Час сумерек люблю, когда доставят на дом,
Крахмальный вид в окне, под синькою густой,
И можно, наконец, лететь, куда не надо,
В пятнашки поиграть с морозцем и мечтой.

Люблю я этот час за то, что в доме чисто,
И вкусен черствый хлеб, и чашка не пуста.
Ну, а когда пуста, душа и так речиста,
И может до-о тянуть, у Вечности учась.

Я сумерки люблю за обещанье ночи,
За наважденье сна, короткого, как шок,
За то, что милый друг во сне прийти захочет,
И выпадет снежок, и выпорхнет стишок.

О дивный этот час меж волком и собакой!
Не русский оборот, но здесь он в самый раз.
Вот день бежит, как пес, а волк сидит за баком:
Тут пища не для них, зато для них – игра.

Печалиться и мстить уже не хочет Муза,
А хочет слов любви, и ласки, и тепла.
Но в целом мире нет для этой Музы – муза,
А те, что ей клялись, их клятвы – из стекла.

И все-таки любовь на свете есть. Поверьте!
На ниточке она спускается с небес...
Как сумерки – ко мне, а к вам – сюрприз в конверте,
Как чудеса – к другим, жить невозможно без
Которых...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Что не пишешь мне, мой свет?
Поневоле, иль по воле?
Может, где-то в темном поле
Пал подстреленный конверт?

Может, ревности змея
Со кручиной обручила?
Или то всему причина,
Что и знать не знаю я?

Может, заблудился ты
В сумрачном лесу сомнений,
Где моих местоимений
Не опознаны следы?

Холодно. Ноябрь сквозит.
В подворотне глохнет ящик,
Пьесы, вскоре предстоящей,
Неизменный реквизит.

Ах, какая тишина!
Кони Водкина-Петрова
С марки огненной почтовой
Проалели вдоль окна...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Настежь ворота, не заперта дверь.
Где же ты, бедная гостья моя?
Жду тебя здесь, в этом доме чужом,
в доме на Клязьме.

Первые листья, десятый апрель.
Вспомни, какое сегодня число.
Как меня, Боже, сюда занесло,
в эту обитель?

Парус изодран, и мачту снесло.
Кренится лодка, разбито весло.
Что же, случается — не повезло
лодочке нашей.

Где наши гости? Не будет гостей.
Где наши чаши? Не будет вина.
Да не посетуй, что будешь одна
гостьей моею.

Я ведь и сам буду гостем твоим.
Будем с тобой друг у друга гостить.
Все-таки грех нам с тобою грустить
в этом апреле.

Чем одарю тебя? В темном бору
листьев зеленых тебе наберу —
пусть они тоже у нас на пиру
будут гостями.

Первые листья, десятый апрель.
Мы еще вспомним когда-то о нем,
в пору иную и в месте ином,
там, за лесами...

1979-1980

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Песчаный путь
В еловый темный лес.
В зеленый пруд
Упавшие деревья.
И бирюза,
И огненные перья
Ночной грозою
Вымытых небес!

Желтея грустно,
Старый особняк
Стоит в глуши
Запущенного парка —
Как дико здесь!
Нужна покрепче палка,
Чтоб уложить
Крапиву кое-как...

Покрывшись пеплом,
Гаснет бирюза.
И там, во тьме
Унылого строенья,
Забытого навек
Без сожаленья,
Горят кошачьи
Желтые глаза.

Не отыскать
Заросшие следы,
Ничей приход
Не оживит картины,
Лишь манят, вспыхнув,
Ягоды малины
Да редких вишен
Крупные плоды.

Здесь барин жил.
И может быть, сейчас,
Как старый лев,
Дряхлея на чужбине,
Об этой сладкой
Вспомнил он малине,
И долго слезы
Катятся из глаз...

Подует ветер!
Сосен темный ряд
Вдруг зашумит,
Застонет, занеможет,
И этот шум
Волнует и тревожит,
И не понять,
О чем они шумят.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Из переулка сразу в сон
Особняков, в роман старинный
И к тишине на именины,
Где каждый снами угощен.

Из переулка сразу в тишь
Еще торжественней и глубже,
Где тает лист, где блещут лужи,
Где каплет с порыжелых крыш.

...Я никогда не забывал
О том, что ты меня любила,
Но всё, что здесь когда-то было,
Всё, что нам флюгер напевал,

Я иначе именовал,
Усталый, пыльный и вокзальный,
Когда ты с нежностью печальной
Приблизилась: ты опоздал.

Из переулка - сразу в путь.
Твой переулок слишком дорог,
В нем темных лип столетний шорох
Всё так же просит: не забудь.

Мы жили здесь без гроз, без слез,
Средь ветхих стен - на слух, на ощупь.
Однажды вышли мы на площадь,
Нас ветер в стороны разнес.

1979-80

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Сухой красноватый бурьян на заре
И утренний тонкий серебряный холод.
И город вдали на покатой горе,
Военного детства неласковый город.

Лежит в огородах сухая ботва.
На низеньких крышах - следы пулевые.
На клеверном поле притихли Пе-2,
Блестящие, новые, двухкилевые.

И словно в насмешку над вихрем смертей,
На стенах старинных бревенчатых зданий -
Скупые таблички былых страхований
Губернских, уездных и прочих властей...

О, город из древней семьи городов!
Резные ворота, крылечки косые.
Глазами твоих опечаленных вдов
Тревожно мне в сердце смотрела Россия.

Спасибо тебе за твою лебеду,
За мягкое сено в домишках сосновых,
За редкую сласть петушков леденцовых
На бедном базаре в том горьком году.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Все корабли большие
           надежны и солидны,
У них штурвалы - солнца,
           борта - глазурь.
А парусник - ну что он? -
           беспечная соринка
У моря-океана в синем глазу.

Все корабли большие
           привычны к работе,
Им чужд пустопорожний,
           нелепый риск.
А парусник -
           он даже зовется Кропоткин,
Поскольку по натуре
           он - анархист.

Все корабли большие
           живут по расписанью,
Во столько-то стоянка,
           столько-то в пути.
А вот шалун Кропоткин
           увлекся, расплясался,
Пообещался к часу, пришел к пяти.

Он пришвартован к стенке - великолепье!
Три голенькие мачты он тянет ввысь.
Мотивчик балалаечный в три коленца,
В три перебора песня, в три пальца свист.

И вдруг в люк - деваха,
           русалкой в прорубь...
Ликующие плечи, лихой пошиб!
Ой, анархист Кропоткин, да ты -
                               не промах:
Отбил такую кралю
           у тех, больших.

Я низко-низко кланяюсь току, пару,
Мне любо силу в формулы
                     облекать.
Но хорошо, что есть еще в море -
                              парус -
Наивная тряпица - под облака,
Что тихие безумцы стихи кропают
В логичном этом мире, где точность - бог.
Ты иногда бери меня, слышишь, Кропоткин,
На свой несовременный,
           дощатый борт.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Отложим на завтра заботы, которых по горло,
Случайный попутчик, мы только под утро уснём.
Под топот бегущих колес и под гомон вагонный,
Давай, потолкуем с тобою о том и о сём.

Скажи, отчего нас на искренность тянет?
Как лошадь в буране находит дорогу домой,
К случайным знакомым, Бог знает, какими путями,
Бредут наши души в надежде на свет и покой.

Стаканы звенят о бутыль, о, две тихие ноты!
Окно занавешено снегом - не зги не видать.
Треть века прошло в ожидании лётной погоды -
Боюсь, что теперь разучился летать.

Судьба безмятежно катила, и я был спокоен,
Когда на запятках дремал с отрешённым лицом
И кто ею правил, и как же случилось такое,
Что я невзначай угодил под её колесо.

Мне б раньше очнуться, хотя бы на долю минуты,
Пугает ночами надежд моих нищенский вид
И жизнь миновала, пока дожидался дебюта,
И голос, как прежде, едва ли уже зазвучит.

Сойдёшь на глухом полустанке - по крышу сугробы
И, может быть, вспомнишь о том через тысячу лет,
Как ночь коротали и как потеплели мы оба,
Когда наши души, обнявшись, летели на свет.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.