Люблю тебя, Петра творенье...
                          (А. С. Пушкин)

                      ...Аллаху принадлежит и восток и запад;
                      и куда бы вы ни обратились, там лик Аллаха.
                          (Коран. Сура 2. Стих 109 (115))

Нева.
           Обрывки менуэта.
Гранит и ветер.
             Брызг каскад.
И два печальных минарета
напротив входа в Летний сад.

А здесь, у входа, все как прежде.
Дворцы. Оркестры. Полубокс
куста. Загадка для приезжих -
сей странный город-парадокс.

В саду играют дети в жмурки,
поэты грезят наяву,
и от намаза до мазурки -
всего лишь мост через Неву.

Октябрь 1998

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Письмо? А какое такое письмо в середине зимы?
Зимой, когда каждый четвертый измотан, и негде взаймы
чуть-чуть оптимизма добыть - не на день, так хотя бы на час.
Предчувствие гриппа. Отсутствие денег. Какая-то часть
знакомых усиленно ищет работу. Дай Бог им не знать
бесплодности поисков! (Только вот где оптимизма занять?)
Письмо, говоришь? Как давно не держала я писем в руках -
в конверте ли, без. Но чудес не бывает. Терпи. В облаках
не стоит витать. Ибо нынче безоблачно. Ясно как день
и то, что возможности жанра исчерпаны. Лучше надень
пальто и ушанку - поедем, заблудимся в центре Москвы,
в старинных кварталах! Но цены на транспорт все выше, увы...
Письмо? Неужели? Прости меня, я не ослышалась, нет?
Скопление строчек, и каждая крайне похожа на след
в истории. Личной, конечно же. Впрочем, история суть
собранье следов. Отпечатки пророчеств. Ах, не обессудь,
что я ухожу в середине зимы к середине Земли,
туда, где туман, где дороги размыты, суда на мели,
где ценят бесследность, где правит усталость, и мозг воспален...
Нет-нет, я останусь. Конечно, останусь - настолько силен
заезженный образ трамвая на рельсах...Знакомый звонок.
По радио вновь поминается Цельсий. И вновь занемог
глава государства. Естественно, возраст. Такие дела...
И все-таки - здравствуй! Не бойся, входи в мой трамвай - я ждала.
Вагоновожатый внимательным взглядом вселяет покой
в сердца пассажиров: а много ль им надо для жизни такой?
Не так уж и много: участие ближнего, чуткость и такт.
Пожалуй, что все. Ну, быть может, надежда на чудо...Итак,
письмо. Я его не читала, не спорю. Мечтаю прочесть
не позже, чем завтра. Надеюсь, что вскоре. Все прочее есть
досадные мелочи. Верь мне, что здесь ни при чем эпатаж.
Вагон электрички. Привычная лестница. Первый этаж,
где дремлет вахтер, ненароком под голову ключ подложив.
Паркет. Кабинеты. Какие-то книги. Стекло. Стеллажи.
Подшивки. Начальство. Случайные встречи - и вновь ни души.
Пиши мне почаще. Пиши. Я отвечу. Ты только пиши...

11-12 января 1999

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Взрыв мировоззрения! Взрыв землю копытами -
вскачь. Прочь подозрения! Сквозь ночь проторения
суть - не повторение, цель - не покорение.
Что есть поколение? Что ж, пробуй, испытывай,
впрок волю воспитывай.

Врешь... Спрячь удивление.
Врежь - силы немалые. Где ж то поколение?
Блажь, лепет, гуление... Вновь милость вымаливай -
так, чтобы по щучьему?.. Брось эти стремления!
Врозь действовать - к лучшему. Стань - вне поколения.
Грех? Во искупление - в путь. И - на заклание.
Скрыв суть за явлением, взмыв в дали небесные,
зри - там, без сомнения, все знали заранее.
Здесь - ждали признания: мол, сами не местные...

Там - видимо, верили. Здесь - били и спорили.
Срок краткий отмерили, все думали: скоро ли?..
Все ждали смирения, лжи, тихого тления...
Гарь - вместо горения.
В дар - горечь прозрения,
Кто Есть Поколение.

3-5 февраля 1999

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Белые домики, красная черепица.
Горы опять в тумане. Туман густеет
к вечеру. Не удивительно, что не спится
каждую ночь. Поскольку не ждешь гостей, и

даже звонка не ждешь, то выходишь в город.
Город приветлив, и сумерки не помеха
странным твореньям естественного отбора:
не различаешь деталей, так слышишь эхо,

вторящее малейшему скрипу подошвы,
шелесту старых афиш и листвы каштана,
звукам почти что понятного Добре дошли
возле очередного кафе-шантана

или же просто кафе, где любой приезжий
будет слегка удивлен поворотом дела,
то есть скорей головы относительно тела
официанта, во взгляде которого брезжит

вежливость - так что отказ не вполне обоснован.
Словом, обратно на улицу! Это проще
для утомленного разума: шаг, и снова
камни - стена собора, ограда, площадь.

Сложенная из булыжников мостовая
не остывает долго, на радость местным
четвероногим. Отчаянный звон трамвая
столь же привычен для них, как пристрастье к тесным

дворикам - для населенья всего квартала,
что живописно затерян среди акаций.
Множество граждан бесславно здесь скоротало
век. А рискни, воспой - и начнет стекаться

публика, чтобы уже не сметь усомниться:
сколько же здесь черепицы на человека!
Столько, пожалуй, могла бы вместить страница
из Букваря или сказок начала века -

что символично на родине алфавита,
коим владеешь с младенчества, и постольку
тешишься встречей здесь, где вьюнком увиты
даже стволы деревьев. И, сбитый с толку,

вмиг обольщаешься надписью на обороте
купленной наспех открытки... А час не ранний,
но ни цикады, ни танцы в кафе напротив
не нарушают спокойствия сонных зданий.

Ночь наступает внезапно. Шагаешь быстро,
кланяясь фонарям и чернорабочим
и рассуждая: уж здесь-то тебя, туриста,
не удостоят и взглядом. Увы. А впрочем,

то, что не панибратствуют, но с вещами
к выходу не попросят - уже немало...
А заходящее солнце не освещает
скрытый плющом суррогат крепостного вала.

Июль - 16-17 августа 1999

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Через час я узнаю: диагноз ли, некий итог
честно прожитых в мире почти двадцати четырех
удивительных лет. Да поможет мне призрачный Бог
не забыть. Ни минуты. Но если пришел мой черед,

почему - через час? Кто шепнул мне об этом, кому
показалось уместным напомнить, что короток срок?
Час в Венеции. День в Петербурге. Неделя в Крыму.
Зона вылета. Зона прилета. Скопление строк,

оскопление оных в угоду тому, кто прочтет.
Непрерывный поток торопливых, бессмысленных дел.
В Вечном Счетчике что-то сломалось. Но это не в счет.
Через час ничего не случится. Не время беде.

19 сентября 1999

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                    И вот ноябрь на свете -
                    Огромный, просветленный...
                        (Д. Самойлов)

Ноябрь. Просветления, в общем-то, можно не ждать.
Запутавшись напрочь, застряв в паутине ветвей
единственной мыслью: И некому руку подать,
вздохнув, надеваешь перчатки. Попробуй развей

подобные мысли. Попробуй, рискни, нарисуй
на мокром асфальте себе собеседника, лет
пятнадцати. Взгляд исподлобья. Очки на носу.
И капли дождя, столь удачно сокрывшие след

недавней печали. А что вы хотите? Прогноз
стабилен: порывистый ветер, осадки, бронхит.
И старенький доктор с привычным: Смотри-ка, подрос!
И ветви в окне, и, понятное дело, стихи.

Ну что, собеседник? Прости, потревожила зря.
Тебе в межсезонье не слишком уютно. Прости.
И, право, не стоит в обратном меня заверять.
Я все понимаю. Вернее не думать про стиль,

но, помня слегка побелевшие ниточки губ
и те подозрительно мокрые стекла очков,
шептать до полуночи: Если я только могу...
Пустяк? Я последнее время боюсь пустяков.

30 октября 1999

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ах, как часто говорится:
без пяти минут сотрудник,
без пяти минут профессор -
но порой и этот срок
может в вечность обратиться,
и поверить будет трудно,
что избавить Вас от стресса
кто-то фразой этой смог.

Без пяти минут профессор
пятый год доцентом служит,
без пяти минут сотрудник
без работы до сих пор.
Без пяти минут лягушка
хочет стать, плескаясь в луже,
без пяти минут царевной -
всем врагам наперекор!

Я на станцию шагаю
(пять минут ходьбы, заметьте).
Через пять минут поеду.
Вместе с крышей. Или без.
Мне кивает, убегая,
школьник. Он несет в газете
пару булочек к обеду -
этот скромный дар небес.

Без пяти минут поевший,
он пока еще голодный
и твердит в уме таблицу
умноженья, как псалмы.
Без пяти минут воскресший,
но бесплотный и свободный,
сам Господь, един в трех лицах,
внемлет школьнику из тьмы

и с печалью вспоминает
споры с Понтием Пилатом,
без пяти минут понявшим,
что есть истина и свет.
Школьник тоже понимает
и немного виновато
смотрит, голову поднявши,
прямо в небо. Только нет

там ни истины, ни света:
туча там и две вороны,
и качается на ветке
бывший шарик. А под ним
пассажиры, как корветы,
проплывают по перрону:
их плащи надуты ветром
- нынче ветреные дни!

Две цыганки у дорожки -
словно Сцилла и Харибда:
их протянутых ладоней
никому не обойти.
Мальчик гонится за кошкой -
без пяти минут коррида
(и хозяйка на балконе
проследит, чтоб без пяти).

Без пяти минут профессор
по знакомому маршруту
едет в здание, где будет
вновь твердить, что не дурак.
Чтобы двигатель прогресса
не замолк ни на минуту,
нам нужны такие люди.
Нам без них нельзя никак.

Можно только удивиться,
как им это удается.
Если делом заниматься,
если думать головой,
можно столького добиться!
Как там в песенке поется?
На часах уже двенадцать
без пяти. Ну что ж, отбой.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Распластанный по земле
желтый кленовый лист.

День прохладен и мглист.
Ветер, чуть осмелев,

гонит листья туда,
откуда пути назад

нет. Опознать фасад
не составит труда

всякому, кто бывал
там. То сам. То ноль-три

выбрав в поводыри.
Лестница. Вход в подвал.

Заходи, не стучась.
Выхода нет. Закрыт.

Если можно - навзрыд,
уж никак не сейчас.

1 ноября 1999

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                    О, не выходи из комнаты!
                        (И. Бродский)

Сойти с ума. Совсем. Лишиться сна,
не узнавать ни близких, ни знакомых,
беседовать с тенями тех, о ком и
не смел помыслить. Чтобы имена,

с дрожащих губ сорвавшиеся, вдруг
образовали странные таблицы,
по тем таблицам в темноте молиться
неведомо кому. В одной из рук

сжимать подсвечник, а другой искать
огонь. Но не найти. (Да кто позволит -
безумцу?). И впотьмах не домом - полем,
где колокольным звоном - стук в висках,

пойти. И под тревожный, страшный гул
считать минуты: первая - вторая -
по тропам ада и по кручам рая
взбираясь вслед за кем-то, на бегу

не узнанным. Но ясно, что из тех.
Сорвавших голос, потерявших право
на счастье, но - счастливых. В общем, браво,
судьба, смятенье, строчка на листе -

Быть среди них. Произносить слова
о том, как был зачат, родился, вырос,
чтоб хронос, космос, эрос, раса, вирус
слились в один протяжный звук. Едва

начнет светать, на влажной простыне
забыться. Умереть?.. Уснуть?.. Проснуться.
Сперва сойти с ума, затем - вернуться.
Благодаря судьбу и иже с ней.

19 октября 1999

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Встретились и говорили чужими словами,
полными муки чужой и чужого бессилья.
Можно и мне? Но не сразу. К примеру, за Вами.
Или за Вами. А что вообще не просили,

и не простили, и вряд ли простят, если вспомнят
вычурность жестов, невольный надрыв и усталость,
это пройдет. Затеряется в лучшей из комнат
памяти. В той, где почти никого не осталось,

где, словно выстрелы, тысячи чудных мгновений,
и мимолетных видений, и долгих прощаний
били навылет. А кто-то хотел - откровенней,
проще, честнее, а значит - еще беспощадней.

Встретились. Песен не пели. Теперь не до песен.
Только читали. Поэмы читали, баллады.
Силились не замечать благородную плесень
и, как умели, не видели призрак разлада,

правивший выбором текстов. Ломали устои,
перебивали друг друга и перебирали
чье-то прошедшее. Давнее. Пережитое
в мире за гранью трагедии и пасторали.

26-27 декабря 1999

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Потревоженной тенью случайного, недостоверного
и, похоже, не мне предназначенного уюта
опускается ночь. У луны очертанья наддверного
полукруглого символа счастья. Как будто чью-то

голубую мечту - впотьмах - привинтили наскоро
неумелой рукой к небосводу: пускай посветит
неудачникам в стороне от хребта парнасского,
небожителям, ненароком попавшим в сети

одиночества. Не отчаянного, не гордого,
но привычного, как привычны мигрень и скука,
выгоняющие в пространство большого города
наблюдать, как легко, без мышиной возни, без стука

опускается ночь. И мечутся между Мекками
души тех, кому до надежды подать рукою,
но руки никто не подаст. И не то чтоб некому
или незачем. Просто время сейчас такое.

6-8 января 2000

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

- Если Бог помилует, дорогая,
не беги к плебеям, примкни к патрициям.
Измени фамилию, не прибегая
к институту брака и прочим традициям,
спрячь за складками тоги признаки пола,
точно так же разделайся с годом рождения.
Подводя итоги, забудь про соло
и не жди второго предупреждения
перед тем, как двери открыть и выйти:
в никуда, по нужде, на обломки Форума.
Урони в непроверенный проявитель
эту жизнь, что настойчиво дразнит форами.
Впрочем, каждый вытерпел все, что смог.
И не так уж случайны и скоропалительны
Параноик-сторож и ржавый замок
На дверях приемника-распределителя.

8 февраля 2000

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Выпавший утром снег к полудню растаял.
Ветер способен зрячим сделать слепого.
Словом, задача более чем простая:
не промочить ботинки и выбрать повод

тихо исчезнуть - и не спешить обратно.
Вздрогнуть, вглядеться - так, чтоб мороз по коже -
в крупные капли на козырьках парадных,
в мокрые скаты крыш и пальто прохожих.

Улица - то ли Ордынка, то ли Полянка.
Возле тропинки к храму - пустые сплетни.
Видимо, снова чрезмерно поднята планка.
Только не будет ли эта попытка - последней?

Значит, уступишь более сильным и юрким,
или же сам начнешь, вопреки морали,
молча о чью-то душу тушить окурки -
так, не со зла, а покуда не отобрали.

Веточка вербы, багульника, бересклета.
Поздно. Но выбор сделан, и принцип понят.
Полдень. Из окон доносится Многая Лета.
Всякому, кто услышит. И всем, кто помнит.

19-21 февраля 2000

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Перед тем, как уйти
   (а к чему оставаться, когда все понятно и так, без особых усилий?),
перед тем, как прости
   в сотый раз попытаться сказать этим людям, что нас на руках не носили,
но носили пальто,
   если холодно было, а если тепло, то панамы носили и шорты,
рассуждали о том,
   что на месте Москвы лопухи зеленели, а нынче - газоны и корты
зеленеют взамен.
   Только зелень не радует глаз, потому что охранник следит постоянно
за газоном, чтоб сцен
   избежать. И в награду за это имеет сто грамм, и с упорством барана
продолжает следить.
   Да и что же барану с того, что газон провоцирует сальто? Однако
Вам пора уходить.
   Да не будут помянуты всуе все те, кто причиной тому. Даже знака
не пытайтесь подать.
   Не заметят, решат, что неважно, что это причуды. И я обещаюсь,
что не буду страдать.
   Завтра - партия в шашки, сегодня - кино, а потом улечу, не прощаясь.
Но надеюсь - простят.
   И панамы, наверное, снимут затем, чтобы мне помахать на прощанье.
Или вслед улетят.
   Но, почувствовав скверно себя в облаках, возвратятся писать завещанье,
то есть список вещей
   составлять для потомков, историков, сплетников - всех, кто подобные списки
признает вообще.
   И зачитывать громко соседям, зашедшим случайно на рюмочку виски.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.