекого, несбыточного стать,
Я буду жить, а может, умирать?

Жить, убивая ближнего?
Мгновенье,
Постой, замри, я просто отраженье,
Я в пьесе плохо сыгранная роль,
Созвездие - ему названье боль.

Я призрак безымянный,
Я - проклятье!
Довольно! Казнь! Несите же распятье.
Где Ариадны шелковая нить?
Душа мертва... Я продолжаю жить...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Отпускай, я уже ушла,
Первый шаг он больней, чем боль,
Только где-то хрипит душа,
Словно в рану попала соль.

Будто стайка голодных птиц,
Прилетевших на тихий зов.
Отпускай, больше нет границ,
Шаг второй – свора диких псов.

Разрывают в кусочки плоть,
Воют музыкой древних лир,
Будто плоть даровал Господь,
Ну, я кровь моя - чистый спирт.

И в глазах их безумный блеск,
И распутства туман слегка.
Отпускай, третий шаг и крест,
И времен предо мной река.

Только лодки простыл и след,
Да и берег далек, как сон...
Я бегу от тебя сто лет,
Отпусти же меня... Харон.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Мой маленький ангел,
Курчавый и легкий,
Как белое перышко.
Сидит на окне,
Словно в маленькой лодке,
В руках пара колышков.
Они будут весла,
А небо как море,
Бескрайнее, вечное.
Мой ангел и я,
В лодке с именем горе,
Мы путники встречные.

А где повстречались?
На узкой тропинке
Огромного города,
Где ламповый свет,
Как хрусталь или льдинки
Из вечного холода.
Он с крыши спустился,
С большими крылами,
Бумажными, острыми.
Мы с ним поменялись
На часик ролями,
На вечность - вопросами.

Я ангел, но крылья,
Пока что, бесплотны,
Пока не летаю я.
Мы вместе парим
В нашей маленькой лодке,
Мечтой дыру в днище латая.
Вот брезжит рассвет,
Сквозь оконные стекла,
Заря зарождается,
Наш маленький ялик,
Безликий и блеклый,
На волнах качается.

Мой маленький ангел,
Мой друг белокрылый,
Ты больше не прилетай.
Скажи мне, кто ты,
Кому душу открыла
И все, улетай за край.
Все ниже спускаясь,
Мой ангел смеется,
Все ближе до той черты.
Он шепчет: Я смерть,
Или, может быть, солнце,
Но, больше всего, я - ты...

Я маленький ангел,
Курчавый и легкий,
Как белое перышко...
Я маленький ангел,
Курчавый и легкий,
Я белое перышко...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Солнечный зайчик в стакане с водою
Блещет, как будто монетка из света.
Маленький дар уходящего лета –
И глупо не думать, не слышать об этом.

Неловкой походкой хмельного паяца
Я буду идти, надышавшись весною,
И будут над всеми шутить и смеяться,
И станут вокруг все шутить надо мною.

А осень – что осень? Пустая утеха,
Тому, кто от солнца не видит пощады.
Он плачет, не слыша всеобщего смеха,
Хотя рассмеяться, конечно бы, надо.

Он будет рыдать, словно малый ребенок,
Оставленный в комнате с гаснущим светом,
И думать, что мир до бессмыслицы тонок,
И это – чужая, другая планета.

И он одинок, как Христос на молитве,
Склонивший колени и ждущий ответов,
Не видя, что листья у кленов поникли,
И вдаль убегает последнее лето.

Рожденный слепым, между тьмою и светом
Он ищет себя, свое место для трона,
И гордо назвав себя вечным поэтом,
Он в утренний час молча спрыгнет с балкона...

Непризнанный гений, безумный пройдоха,
Не понят, не принят, и значит – не нужен.
От первой минуты до смертного вздоха –
Он солнечный зайчик, мерцающий в луже.

Мелькнул и исчез... И никто не заметил,
Ведь люди вокруг, суетясь, улыбались,
Стряхнув на ходу с плеч разлуку, как пепел,
Искали себя, пересилив усталость.

А солнечный зайчик играл на ладошке,
И грел мою душу, и пел в моих мыслях,
И капал, как дождик, слезинкой-горошком
На желто-осенние смятые листья
...солнечный зайчик...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ты построила свой дом
Там, где ласковое небо
Лижет скалы, как котенок молоко.
Будет пусто в доме том,
Десять комнат - десять клеток
И одно, зато открытое окно.

   Слышишь? Ветер...
   Шуршат, как мыши, ветви
   И все темней и тише,
   Чем выше...
   Горсти смеха
   Оставят гости века,
   А ты молчишь...
   Ты слышишь Ветер...

Твой вечерний диалог
С облаками так беспечен,
На карнизе у открытого окна.
А когда подходит срок,
Ты зажжешь на небе свечи,
По соседству вспыхнет белая луна...

   Крылья Боли,
   Окольцевав любовью,
   И упиваясь волей,
   Быть собою
   Слишком просто.
   По граням острым
   Ты идешь, как тень,
   Ты слышишь ветер...

И злословят языки,
Изводя себя занудством,
В белых крыльях ищут жилки черноты.
Они ищут от тоски,
Твой приют, где будет пусто,
Если с ветром не вернешься утром ты.

   Слышишь? Город
   Не спит, и дышит холодно
   В души свыше,
   Тише...
   Больно небу,
   Оно ослепло,
   И ты не спишь, ты знаешь,
   Ты слышишь ветер...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                    О. Куприеву и его театру кукол

А Пьеро сегодня весь в печали, -
За кулисами всем куклы отвечали
И молчали, пожимая лишь плечами,
Как под угрозой.
Театральное пустое закулисье,
Шелестели занавески, словно листья,
И Пьеро грустил, рисуя черной кистью
Свои слезы.

   Эй, Пьеро,
   Ты брось гусиное перо
   И посмотри на мир вокруг
   Бесслезно.
   Нам с тобой
   Еще не раз играть судьбой
   И выбирать чужую роль
   По звездам.

Забралась тоска, как кошка в сердце,
Не спастись никак, не отогреться,
И иного нет от скуки средства,
Кроме песен.
Да и те сегодня не по слуху,
Словно гложет душу злая мука,
И смеяться не хватает духу.
Душно, тесно...

   Жить, как тень
   И, прожигая каждый день,
   Слыть грустным мудрецом,
   Немыслимым поэтом.
   Смейся, пой,
   Пытайся быть самим собой,
   Меняя на улыбки боль,
   Как на монеты.

   Занавес!
   И всюду маски
   Фальши слов и серой краски
   Будней вперемешку с дымом едким.
   Что, Пьеро!?
   Ужели легче
   Петь себя, в себе калеча
   Душу маленькой марионетки!?.

Тихо за кулисами, не слышно ничего.
Куклы спят на полках, спит Пьеро,
И только занавес усталый шелестит, как листья,
Которых днем касалось стертое перо...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Отрекаюсь от тебя, как от вины
Невиновная.
Видишь в море окружившей тишины
Грань условную?
И такая неподвижность и тоска
Неизбежная,
Я за гранью, надо мною облака
Нашей нежности.
Не растраченной, не выплаканной в срок,
Не разбуженной
Той, которую не будешь величать
Своей суженной,
Той, которую во мне не удержать
Клятвой кровною.
Отрекаюсь от тебя, и хватит ждать
Непокорную.
И не будет больше поздних поездов
И усталости,
Растерзания души на пепел слов
Аж до старости,
Полуночных разговоров и звонков,
И нелепостей,
Услаждавших нас, как сладкое вино
Средней крепости.
Только два витают в космосе мирка
Полусферами,
Словно два усталых старых игрока,
Неумелые,
Половинками одной большой звезды,
В напряжении
Разорвавшие все нити и узлы
Притяжения.
И так хочется в безмолвии кричать,
Де неистово,
Отрекаясь и пытаясь изучать
В чем же истина,
Где же эта вековечная печаль,
Чтоб раскаяться,
Обижаясь, как безумцы, повторять:
Отрекаемся...
Видишь в небе этом темном нитку-грань,
Как пророчество?
Отрекаясь от тебя, я буду ждать
В одиночестве...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                     Белым мелом на обоях
                     Нарисую зимний город...
                           (Д. Коденко)

В зимнем городе черные птицы,
Словно пятна застыли на ветках.
Закрываю глаза... и не спится,
Я ведь птица,
Я черная метка
На холсте, где растерли белила,
Черной сажей чертили деревья.
Закрываю глаза... Что-то было?..
Где-то было и замерло время.
Я, секунды считая, летаю
В белом городе черною птицей,
Изменившей потерянной стае,
Отыскавшей себе место с краю
И мечтающей с городом слиться.
Мимо спящих громад снежных зданий,
В белом небе на синих обоях
Я снежинка в пурге мирозданья,
Без сознанья,
В предчувствии боли
Закрываю глаза... Город-птица
Расправляет крыла, словно волю...
И опять мне не спится,
Вот из черного ситца
Сшили птицу
И нарекли мною...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

...А после
Летели как птицы
Мысли,
Смеялась до смерти
Осень,
И лентой дождинки
Висли.
И было легко и
Душно,
К тому же еще
Опасно,
И мы окрыляли
Души
Любовью и мнимой
Страстью,
И ждали прихода
Лета,
Теряясь в рассудке
Жизни,
И только за нами
Следом
Шли годы...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                  Он, конечно, ожидал выстрела...
                       (Д. Коденко)

                  ...стреляли не в тебя...
                       (О. Макеева)
Отомстили...
Он испуганный стоял,
Как ребенок,
Как на тоненьких ногах
Аистенок
В серой пыли.

И смотрел глазами
Сине-большими
На алеющий закат,
На спасенье.
День недели шел седьмой -
Воскресенье,
Воскресение души
Меж чужими.

А слова его, как нож
Разрывали,
Нападали со спины,
Почему-то...
Он смотрел на них, как будто
На чудо,
Но едва ли было чудо,
Едва ли...

Но едва ли кто-то помнил
Минуту,
Но едва ли кто-то видел,
Как где-то
Грянул выстрел, следом эхо
Ответом
Засмеялось, закричало:
Я буду!...

И казался он смешным
И неловким,
Улыбался через силу,
От лени?
Очень медленно упал
На колени...
...На губах алела капелька
Крови.

Отомстили...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.