Мерно катится по пыльной дороге
Дилижанс неприкаянных судеб –
В пути остановок не будет.
Полусонный, жаркий, выцветший полдень.
Отбивают такт колеса, и ветер
Уснул в колыбели бездонной,
Где слагаются песни,
И смеются над нами
Те дороги и веси,
Что пылью лежат под ногами.
И дождями не смывается грим,
И дороги, и подмостки похожи
На мир, переписанный ложью,
Где и мы с тобой, увы, ненадолго.
Вот бы впору – балахон с рукавами!
Пьеро, разворачивай знамя,
Где ни герба, ни знака,
А просто небо над нами,
Где умеющим плакать смешно
Быть легко дураками.
Не обнять ли нам друг друга стихами?
Быть созвездием в дороге непросто.
В пьедестале не нуждаются звезды,
Обжигая вас, играющих в грезы.
Лишь бы путникам небесного края
На пространства были стены похожи.
Прохожим мы поем, умирая,
Но под занавес воскресшие все же.
И четырнадцатый знак Зодиака –
Дилижанс у преддверия рая
Колесит по небесному краю.
...Если звезды зажигают
Значит, это кому-то нужно.
А если они сгорают?
Мерно катится по пыльной дороге
Дилижанс неприкаянных судеб –
В пути остановок не будет.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Останься.
Пусть со мною не везет пока.
Режет часто нам пути река,
И звезда не высока,
Но ты останься.
На двоих пока нам только взлет,
А за ним, поверь, всегда полет.
Вот тебе моя рука.
Разбивай – не соберешь слова, если
Это глиняный кувшин песен.
Да забирать меня у них просто –
К ним хотя бы приходи в гости.
Соберем на стол слова-крохи
От души – они не так плохи.
Бросьте.
В том болоте, что кулик воспел,
Вам, царевна, не найдется стрел.
Ожиданье – ваш удел.
Бросьте.
У царевича – мое лицо.
А я в болото обронил кольцо –
И остался не у дел.
Разбивал да собирал слова песен,
Клеил глиняный кувшин честно.
Да нам кувшинки обживать – поздно,
Быть в созвездии стрельца гостем.
Сказка ложь, да в ней намек тонок –
Спи, мой дерзкий ребенок.
Просто
Вам со мною не везет пока.
Да у царевича моя тоска,
И стрелу не отыскать...
Просто останься...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

  Em        C
Платья сверкают, бьют крылом.
D       Em   C
Такты мазурки – белой ночью.
  Em     C
Пламя играет золотом
D        Em C
Вензель ажурный – века очи.
       D          Em
    В замке подняли мост
       D            Em     C
    Стражники-сны, копьё сжимая.
      Em       C
    Въехал последний гость.
     C         Em C
    Ночь за спиной неживая.

Em D   Em Am      Hm  Em

Рыцари, лорды и пажи
Место находят в чаще пира.
Гордые лица – маски лжи.
Жертву на стенах ждут рапиры.
    В зале сиянье дам,
    Бархат в метели изумрудной.
    В ночь, где доспехи – хлам
    Старец явился ниоткуда.

Лёгкая поступь, кроток лик.
В пальцах метёлка золотая.
Пьяные гости, а старик
Лица метёлкой обметает.
    Дети мои в грехе.
    Есть еще время смыть забвенье.
    Только не виден в сполохе
    Пиршества старец – привиденье.

Как исчезает в утро сон,
Вещая тень уходит с миром.
Платья сверкают, бьют крылом.
Такты мазурки в ложе пира.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

И в городе этом пусто,
И в доме подчас ни зги.
Весь мир на порог не впустишь,
Боясь не отдать долги.

Еще полстакана ночи,
Иссушит свеча глаза –
Усталость ли, многоточье
Блуждающему в азах?

Но как пустота объемна,
Где в полночь гудит дыра
В оконные водоемы,
Бездонные до утра.

Имеет ли что значенье,
Плескаясь в меня извне,
Как истинное ученье
Пустыни грядущих лет,

Где в лицах чужих и грустных,
В окованных сундуках
До боли обидно – пусто.
Нет надобности в замках...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Уже сиреневыми стали облака.
Под вечер уже улицы рукав,
И опустили крыши ниже плечи,
И от луны всего-то полколечка.

Уже песком отмерив половину,
Часы мои, бессонницей гонимы,
Собой засыпать даты норовят,
Питье любое обращая в яд.

И краски обретают сухость кожи,
Которая дышать уже не может.
Грубее холст в сиреневых тонах,
И сетью –
трещины на стареньких домах.

Уже пестрит кувшинками река,
И берега небритая щека
Забыла лезвие бурлящей непогоды,
Целующие обнимая воды.

Созвездий шторы опустились ниже,
И для себя я места в них не вижу.
Сверкающей цепочкою времен
Играет сын –
легко, непринужденно.

И песен нерасправленные крылья
Взмахнут однажды
тяжело и пыльно...
Сиреневыми стали облака –
Но в них летать...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Закрыть глаза? Устал от темноты,
Куда все реже сон приходит светлый
С последующим поиском ответа,
Кем завтра быть нельзя.

Одеться в город – значит, не в сезон.
Любой прохладой парк об этом скажет.
А значит, выбор нынче упразднен
Для тех, кому одежды стиль не важен.

Закрыть глаза. Уснуть, и все дела.
Но стены снов подчас, увы, не крепки.
Где рубят лес, там терпко пахнут щепки,
И под корой стволы от слез скользят.

И в грязь ступать – не значит врачевать,
Когда шаги – история болезни.
Но нет уже дороги бесполезней,
Которую не нужно выбирать...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я вас обрел на быт убогий,
Любимые мои.
Стучат железные дороги
В окно опять.
Нам сны случалось у порога
Сплетать свои,
Ловить зонтами ливня дроби,
Тепло искать.

Я вам одежд не уготовил,
Сезонно нищ,
С надеждой нянчился плутовкой,
Как подросла.
Играть словами – мало толку.
Чужих жилищ
Деньгами печи не растопишь,
Нужны дрова.

Я вас обрек на ожиданье,
Любимые мои,
И воспитанье созиданью
На откуп дал.
Но, слава Богу, что страданья
У всех – свои,
У нас же – общие скитанья,
Один вокзал...

Я вас обрел на быт убогий,
Любимые мои.
Стучат железные дороги
В окно опять...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Седой Венеции пустые рукава
Не питьевую воду источают.
Чтобы уйти, приходится отчалить.
Для мостовых урезаны права.

Так зыбки тротуары и дворы,
Где только дым забытый осязаем
Сожженных листьев – облетевших зарев,
Где прошлого невидимы дары.

И я кричу в пустые рукава
Венеции, срываясь в непогоду.
Укрой себя дождящим небосводом –
Что для меня красивые слова?!

Чтобы уйти, и посуху ступая
Равниной заблудившихся берез,
Молву в трактирах за медяк скупая,
Увидеть город с улицами слез...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Страх матадора – судьба арены.
Голь перекатная судит скоро.
Стертые взорами – на колени.
Горд, одинок, остальное – вздорно.

В холку быка бандерильи въелись,
Два одиночества украшая.
Слезы корриды – пустая ересь,
Лишь инквизицию раздражают.

Острый рог, грудь, хруст.
Пусть упокоенную жалость
Доньи веером жмут, жеманясь.
Суд строг – мир пуст.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.