Отсияла, отцвела обнадёжившая синь,
Неуместная у нас, словно свадьба в карантин.
Воздавая за тепло, ливень врезал что есть сил
По букашкам Жигулей, муравейникам квартир.

Кто успел, тот отхватил, кто смекнул, считает куш,
А прилавков суету омывает проливняк.
Тракториста по^утру протрезвил холодный душ:
Без дождя никак нельзя, да и в дождь нельзя никак.

Мокнет брошенный плакат, в кости режется ОМОН,
В тёплых студиях эфир сотрясают крикуны.
Что же попусту решать, кто здесь прав, а кто силён -
Все равны перед дождём, перед Богом всё равны.

Хоть поделены места за недолгую весну,
Да не с ловкостью моей было в эту кутерьму.
В дождь уйду от суеты, воротник подняв к виску,
Никого не затоптав и не должен никому.

И когда, устав дрожать, разгибается спина,
Обожжет как терпкий спирт позабытых мыслей боль:
Не словчили жить в тепле - не печалься ни хрена;
В прошлом слякоть, завтра дождь, посредине мы с тобой.

Пусть кому-то повезёт, если время не для нас,
Мы узнали что почём, больше некуда спешить.
Мокнет пристань под дождём, перевёрнутый баркас,
Дома греется Харон, значит, долго будем жить.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Был выходной, кончился, как миг,
Нам подарив вздох перед сном дочкин,
В эти часы, на рубеже ночи,
Передохнёт от кутерьмы мир.
Шире глаза, дай нагляжусь в них,
Да за всю жизнь не нагляжусь, впрочем.

Кто виноват, что в суете дел
Быстро растет мелких обид ворох.
Так ничего не разрешив в спорах,
Вскинем глаза - вот и ушёл день.
Как благодать нас осенит тень,
Шорох волос-крыл за спиной шорох.

Годы спешат, время сомнет страсть,
Вытрется штамп и подрастут дети.
Только с тех пор, как я тебя встретил,
Сердце твою лишь признаёт власть.
Не прогадай, пользуйся ей всласть,
В наших руках оба конца цепи.

Не возмутив твой и детей сон,
Выйду с утра, лишь рассветать станет.
Сколько шипов жизнь на пути ставит,
Шрамы и боль - всё принесу в дом.
К шее твоей тихо прижмусь ртом
И пережду пульса толчков стаю.

Встречу, скорбя, полный тревог взгляд,
Будешь встречать, сколько судьба длится.
Переживать, а иногда злиться, -
Немудрено, только Господь свят.
Мы помолчим, пусть малыши спят,
Переживём эти стихи в лицах.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Шестидесятые - шалые годы
Нас отравили глотками свободы.
Нам обещания сердце изгрызли -
Вы, мол, хозяева будущей жизни.
Надо, мол, жить, обо всём беспокоясь,
Надо, мол, правду кричать во весь голос.
Сколько б хорошего мы натворили,
Если б нам воздуха не перекрыли.

Научили не верить словам,
А из всех социальных программ
Только эту оставили нам,
Непродажную эту -
Правду жесткую скальной стены,
Силу хлёсткую пенной волны
Да дороги любой стороны
Необъятного света.

Семидесятые - смутное время.
Все изолгались, да мы не со всеми.
Мы становились самими собою
В свете костров под бродячей звездою.
Наши девчонки остались безгрешны,
Наши гитары - угрюмы и нежны,
Наши друзья - нерушимою связкой...
Жаль, это светлою было, но сказкой.

Ради сказки сжигали мосты,
На порогах ломали хребты.
Пусть табличкой останешься ты —
На минутку бы крылья!
Глянь в глаза поседевшей жены;
Нашей больше беды, чем вины,
Что мы не были миру нужны
Вот такими, как были.

Восьмидесятые - время другое.
Вспомни с похмелья тяжелой башкою:
Счастье маршрута да горечь гитары -
Славный ведь клапан для выпуска пара?..
Если мы в память всех наших ушедших,
Наших святых, чудаков, сумасшедших
В драке взаправдашней сможем не сдаться, —
Значит, не всё это зря было, братцы.

Пусть не главное, кто-то решите
Слава Богу, хватает вершин,
Но, как камень гранильный души,
Остаётся и это:
Правда жесткая скальной стены,
Сила хлёсткая пенной волны,
Да дороги любой стороны
Необъятного света.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я немного боюсь всех уверенных слов,
Всенародно одобренных истин.
Не бывает сомнений у круглых ослов -
Нет проблем, значит, нету и мыслей.

Встрепенёшься: куда мы? А правда, куда?
И спохватишься, смолкнув несмело,
Но бездумное да опошляет всегда
Даже самое правое дело.

Лишь последний дурак может думать, что враг
Сам уйдёт, извинившись впридачу,
Лишь последний лопух понадеется вдруг
Всё само собой станет иначе.

Нам травили мозги, как травили Байкал,
Ну а мы-то и рады стараться.
Кто хотел по домам - руку за поднимал -
Наше дало десятое, братцы.

И затоптанный в грязь перед грозным столом,
В подворотне оплеванный матом,
Вспомни, сам дискотеки считал ты добром,
Вспомни, сам выдвигал бюрократа.

Лишь последний дурак может думать, что враг
Сам уйдёт, извинившись впридачу,
Лишь последний лопух понадеется, вдруг,
Всё само собой станет иначе.

Этот подлый закон - можно всё, но не всем,-
заиграл стороной оборотной.
Неужели тебя запугали совсем
Крючкотвор и сопляк в подворотне?

Развернись, Ты ведь можешь,- да всыпь им за все,
В сорок пятом ты больше осилил! -
Сколько светлых голов, громовых голосов
Да мозолистых рук по России.

Лишь последний дурак может думать, что враг
Сам уйдёт, извинившись впридачу,
Лишь последний лопух понадеется - вдруг
Всё само собой станет иначе.

Кто сказал, что ещё не свершается суд,
Что туман не рассеется светом?
Ах, как сладко подонка хлестать по лицу
Кулаком или свежей газетой!..

Но привычка язык за зубами держать -
Это подлая штука, товарищ.
Как ты раньше умел всей душой поддержать,
Так сейчас всей душой одобряешь.

Лишь последний дурак может думать, что враг
Сам уйдёт, извинившись впридачу,
Лишь последний лопух понадеется - вдруг
Всё само собой станет иначе.
Сразу думать мы сможем иначе.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Уходит жизнь, как вода в песок, -
И чёрт с ней, если не удалась.
Ворчит жена, н какой тут сон,
Когда втемяшилась эта блажь.
На стенке дернулся тени горб,
Вскипает кофе - не прозевать.
Игра ума умножает скорбь -
Как мудро молвил Экклезиаст.

Я много делал полезных дел -
Любил, работал, детей растил,
Когда-то думал - постигну цель,
А вышло - лишь суету постиг.
Работе нынче цена - пустяк,
С детьми когда-то прервется связь,
Любовью тешишься, как простак,
В кривое зеркало лет глядясь.

И это было бы полбеды,
Ведь есть, что вспомнить,
Взглянув назад, —
Но старых песен горчащий дым
Уже почти не слезит глаза.
Уже почти не болит внутри,
Среди газет не найдя письма.
И это общий закон, старик,
А никакая не блажь ума.

Но тихо небо начнёт сереть,
И удивлённо себя прерву.
Пойму, что прав был седой еврей,
Когда не сетовал на судьбу.
И четко видится между строк,
Там, где про сбор и разброс камней,
Что эту жизнь подарил нам Бог,
Затем, чтоб мы упражнялись в ней.

И если мало тебе как все, —
В твоём вопросе уже ответ.
А утром - новая карусель,
И мир пока тебя не отверг.
И есть покуда кого любить,
И есть, кто вряд ли тебя продаст.
Никто не знает своей судьбы.
До новой встречи, Экклезиаст.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Бывает, обычно под вечер,
Когда суета за спиной,
Приходит смешной человечек,
Задумчиво курит со мной.
Усталость молчаньем снимая,
Проблемы разделит вполне,
Но я-то, конечно, доподлинно знаю,
Что думает он обо мне.
Ведь я из обычных, из многих,
А он не от мира сего,
И правила мира иного
Не выбить уже из него.
Там ложь называется ложью,
Там совесть не прячут в карман,
А если уж любят, то любят до дрожи,
И люди не знают ярма.

Он, в общем-то, хил и тщедушен,
Но так уж у нас повелось,
Что вот мы не то чтобы дружим,
А просто не выживем врозь.
Пристанет он с кучей придирок,
И я огрызнусь сгоряча,
Но в нашем постылом, изнаночном мире
Не выберешь, с кем помолчать.
Где я б затаился как заяц,
Не стерпит он там нипочем,
И надо вставать, чертыхаясь,
Его заслоняя плечом.
Хоть бестолку эти скандалы,
Не бросишь его одного.
И я на себя принимаю удары,
Которые целят в него.

Чудак с нестареющей верой
В цветные свои миражи,
Но если б не эти химеры,
То смысла бы не было жить.
Продукты домой приносящий,
Семью принимаю как долг,
Но отблеск любови его настоящей
Пока освещает наш дом.
Меня обнимает за плечи
И трется виском о висок
Тщедушный чудной человечек,
Мой друг, неудобный во всём.
Даруй мне терпение. Боже,
Мне в жизни его не понять,
Но где ему, бедному, прятаться больше,
Как слева в груди у меня.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Всего полжизни впереди
И шансов меньше на поступок,
Хоть рвешь рубаху на груди,
Хоть дни толчешь, как воду в ступе.
Ни петушиные бои,
Ни повседневные заботы
В нас до конца не извели
Тоску свободного полёта,
Тоску свободного полёта.

Не под пятой, не по ногам,
Не расчищая путь локтями,
Отринешь суету и гам
Чужой как инопланетянин.
Задохшись воздуха глотком,
Шагнёшь с обрыва тяжело ты.
Простит решившихся закон,
Закон свободного полёта,
Закон свободного полёта.

К цепям привыкшие рабы
В крылатых не ищите пользы.
Они для вас как знак судьбы
Или источник беспокойства.
Грозою вражеских колонн
Услышал Рим гусиный клёкот,
А гусь с подрезанным крылом
Мечту оплакивал полёта,
Мечту свободного полёта.

Да обретёшь в пути покой,
Крылом грядущее листая,
А если стая не с тобой,
То это дело только стаи.
До горсти дроби, до грозы,
Без колеи, без поворота.
Струхнул птенец, но это - жизнь,
Цена свободного полёта,
Цена свободного полёта.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Что ж ты думал, мудрец, посуливший нам царство свободы?
Раб подымет глаза, всех возлюбит, поймёт и простит?
Вот и рухнула лживая сказка о дружбе народов
До того, как народы ту дружбу смогли обрести.
Я спиной ощущаю, мы плети и пряника дети,
Выраставшие в страхе не знавшие слово любовь.
Иссушает свободу, пропахший пожарами ветер,
Ни кометы, ни голода, бойтесь вчерашних рабов.

        Что гуманизм - лепет!
        Свой у рабов гонор.
        Лишь отпустить цепи,
        Руки ползут к горлам.
        Стаей гулять - сладко,
        Крови хлебнуть случай,
        Да выбирать слабых
        Из чужаков лучше.

Против бывших господ бывший раб побоится, не встанет.
Но за все унижения крови желают ножи.
Как же просто, что корень всех бедствий жиды и армяне -
Извести под чистую, и станет прекрасною жизнь!
Ты удобен бунтующий раб, если в тронный не целишь,
Заглушив коноплёю и водкой остатки мозгов.
И лопатки сапёрные - хлеба замена и зрелищ,
Как мечи гладиаторов, в сущности, тоже рабов.

        Мальчик, поправь каску,
        Бойся ножа в спину.
        Если сгнила сказка,
        Не возродишь гимном.
        Сила родит злобу,
        Пуля зовёт пулю,
        Хоть ты святым пробуй,
        Здесь чужаком будешь

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Было ума немного, было с лихвою сил,
Было, когда казалось, можно улучшить мир,
Прожитого не стыдно, просто по горло сыт.
Что ж со своими. Отче, так ты жесток детьми.
Что же нашу грязь и тупость терпишь из века в век.
Топчут овец послушных стаи твоих козлов.
Проку ли в том, чтоб сеять семя любви своей,
Землю, что ты удобрил равно добром и злом.

О, всемогущий Боже, что ты застыл молчком?
Может, объят кручиной, припоминаешь как
Выдал разгон машине первым своим толчком,
Можешь её разрушить, но изменить никак.
Думал о просто равном, чтоб ни двойник, ни тень.
Душу нам дать и волю - дальше придёт само.
Жди как закваска бродит в месиве наших тел.
Нам вместо нимба в пору каска или ярмо.

Но, обретая сына, в дом, кто к тебе приник,
Видя прозрение чуда Ешуа и...
Не выключаешь тумблер, ибо находишь в них
Смысл изначально скрытый, но о каком мечтал.
Если как стая стаю встретит потоп пожар,
Если слепцов в болоте бросит их ведший псих,
Пусть не взывают всуе к воле твоей, дрожа.
Ты никому не должен, кроме детей своих.

Сплюнув искуса сладость, горесть сглотнув потерь,
Видя тщету свершений, понял остатком сил,
Я никому не должен, кроме своих детей,
Ты мне вручил их. Боже, дай мне хоть их спасти,
Высеяв всё, что было, будет ли время жать?
Ныне за то, что прожил в сущности как хотел,
Я ничего не вправе, кроме как жить и ждать,
Ни от кого другого, кроме своих детей.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.