В отеле Метрополе,
под мухой, в час ночной –
чего мы намололи
на мельнице ручной?

Всё помнить обречённый –
припомнить не могу:
чему же муж учёный
учил нас в МГУ?

Всё помнить обречённый
на долгие года –
я помню кофе, чёрный,
как прошлая среда.

Как чёрный день позора
в отечестве квасном.
Хлебнув его, не скоро
уснёшь спокойным сном.

Где ты теперь, пражанка?
Услышу ль голос твой?
Всё глушит грохот танка
по пражской мостовой.

Почётно быть солдатом
в отечестве моём.
Стоим мы с автоматом,
всем прикурить даём.

Хотя и не просили
курильщики огня...
За то, что я России
служу – прости меня!

22 августа 1968

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                           А. и Б. Стругацким

Христос, сошедши с вертолёта,
окинул взором рай земной:
шоссе, унылые болота,
припорошённые зимой.

Отец! – взмолился Он.– Не стоит
моих мучений этот рай.
Исправь действительность, Историк,
историю – переиграй!

Не нужно чудного спасенья.
Бессмертие – на кой мне ляд?
От перегрузок вознесенья
у сына косточки болят!

Как и записано в Скрижали,
вдали чернел еловый лес,
и от него уже бежали
с винтовками наперевес.

Вдали, над самым горизонтом,
вовсю дымили трубы ТЭЦ.
Тоскливо пахло креазотом,
как и предвидел Бог-Отец...

Конец 1960-х

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                           Юзу Алешковскому

В кафе, где мы с тобой сидели,
с утра разжившись четвертным,
официантки поседели,
сурово стало со спиртным.

Что было в нас? Какая сила
сильней сбивающего с ног
безвременья? Что это было?
Сидевший с нами третьим – Бог?

Туман на площади Манежной,
как будто в Сандунах в парной,
и женский образ жизни прежней
маячит в нём передо мной.

Чьи там глаза блестят в тумане
под зыбкой мглою неудач?
Ах, Соня, Соня Барбаяни,
гречанка верная, не плачь!

Начало 1970-х

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                          Памяти дяди

Ты приходил, как вор, в цековский дом
в отсутствие родителей партейных,
не занятый общественным трудом
небритый завсегдатай мест питейных.

А в доме том в те годы по ночам
стучали в дверь – то далеко, то близко.
Но не стрелял никто и не кричал:
шла тихая химическая чистка.

Перед окном был Кремль. Поверх голов
церквей и всей пречистенской рутины
я видел: верхолаз взамен орлов
крепил на башнях звёздные рубины.

Ты приходил с гитарой за плечом –
свидетельством беспутности и дара.
О чём ты пел, бренча струной, о чём?
Я не запомнил. Я читал Гайдара.

О чём хотел сказать? Не знаю я.
О чём-нибудь, в чём мы души не чаем?
И бабка православная моя
тебя поила четвертинкой с чаем.

Потом ты сгинул, потонул, пропал
в тех далях, о которых думать зябко.
В войну пришло письмишко на Урал,
и плакала тайком от мамы бабка.

И всё. Навеки выбыл адресат,
Чтоб мама больше не стыдилась братца.
Запомнилось: свобода и штрафбат,
отечество, возможность оправдаться.

И всё. Как просто спичку погасить –
почти как птичку выпустить из клетки!
И бабки нет, и некого спросить,
а за окном мелькают пятилетки.

Давно всё решено, Василий. Но
порою отменяются решенья.
Мне, в виде исключения, дано
божественное право воскрешенья.

Пусть, кости нам колёсами дробя,
с тяжёлым скрипом катится Расея –
я силой слова оживлю тебя,
сын деда моего, сын Алексея!

16 марта 1976

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                           Д.А.Ланге

Прости меня, доктор,
что я задержался на юге,
у моря, лакая вино,
шашлыки уминая.
Что я не явился с цветами
к твоей овдовевшей подруге,
прости меня, Додик!
Я плачу, тебя поминая.

Должно быть, мы взяли рубеж –
перевал от восхода к закату.
Теперь мы, как волжская дельта –
отдельные мелкие реки.
Всё меньше друзей,
составлявших теченье когда-то:
одни уезжают навечно,
другие уходят навеки.

Ни слова, мой друг,
об инфарктах и нажитых грыжах.
Не станем трепаться
о том, что отечество – отчим.
Кому мы нужны
в этих самых Лондонах-Парижах?
Так ты говорил мне,
дантист и еврей, между прочим.

Куда мы уедем
от тысячи памятей личных,
от лет этих призрачных,
вставших друг другу в затылок,
от юности нищей,
сидящей в московских шашлычных,
от этих рядов
бесконечных порожних бутылок?

От этой помпезной державы,
играющей марши и туши,
от этой страны сверхсекретной,
где вход воспрещён посторонним,
от нескольких милых русачек,
согревших озябшие души,
от той, наконец, подмосковной
могилы, где ты похоронен?

Мы купим пол-литра
с утра в продуктовом у Дуськи,
а кто-нибудь купит
квартиру, машину и дачу...
В Пречистенской церкви
тебя отпевают по-русски...
Прости меня, Додик!
Я горькую пью. Я не плачу.

Октябрь 1976

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                           Памяти Бориса Слуцкого

Когда русская муза ушла в перевод
(кто – на запад, а кто – на восток),
не заметил убытка российский народ,
но заметил недремлющий Бог.

Да и то: на колхозных полях недород –
это отнятый хлеба кусок.
А на ниве поэзии – наоборот:
Данте – он и по-русски высок.

Ну и что, коль чужбина иссушит мозги?
Ведь и дома не видно ни зги
(между нами, бродягами, говоря).
А вообще-то, как ни крути,
под тосканское вечное небо уйти
предпочтительней, чем в лагеря.

1987

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

И прошлый век – ещё не из седых,
и нынешнее время – не для нервных:
два года роковых – тридцать седьмых,
два года смертоносных – сорок первых!

А между ними – больше, чем века,
спрессовано историей в брикеты:
Толстой, и Достоевский, и ЧеКа,
дистанция от тройки до ракеты.

Оттуда нити тянутся сюда.
От их реформ – до нашей перестройки.
От тройки – до ракеты. От суда
присяжных заседателей – до тройки.

1987

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Известно ли, что хорошо, что плохо?
Награбленное грабь, экспроприируй!
Жги барский дом, библиотеку Блока,
потом гордись его мятежной лирой.

Известно, революцию в перчатках
не делают. Простимте большевичку.
Я лишь о поощряемых начатках
грабительства, вошедшего в привычку.

Разграбили великую державу:
тащили всё – как на пожар спешили,
взорвали храмы, вытоптали траву,
леса срубили, рыбу оглушили.

Хозяева! Любезны сердцу войны,
спортивный марш и тупость рок-н-ролла.
Вам кланяется Герострат покойный
и первый большевик – Саванарола!

12 апреля 1988

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Бог дал Багдад, двусмысленный Восток,
фальшивый блеск, поток речей казённых,
фанатов нескончаемый восторг
и вдоль ограды – головы казнённых.

Повсюду сласти продают с лотка,
а я не сладкоежка, словно назло.
Хвала халифу – как халва, сладка
арахисовая и в зубах навязла.

Суровости и сладости вдвойне
душа сопротивляется упрямо.
Хоть сух закон, но истина – в вине.
Что делать мне? Переводить Хайама.

Май 1992

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.