Пусть море дыбится стеною,
И парус рвёт безумный шквал,
И ты хохочешь за спиною
Рукой хватая за штурвал.

Но не пришла ещё расплата:
Никто пощады не просил!
Нет у тебя того булата,
Чтоб наши головы скосил.

И кем бы ты не обернулась,
В твоих глазах всё тот же блеск.
Парней так много не вернулось —
Ты их отбила у невест.

Но ты ко мне сейчас не суйся
И не очерчивай круги —
Ты не в моём, старуха, вкусе,
Поди, ищи себе других!

Пусть море дыбится стеною,
И парус рвёт безумный шквал,
И ты хохочешь за спиною,
Рукой хватая за штурвал.

Пусть на Земле для нас нет крыши,
Нигде не ждёт меня семья —
Но верю я, ещё услышу
Хоть раз, крик марсовых: Земля!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Вы скитались по белому свету,
Не давая клинкам заржаветь,
Презирая Христовы заветы,
Не умели о прошлом жалеть.

Моря солью пропитаны латы.
В разных странах явились на свет,
Но одна Ваша каста — пираты,
Нет Отчизны и родины нет.

О конце ты об их не молись, враг, —
Бога нет, ну а Дьявол им зять.
И Голландца Летучего призрак
Абордажем нетрудно им взять.

Кровь кипит на дощатых настилах,
Чёрных дней море тайну хранит.
Совесть все грехи им простила,
Не смягчит жалость сердца гранит.

Всем им путь уготован на реи,
Будут злобно смеяться враги.
И никто никогда не жалеет
О загубленных душах таких.

Южный Крест звёзд брильянты разбросил,
Украшая ночной небосвод.
Всех пиратов покорнейше просим
Не сгибаться под плетью невзгод.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В Лиссе задремали корабли
Утомившись от морских проказ.
Волны день минувший унесли,
Создавая гриновский рассказ.

Утром, лишь померкнет свет луны,
Корабли умчатся далеко,
К берегам неведомой страны,
Созданной несчастным чудаком.

В бурунах прохода не найдя,
Не погаснет веры в счастье блик.
Фрези Грант к штурвалу подойдя,
Выведет из ада корабли.

Кораблей команду измотав,
Нехотя утихнет ураган.
Парусов лохмотья залатав,
Корабли вернутся в Зурбаган.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ты слышишь звон безжалостных клинков,
Скрещённых в поединке честном,
В краю контрабандистов, моряков,
В стране прекрасной, но безвестной.

Мне хочется стать жителем страны
Той на мгновенье, хоть немножко,
Пройтись по мягким отблескам луны,
Сплетённым в лунную дорожку.

Увидеть флибустьеров чёрный стяг,
Гитар звенящих поднятые грифы,
Услышать ветра злобный свист в снастях
И скрежет шхуны, врезавшейся в рифы.

Людей, что презирают звон оков,
Мне их приятен юмор хлёсткий,
И добродушный гогот моряков,
Что слышен в кабачке на перекрёстке.

Они не терпят скучных и угрюмых
В стенах своих обшарпанных кают,
Где бочка, извлечённая из трюма,
Забыть поможет брошенный уют.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Все порту говорят, что в минувшую ночь
Старый клипер по прозвищу Рваный,
Обрубив якоря, вдруг из гавани прочь
Отвалил в неизвестные страны.

Он ушёл в одночасье, ни с кем не простясь,
Нарушая морские заветы.
Старый лодочник — пьяница, часто крестясь,
Был единственный, видевший это.

В припортовых тавернах как вымерло вдруг,
В книгах долг неуплачен — громадный!..
Старый клипер в ночи, втихаря от подруг,
Не иначе, пополнил команду.

Нам не стоило б головы даже ломать,
Где Боб-шкипер шерстит караваны,
Если б плохо мы знали — в три короба мать! —
Старый клипер по прозвищу Рваный.

Кого ловит приказ, всех, кто пропился вдрызг,
У кого только дыры в кармане—
Нет того моряка, чтоб куска не отгрыз
Старый клипер по прозвищу Рваный.

На душе лабуда, и паскудно в порту.
Песен нет и грустны мореманы:
Эх, и нам бы туда, на посудину ту,
Старый клипер по прозвищу Рваный!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Две разных дороги — две разных беды,
И сердце тревожным набатом.
И надпись на камне спешит убедить,
Что стоит вернуться обратно.

У ветра узнать, у полыни спросить,
Какая беда за распутьем:
Коня потерять? Головы не сносить?
Куда же решить повернуть мне?

Стрела пропоёт, и конь захрипит,
И ворон взметнётся бедою.
И некому будет меня окропить
Наутро живою водою.

Родная изба покосилась давно,
Любимая похорошела.
Но мне не судьба — мне распутье дано
И надпись на камне замшелом.

У ветра узнать, у полыни спросить,
Какая беда за распутьем:
Коня потерять? Головы не сносить?
— Куда же, куда, повернуть мне?

1964

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Призвание — как много говорят,
Что человек найти его обязан,
Но мысли горькие мне душу теребят
И к ним я накрепко привязан.

Что, если я всю жизнь свою пройдя,
Не отыщу своё призванье?
Что, если я, кумира не найдя,
Признаю тщетными былые все страданья?

Что в оправданье мне тогда послужит,
Когда под старость, стариком седым,
Я буду растекаться слёзной лужей,
Оплакивая молодости дым.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Он стоит у стола — как у паперти,
Гладит лысину, словно библию,
А очками глаза его заперты,
И в глаза заглянуть — дело гиблое.

Палец к верху неся, как распятие,
Мне читает мораль, словно проповедь.
Страшным адом стращает, раз пять уже,
Только мне от того мало проку ведь!

Не поможет мне проповедь зычная.
Я ведь сам себе Бога выдумал,
Потому что, представьте, язычник я,
Поклоняюсь языческим идолам.

Я их делаю сам между битвами,
Между малыми и великими.
И ему не понять, побритому,
Преимуществ моей религии.

И взирая на Бога с надеждою,
Верить в доброе не перестал ещё.
Свою душу и сердце мятежное
Я несу, как дары, — на ристалище.

1964

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Если сердце истерзано в клочья,
Нет отбоя от мыслей дурацких,
Ухожу, бросив улицу, прочь я,
В лабиринт переулков арбатских.

Ветер шторы на окнах колышет —
Окна добрых, весёлых, жестоких...
Неужели никто не услышит
Перестук каблуков одиноких?

Ночи мягким укутавшись пледом,
Переулки арбатские дремлют.
Только тень за мной шествует следом,
Только тень сердца скрежету внемлет.

Март 1964

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Во снах мы замков создавали
Узор прозрачный колоннад.
Но, лишь проснувшись, заставали
Камней обрушившихся ад.

Мы неудачным признавали
Смех преуспевших подлецов.
Для нас остатки тех развалин
Дороже новеньких дворцов.

И если вдруг с пути собьёмся
И мир покажется темней,
То мы руками прикоснёмся
До мхом покрывшихся камней.

И замки вырастут как прежде,
И наяву, а не в бреду,
Своими шпилями разрежут
На нас упавшую беду.

1966

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Устал над письмами потеть,
Жить от зарплаты до зарплаты,
За сотней маленьких потерь
Не видеть основной утраты.

И вот я открываю дверь
Своим ключом в свою квартиру
И сотни маленьких потерь
С утратой в память укатили.

Я сорок снов, как сорок дней,
Раздал подарками ребятам.
И лишь во сне, на самом дне,
Билет в обратный путь запрятан.

Ночь звёздная, гитарный перебор
Но воробьи — форейторы рассвета —
Мне под окном твердят наперебой,
Что пробил час и подана карета.

Я закрываю снова дверь
Своим ключом в квартиру прошлого,
И сотни будущих потерь
Стучат в виски, как гость непрошеный.
Игры прервалась канитель.
Пришёл рассвет и карты брошены...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ждёшь журавля, а прилетает цапля,
Спасенья ночь не принесла.
Года проходят, стынет кровь по капле,
А кто-то там скрывается на Капри
От собственного ремесла...

Красивых фраз развешиваем гроздья:
Каков поэт! Ну, прямо, хоть-куда!
Но гроб готов, уже куются гвозди,
И под окном уже скрипят полозья,
А в дверь стучит угрюмый секундант.

Всех, кто лежит и тех, кто держит знамя,
Всех ждёт забвенье: лебеда-трава,
Все наши беды канут вместе с нами,
С мечтами, думами.
И с нами останется лишь общая беда...

Ноябрь 1980

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Стихи подписывает автор,
Как будто смертный приговор.
А на рассвете хмуром завтра
Беду пролязгает затвор.

Глухие стены вместо тризны
Ударят эхом, словно хлыст, —
И кровь на мостовую брызнет,
Как строчки на бумажный лист.

Ведь перед ямою сырою
Тебе зачли твои грехи.
Стихи подписывают кровью
И кровью платят за стихи.

Враги кричат: Таких не знаем!
И отрекается родня,
Но кто-то вдруг стихи, как знамя
В бою упавшее, поднял...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Вот и опять ты пришёл ко мне сказочник старый.
Вот и опять ты завёл свою старую песнь.
Как мне унять этот звон твоей старой гитары,
Как упросить тебя больше ту сказку не петь.

Сказку о боли больших и о силе отважных,
Сказку о горе разлук, обо мне, о тебе,
Сказку о зеркале, том, что разбилось однажды
И разлетелось по свету на тысячу бед.

Здесь у костра мы в прекрасные сказки не верим,
Просто не верим... И всё же, как ты не крути,
Сказочник прав, очень трудно захлопнуть все двери,
Сказочник прав, очень трудно вдруг встать и уйти.

Холод умрёт, я отправлю его в преисподнюю,
Я прикажу этот холод в костры заковать.
Сказочник врёт, моё сердце не станет холодным,
Право не стоит волшебные бить зеркала.

1967

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Колёс ритмичные слова.
Ночь в убаюканном вагоне
С табличкой Абакан-Москва.
Рубашки, ватники, погоны,
Блеск глаз и запах перегара,
Пустых бутылок батарея,
На коже, чёрной от загара,
Татуировок галерея,
И ноги в штопаных носках,
За переборкой храп соседа.

В вагоне Абакан-Москва
Веду с попутчиком беседу.
Седая прядь прилипшая ко лбу:
Я пьян, дружок, но я тебе не лгу!
Ткни пистолет тебе к виску,
Скомандуй: Прыгай в ночь!
— Ведь прыгнешь!

Я прыгнул... В зоне по свистку
Встаёшь, работаешь и дрыхнешь,
Три года... Только попадись
Мне тот майор со старшиною,
Что заработать собрались
На мне погодой проливною.
А ты, попробуй, откажись!
С начальством в армии не спорят.

Ты не был в армии, кажись?
Вот то-то, брат! Хлебнул бы горя!
Хороших много знал ребят:
Не вынесли армейской жизни.
В то время, как у нас твердят
О счастье, правде, коммунизме,
Ведь никому заботы нет,
Что вдруг, не вынеся придирок,
Возненавидя белый свет,
Солдат повесился в сортире.

Я два с немногим прослужил,
Осталось мне служить пол года,
Но старшина мне удружил,
Заставил ехать в непогоду.
Майор не лучше старшины!
Не вздумай попросить участья!
Делили выручку они
За левый рейс на пару часто.

Дорога там была одна —
По ней-то днём проехать страшно!
Содрал с людей тот старшина
По пять рублей с братка в загашник,
Их тридцать душ — поверх брезент,
А дождь, как бешеный колотит,
Вот, братец, думаю, презент!
Откажешься — живьём проглотят,
А старшина глядит в упор:
Вези, не то пущу на ветер!...
Махнул рукой, завёл мотор
И тронул с места студебеккер.

Кусок дороги вырывают
Дождём политые лучи
Стекла протёртая кривая,
Где дворник яростно стучит,
Срывая липнущие брызги
С кусочка чистого стекла...
И вдруг обрыв — покрышек визг,
Земля куда-то потекла...

Эх, знал бы ты, что в этот миг
Я перечувствовал в кабине,
Когда сползать стал грузовик,
Буксуя в хлюпающей глине.
Но я, заметь, не бросил их,
Кто за моей сидел спиною,
Мог выскочить, а остальных
В обрыв сто саженей длиною...
Обвала гром, надсадный крик,
Металла лязганье о камни...
Сорвался в пропасть грузовик,
В баранку впился я руками —
Как будто что-то сделать мог,
Когда машина вниз валилась!
Такое, брат, тебе не снилось, —
Вздохнул попутчик и замолк.

Неутомимые колёса
Всё так же монотонно били.
Прикуривая папиросу,
Спросил я: Что же дальше было?
И вытирая пот платком,
Ответил мой попутчик хрипло:
В больнице я узнал потом —
Семнадцать человек погибло.

А дальше — суд, конвой, вагон:
От скуки, в общем, не задремлешь.
И в трёхнедельный перегон
Одна буханка за всё время.
Буханку ту для нас достал
Один солдатик напоследок.
Я долю есть свою не стал —
Уж лучше подыхать, чем эдак! —
Лицо перекосил смешок:
Кто съел буханку — прогадали:
Наутро — заворот кишок,
В пути шесть зеков дуба дали.

Приехал в тапочках кавказских,
А там мороз под тридцать с лишним.
Бараки, слепленные наспех,
Сквозь щели ветер так и свищет!
Хлебнул я горя там не мало!
Собаки, карцер, вши и стужа...
Жена туда письмо прислала,
Что, мол, нашла другого мужа.

Когда на волю вышел я,
Всем до меня, вон, как до лампы.
Ни шмоток нет, ни кошеля,
Лишь паспорт новенький со штампом.
Штамп хуже всякого клейма!
В месткоме отвечают дружно:
Что? За спиной у Вас тюрьма?
Таких работников не нужно!

Так целый месяц прожил я,
Пока на лесосплав не взяли,
И месяц мне взамен жилья
Была скамейка на вокзале.
Но жизнь, она своё берёт,
Уладилось всё понемногу,
Ведь горе, как не дерёт,
А всё же уползёт в берлогу.

1965

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Мне сказка надежду зажгла.
И долго в душе я лелеял,
Что вот, из угла —
Появится добрая фея.

Меня за ручонку возьмёт
И в сказку укажет дорогу,
Туда, где любому везёт,
Где злыми быть люди не могут.

Где под пудовым замком
Всё злое сидит на запоре,
И грозная стража кругом
Людей охраняет от горя.

И если, случится, от зла
Я выход найти не сумею,
Я жду — вот сейчас из угла
Появится добрая фея.

1963

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В лес войдя, что с щедростью наряжен
Днём осенним в пурпур и парчу,
Смахну с лица серебряную пряжу
И подойду к знакомому ручью.

Он молится лесной своей мадонне,
Берёзам стройным, кряжистым дубам.
Мокрые от слёз его ладони
Поднесу к обветренным губам.

Опустившись тихо на колени,
С пня смахну златой его венец
Осенних листьев. Буду с удивленьем
Рассматривать узор его колец.

1965

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Осень, дождя покрывалом
Укрыла наш город в ночи,
Влюблённых в подъезды загнала.
Насквозь дождь асфальт промочил.

В газетах прогнозы читая,
Готовят плащи москвичи,
Злым словом в душе поминая
Тоскливые слёзы ночи.

Сдержать у природы нет мочи
Настывшую за год тоску.
А мне чем-то нравятся ночи,
Что осенью льют на Москву.

Ночи те, что за окнами плачут,
По стёклам слезами стуча,
И лишь постовые маячат,
Таким вот не веря ночам.

Октябрь 1963

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Такие уж люди ребята,
Что только идут они спать,
Мечты чудом-юдом крылатым
Спускаются к ним на кровать.

И нет для них расстояний,
И нет для мальчишек преград.
Под блики полярных сияний
Мальчишки на нартах скользят.

Простите, девчонки, мальчишкам
— Каких не бывает чудес!
Мальчишки в коротких штанишках
Прекрасных пленяют принцесс.

На дуэлях они погибают,
Письма не окончив строки.
Иль храбро они наступают,
Надёжные сдвинув полки.

1963

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Звёздами небо, словно прострелено,
Месяца серп, словно сыра кусок,
На небосвод тёмно синий приклеен,
Рога растопырил и светит, дружок.

Дома надо мной, как квадратные горы,
Сотнями окон глядят на меня.
Эти сады, переулки, заборы
Я не смогу ни на что променять.

Лужи блестят на асфальтовых впадинах,
Их светом своим серебрят фонари.
Тех фонарей желтым светом украденным
Каждая лужа, как факел, горит.

Рима дворцы и Парижа соборы
Могут своей красотою пленять,
Но эти сады, переулки, заборы
Я не смогу ни на что променять.

1966

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Если хочешь, тебе расскажу
О пурпурном восходе горящем,
Что, пробившись сквозь ельника чащу,
Прочь бросает ночи паранджу.

И о скромном узоре плетней,
О дрожащих осиновых листьях,
О весёлом ручье серебристом,
Что поёт средь замшелых камней.

И когда изнуряет жара,
О прохладе весёлой, пьянящей
И о том, как откликнется чаща,
Резким эхом на стук топора.

1965

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Тех крыш остроконечных черепица,
Столпившихся ватагой озорной.
Я пью и не могу никак напиться
Экзотики, нахлынувшей волной.

Мне кажется, что отлучилась стража
На время от окованных ворот
Их пёстрые увижу я плюмажи,
Лишь стоит завернуть за поворот.

Среди гербов величественно странных
В прорезанной лучами темноте,
Мечтаю о свершении желаний
Помедлив на таинственной плите.

И стены, что поверх холма теснятся
Глядят на город сотнями глазниц
Там птицы гнёзда вьют, им нечего бояться
Когда-то огнедышащих бойниц.

Октябрь 1964

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Кошки на крыши повылезли греться,
Влюблённым теперь не до сна.
Тут уж всем скептикам некуда деться —
Это приходит весна.

Красят скамейки в садах и бульварах.
Тает студента казна.
Мелом исчерчен асфальт тротуаров —
Это приходит весна.

Осени золото, зимы ли платина,
Холод, жара или снег,
Но лишь одной неизменно мы платим
Дань изумрудной весне.

Душу захватит, закрутит, завертит
Шалый весенний ручей.
И попрошу Вас, ребята, поверьте
Ласке влюблённых речей.

1964

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Северо-западный ветер несёт непогоду.
Тучи свинцовые, мелкий озлобленный дождь.
Северо-западный ветер несёт смену года.
Осень несёт с собой листьев предсмертную дрожь.

Им, пожелтевшим, недолго на свете осталось
Плотной завесой укутывать кромку полей.
Чувствуя гибель, они посильнее прижались
К хрупким, озябнувшим пальцам продрогших ветвей,

Ну а деревья, в промозглом осеннем распутье,
Сбросят листву как, об отдыхе полон надежд,
Путь свой закончив, срывает измученный путник
Больше не нужные телу лохмотья одежд.

1965

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Под одной скрипящей половицей
Между паутиновых гардин
Жила-была мышиная царица
Все рыцари у ног её склониться
За счастье почитали, как один.

От царицы в бешеном восторге,
Рыцари сдержаться не могли.
Ночью, обойдя кота глаз зоркий,
В кладовой награбленные корки
В царские хоромы волокли.

А царица, расцветая всё сильнее
От усов до кончика хвоста,
Говорит, что тот любви сумеет
От неё добиться, кто посмеет
Добыть усы хозяйского кота.

И поклонники, достав свои доспехи,
Запевая с сотни голосов,
Помолясь о собственном успехе,
Шли вперёд, сметая все помехи
На добычу кошачьих усов.

Времени прошло с тех пор не мало.
Красота теперь уже не та,
Никого в хоромах не осталось —
Нет теперь ни корок и ни сала,
Ни усов хозяйского кота.

Но по прежнему красавице претило
Простых мышей запросов мелкота
Кровь ведь голубая в жилах!
Как-то раз царица та решила
Соблазнить хозяйского кота.

И как только ночь сменила вечер,
И шаги утихли, наконец,
Та уже была готова к встрече,
Мантию накинула на плечи,
Навсегда покинула дворец.

Ну, а Васька, как это не редко,
В красоте мышиной был профан.
Закусил прекрасною кокеткой,
Мантией утёрся, как салфеткой,
И заснул, забравшись на диван.

1965

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.