Am
Мы с тобой давно уже не те,
                     E7
Мы не живем делами грешными:

Спим в тепле, не верим темноте,
                    Am
А шпаги на стену повешены.
   A7                       Gm6
В нашей шхуне сделали кафе,
                    Dm
На тумбу пушку исковеркали,
          G          С       Gm6
Истрачен порох фейерверками,
        E7           Am
На катафалк пошел лафет.

Мы с тобой давно уже не те,
И нас опасности не балуют.
Кэп попал в какой-то комитет,
А боцман служит вышибалою.
Нас теперь не трогает роса,
На парусах уж не разляжешься -
Пустил артельщик разгулявшийся
На транспаранты паруса.

Мы с тобой не те уже совсем, -
И все дороги нам заказаны:
Спим в тепле на средней полосе,
Избрали город вечной базою.
Знаю - нам не пережить зимы,
А шхуна - словно пёс на привязи,
Кривая никуда не вывезет -
Ведь море ждет нас, черт возьми!

Море ждет, а мы совсем не там, -
Такую жизнь пошлем мы к лешему.
Боцман - я! Ты будешь капитан.
Нацепим шпаги потускневшие.
Мы с тобой пройдем по кабакам,
Команду старую разыщем мы...
А здесь, а здесь мы просто лишние, -
Давай, командуй, капитан!

1974

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Однажды, в переулке очень старом,
Услышав звуки скрипки и гитары,
Я постоял перед распахнутым окном.
Ведь мы слывём бродягами недаром,
И редко выпадает нам подарок
Почище, чем Смоленский гастроном.

В тот вечер всю дорогу моросило,
Душа к теплу пристроиться просила,
Я был готов в окошко постучать...
Но вдруг рука гардину опустила,
Вся прелесть звуков потеряла силу,
Мне оставалось только помолчать.

Не верю ни в наветы, ни в приметы,
Но эти звуки под фонарным светом
И эта морось, что скопилась под окном,
Они не вправе нам скостить усталость,
И преждевременную старость.
Ведь память всё равно не пережить:

Как по Москве бродилось и гулялось,
Как звук струны под моросью дрожит,
Фальшивя маленькую малость.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Красоты невиданной, занюханная, грязная —
Золушка на выданье, с мачехой и дрязгами
Жалкая, забитая, в качестве служанки.
Некому любить её, никому не жалко.
   Вот такие дела.

Сводным сёстрам плюш, да шёлк, а ей обносков рвань,
Они на бал, лишь кнутик щёлк, а ей пинки и брань.
А ей туда хоть на часок, хотя б одним глазком.
Вдруг заскрипел в саду песок — старуха с посошком.
   Старуха с посошком.

Что за нею кроется, Фея или ведьма,
Чьей роднёй приходится никому не ведомо.
Мыши — это лошади, с кучером карета,
И к дворцовой площади обута и одета.
   Вот такие дела.

Но срок ей дан был слишком мал, часы не удержать,
И был в разгаре шумный бал, а ей уже бежать.
Прости прощай, но мне пора и сердце в кулачок,
Но нет ведь худа без добра — утерян башмачок.
   Утерян башмачок.

Скоро ль весть домчится к леснику в сторожку
Ищет принц красавицу с маленькою ножкой.
Ко всем уже наведались с туфелькой хрустальной,
Все гонцы набегались — девушки устали.
   Вот такие дела.

Но сказке как не прекословь, всё будет хорошо,
И вот наш Принц свою любовь за печкою нашёл,
Но мы не в сказке, нам трудней — нет призрачных дворцов,
И нет волшебников в родне у нас в конце концов.
   Вот такие дела.

1965

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Только я пришёл из бани,
Квас ещё не вытер с губ, —
Вдруг врывается боярин,
Местный дикий душегуб.

С душегубом вся прислуга,
Тот похлопал по плечу:
Сотвори, Иван, услугу,
Сотвори, озолочу!

Царь сегодня в гости будет,
Через час его ждём здесь.
А царь-батюшка наш любит
На чудовища глазеть.

Но чудовищ нет в заводе,
Ни в лесах, ни средь болот.
Может, климат не подходит,
Может быть, рельеф не тот...

Ты сойдёшь за Чюдо-Юдо,
Не ударим в грязь лицом!
А не хочешь — будет худо,
Расквитаюсь с подлецом!

Я взмолился: Право, Боже!
Делай ты со мной что хошь —
Но ни по виду, ни по роже —
На зверюгу не похож!

Нет ни шерсти, ни оскала —
Поздно шерсть уже растить.
Глаз косит — так это ж мало,
Чтобы страху напустить.

Ну с бедой мы с этой сладим,
Есть у нас одно средство:
Мы тебя, Иван, нарядим,
Вроде как на Рождество.

Делать нечего, согласен.
На четыре на кости
Становлюсь, перекрестясь:
Божья Мать, меня прости!

Шкура с рогами, уздечка...
Тот смеётся: Хорошо!
Дети все давно уже на печке —
До того я стал страшён.

Вот выводят. Все как ахнут!
Ну, как видно угодил.
Царь зубами лязг от страха:
Это что за крокодил ?!

Душегуб выходит храбро,
Поклонился сколько смог:
Это, Царь, абракадабра,
Местный дикий козерог!

Но теперь он стал домашний,
Полулошадь-полухряк.
Ничего, что мордой страшный, —
Он в душе большой добряк!

А царю, видать, неловко
(Козерога не признал !):
Запрягите-ка коровку! —
Бледным слугам приказал.

Запрягли... Оглобли режут!
Как же, думаю, начать ?
Толь зубовный выдать скрежет,
Кукарекать, аль мычать?

Царь тем временем сидает
В золочёный тарантас.
Кучер, борода седая,
Как кнутом меж рогов даст!

Я взревел, задок подбросил,
Кровь и пена на устах!
Глядь, сигает кучер с козел
И уже шуршит в кустах.

Я же, времени не тратя,
Припустил, что было сил.
Ладно, думаю, прокатим!
Слышу, царь заголосил.

Ну, а я всё пуще, с рыком,
По болотам, по кустам, —
Землю рыл, в болото прыгал,
Через два часа устал.

Прибежал благополучно;
Через несколько секунд
Душегуб уже в конюшне,
И уже его секут.

А меня ведут пастись
На зелёный на лужок.
Что же, думаю, поститься
После этаких дорог?

И к царю: Я не согласен!
На ногах стою едва!
Нет, давай побольше мяса,
Самогонки литра два!

Что тут было — не опишешь
И на тысяче листах.
В общем, царь квартиру ищет
В отдалённейших местах.

Середина 70-х.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Мой мустанг летит вперёд,
Скоро солнце уж зайдёт.
Там, в глубинах прерий
Связанная Мери ждёт.

Одноглазый фермер Билл
Мою Мери утащил,
Ферму сжёг вчистую,
А семью родную убил.

Трое суток без воды
Наконец увидел дым —
Это лагерь Билла.
Чтоб его прибило! God damn!

Вдалеке синеет лес,
Трое мчат наперерез.
Трое, все в сомбреро —
Братья Билла, верно? Yes !

Если кто-то между дел
Вдруг мне помешать посмел,
Рассуждать не стану —
Смит-Вессон достану ! Very well !

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я слышу, гремит уж засов:
Свести счёты с жизнью пора.
Как свора ободранных псов
Сбегается, чувствуя кровь, —
Собрался народ поорать.
Прощайте, друзья и любовь!

Лишь солнца погаснет блик,
Уйдёт без меня мой бриг.
Уйдёт без меня, не повесив сигнальных огней, —
Как пена, седой капитан
Бушпритом прорежет туман,
Шепнув на прощанье: Храните нас Боги морей!

А красный камзол палача
Горит над толпой там, где смерть,
Выбьет последнюю твердь, —
И заново жизнь не начать,
И волнам меня не качать.
Удар — и летит табурет.

Лишь солнца погаснет блик,
Уйдёт без меня мой бриг,
Уйдёт без меня, не повесив сигнальных огней, —
А я остаюсь на земле,
И вот уже шея в петле,
На тверди земной ведь бессильны все боги морей.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Плот — восемь брёвен сосновых.
Пены упругие гроздья.
Снова, и снова, и снова
Реку строптивую просим:

Ну, унеси ты нас к морю,
Ну, пронеси мимо горя,
Ну, упроси эти горы —
Те, что стоят как ножи, —

В край дать дорогу, где солнце
Красит людей в цвета бронзы,
В край, где, прибоем искромсан,
Берег лазурный лежит.

Золотом сыплют берёзы,
Листья бросая на камни.
Отбарабанили грозы
В гор неприступные ставни.

Ну, унеси ты нас к морю,
Ну, пронеси мимо горя,
Ну, упроси эти горы
Дать нам дорогу к морю.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                     Кто отыщет следы штурмом прерванной города хроники.
                     Город к штурму готов и в котлах закипает смола,
                     И растут, как грибы, на полях безымянные холмики,
                     После тех, для кого оказалась кольчужка мала.

Давно уже привык с подругой — аркебузой
В тревожный час ночной постель свою делить.
Но считанные дни нанизаны, как бусы,
На тоненькую жизнь, непрочную, как нить.

Теперь за жизнь свою я и гроша не дал бы.
Фортуна, подмигнув, пошла гулять с другим.
Седое вороньё давно привыкло к залпам,
И колокол устал петь похоронный гимн.

Рубаху на бинты — Бог даст, не околеем,
Ты видишь этот дым большого очага?
Там пир идёт горой, там вороны — лакеи.
Огонь уже раздул зловещий кочегар.

Удачи не искать — без нас Удача блудит.
Кумира не найти — кто платит, тот велик.
Мы не один престол преподнесли на блюде.
И не один костёр на троне развели.

Мы ждём, когда судьба ударит в барабаны,
К прицелу бомбардир, прищурившись, прилип.
Уже горит фитиль и наготове банник.
Ликует вороньё, а колокол охрип.

И колокол охрип оплакивая город,
Но жив ещё звонарь и колокол гудит,
Гудит надтреснуто, но гордо,
Во всю литую мощь истерзанной груди.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Карнавал, глядите, карнавал!
Суета и сутолока масок!
Где достал он на ночь столько красок,
Где он только их наворовал?

Городок затоплен карнавалом,
Никуда не деться от волны.
Все дела, что утром волновали,
К ночи смыты паводком шальным.

Не беда, что завтра снова в бой,
Не беда, что жизнь проходит мимо —
Ты пойми, мне так необходимо
Раз в году побыть самим собой,

Побродить неузнанным в толпе,
Говорить, что в голову втемяшит.
Карнавал по переулкам пляшет,
Как в апрель звенящая капель.

Карнавал, глядите, карнавал!
Льёт рекою терпкое вино!
С блеском весь народ короновал
Незнакомку в красном домино.

Вот стоят они к плечу плечом
В грязной рвани, кружевах, брильянтах.
На ночь нищий станет богачом,
А богач — бродячим музыкантом.

Ну, а завтра — всё наоборот,
Ну, а завтра — всё, как было раньше:
Ростовщик одолжит деньги в рост,
Музыкант проснётся с музыкантшей.

Обменяет лампу Алладин
За краюху хлеба на рассвете,
А его слуга — огромный джин,
Спать домой укатит на карете.

Сбросив плащ и шпорами звеня,
Шут нацепит орденскую ленту,
А царица, наведя румян,
На панель уйдёт искать клиента.

Руки с дрожью старческой сложив,
Старики впотьмах будут молиться:
Дай нам, Господи, хоть год ещё прожить,
Чтоб ещё раз так повеселиться!

Заседал один лишь трибунал,
Да и тот на удивленье мягок —
Пожалел служивого беднягу:
Завтра казнь, сегодня — карнавал!

Он буквально всех очаровал...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

День похоронен курантами, бьющими в полночь,
Слёзы предсмертной тоски на асфальте пролив.
День молодой подоспел к умиравшему в помощь,
Всё совершенное за день на плечи взвалив.

Ветер предутренний в зелени парков кочует,
Ночи остатки в подвалы убрались прочь.
День молодой одаряет восхода парчою
Всех, кто не спал в эту грязную чёрную ночь.

Люди не вспомнят о дне этом сумрачном, длинном,
Между каскадами дел и домашних невзгод.
Лишь годовщинами свадеб, рождений, поминок
Люди помянут умерший тот день через год.

Ветер предутренний в зелени парков кочует,
Ночи остатки в подвалы убрались прочь.
День молодой одаряет восхода парчою
Всех, кто не спал в эту грязную чёрную ночь.

Октябрь 1963 (на смерть отца)

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ненастье на наши края набрело.
По берегу чайки гуляют степенно,
И лишь буревестник срезает крылом,
Крылом серебристым мохнатую пену.

Пусть к нам не стучалась удача давно —
Мы живы с тобою не хлебом единым.
Пока я с тобою, а песни со мной —
Никем наша троица непобедима.

Мне с берега чайки кричат: Берегись!,
Но я покидаю уютную пристань.
Да здравствует море! Да здравствует жизнь!
Да здравствует птица с крылом серебристым!

Глухим отголоском атак ножевых
Молва переврёт и надежду отнимет.
Портовый чиновник в реестре живых
Привычной рукой зачеркнёт моё имя.

В разумный наш век чудеса не в цене,
Но ты не поверишь бумаге казённой —
Ведь ясно же будет, что я уцелел,
Иначе и жизнь не имеет резона.

У самого уха беда просвистит,
Клинок не возьмёт и волна не проглотит.
Шепнув на прощанье обломкам: Прости...
Последним шагну на танцующий плотик.

И ветер наполнит мои паруса,
И заиграет в снастях перезвоном.
Случатся на свете должны чудеса,
Иначе и жизнь не имеет резона.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Тем, кто по белому свету блуждает и кружит,
Делит последний, промокший сухарь на двоих, —
Гимном торжественным, верой и правдой, послужат
Песни, сложённые в наших палатках сырых.

   Сквозь шум городов
   Врывается вновь
   К нам, между снов,
   Пенье дроздов и запах таёжных костров.

Тем, кто погибли в обвалах, лавинах и стужах,
Могилам безвестным на дне безымянных лощин
Как обелиски из тёмного камня послужат
Туры на лбах покорённых вершин.

   Алый восход нас позовёт,
   В тот край убежим,
   Где, как ножи,
   Пики кроят небосвод.

1965

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Налево - степь, направо - степь,
и прямо - тоже степь.
Все песни можно перепеть
и все равно - успеть.
И только небо над тобой,
а под тобой - ковыль.
И долго след хранит любой
серебряная пыль.

Любое кружево плести
негаданных путей,
лишь редкий встречный на пути
с котомкой новостей.
И горизонт - как полоса,
но в этом свой резон:
смотри почаще в небеса,
коль скучен горизонт.

И там, среди лохматых туч,
листай талмуд судьбы.
Ты там найдешь разгадки ключ
удачи и беды.
Хвосты коней - хвосты комет,
седло судьбой скрипит.
И, словно аккомпанемент,
звучит квартет копыт.

1985

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Меня Вы найдёте всегда и везде.
С облезлой треногой и ящиком старым.
Брожу по Москве и снимаю весь день.
Дома, переулки, дворы и бульвары.

Под красною лампой, над белой бумагой,
Я в полумраке замру в ожиданье,
И в старом тазу, словно в сказке о магах
Появятся улицы, скверы и зданья.

Я снова по ним прохожу не спеша,
Я им улыбаюсь, как старым знакомым.
У каждого дома есть тоже душа,
Я знаю, лицо есть у каждого дома.

Домам, как и мне, есть о чём рассказать
И есть, что оставить счастливым потомкам,
Они не хотят, как и я, умирать,
Ведь им, как и мне, неохота на сломку.

Стучат по асфальту мои каблуки.
С облезлой треногой и ящиком старым.
Я им улыбаюсь — Привет, старики, —
Мои переулки, дворы и бульвары.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я стар. Я так устал. И я не успеваю
Отпеть погибших всех, с рассвета по закат.
Но мне не всё равно, кого я отпеваю,
И чья рука ведёт напевы языка!..

Врагу Бог силы дал — нас можно переплавить,
На пушки перелить, лишить нас языка.
Но никогда вандал не сможет нас заставить
Болеть его бедой и плакать напоказ.

Мне видно с высоты, как гибнут горожане.
Вот мой любимый сквер скрывается в огне...
Уж всё, что я любил, искромсано ножами,
И стоны рвутся вверх, и боль гудит во мне!..

Любимый город мой, навек с тобой прощаюсь!
Нам жить да жить ещё, но, видно, не судьба...
Уж некого отпеть, но я ещё качаюсь
И, умирая, я смогу отпеть себя!..

И город пал, огонь теперь хозяин
И ворон уже здесь над раненым парит,
Крыла свои раззявив, свою картавя песнь.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Приготовьте Ваши фраки, вороны!
На последней башне флаги — сорваны!
Погреба пороховые взорваны.
Приготовьтесь — скоро выход, вороны!

Что глядишь ты на меня с ужасом?
Чуешь, смерть над головой кружится!
Видно, смерть тебе в обузу — маешься,
К бесполезной аркебузе тянешься...

С нею ты своей бедой не поделишься!
Эй, не смей! Ведь ты в меня целишься!
Лучше смерть свою дождись, вон, шаркает!
Ну, а мне ведь жить да жить, каркая!

Мы с тобой одной войной вскормлены,
И не я тому виной, скорбною.
Ты, как я, всю жизнь прожил падалью —
Не стреляй же! Подожди!... Падаю...

Но что за чудо, вдруг —
Наш город встал из праха
И колокольный звон в малиновой рубахе
Пошёл гулять до утренней зари.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Запахнув медвежью полость,
Приосанится ямщик.
Звонко скрипнет санный полоз,
К Яру барина домчит.

Ну а там звенят гитары
С голосами взапуски:
Гей, табары — растабары,
Пьём лекарство от тоски!

Он цыганочку в охапку:
Прокатаю до зари!
Барин, шапку!
Чёрт с ней, с шапкой, поцелуй мне подари!

Залетим в Замоскворечье,
Потревожим сон мещан.
Смерть моя, не здесь ли встречу
Нам Господь наобещал ?..

Ах, как быстро мчатся сани.
Пролетел Охотный ряд...
Близок день и кони сами
Ближе к дому норовят.

Хватит петь! Устал от крика...
Пить вино нет больше сил...
Чу, к себе Иван Великий
Строгим басом пригласил.

Прут на утренний молебен.
Помолитесь за меня!
Солнце — круг на бледном небе,
Словно с кровью полынья.

Он устало шубу снимет,
А в ушах всё — трень да дрень!
Ах, зачем я не был с ними
На Сенатской в Судный день...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Искрится вино по братинам,
Колеблется пламя в шандалах.
Но канули невозвратимо
Веселья невинных скандалов.

Грешен я, грешен я, грешен!
Безумствую я и лютую:
Кровью людскою замешан
Пирог на моём сабантуе.

Нет места от мыслей постылых,
Нет места от мыслей недобрых.
На посохе кровь не остыла,
Кровавый помост не разобран.

Тошно мне, тошно мне, тошно!
Я сам себе не доверяю.
Я казни, как пьяный лотошник
В толпу сладкий пряник, швыряю.

Боже, грехи отпусти мне!
Пешком по дороге осенней
Бродил, как юродивый, схимник
В коломенский Храм Вознесенья...

Страшно мне, страшно мне, страшно!
Мне страх раздирает нутро,
Когда прихлебатель вчерашний
Сегодня ступает на трон.

Не раз ещё крови пролиться,
И, как не меняй коновода,
Пока о Руси говорится,
Нет места для слова: Свобода!

Зажгите шандалы из меди,
Спешите меня хоронить,
Но помните — я, не последний,
Отныне и присно. Аминь!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В тревожный час глухой ночи
Страшнее самой страшной кары,
Пропахший кровью и пожаром,
Гонец лихую весть домчит.

Ударит яростно набат.
Своих коней мы оседлаем,
А у порога мать седая
С благословеньем на губах...

Мы будем время торопить
Лицом к врагу, спиною к дому,
Навстречу утру молодому,
Чтоб полдень в крови утопить.

Архангел щеки уж надул,
Готов трубить с небесной кручи.
Нам всем, нам всем гореть в аду,
Но Бог нам дал иную участь.

Вот в ход пошли уже ножи,
Мы с каждым шагом ближе к цели.
Поймёт лишь тот, кто будет жив,
Какой ценой мы уцелели.

Сорвалось солнце, как с цепи
И вот уже ночь трофеи метит —
Кого оплакать на рассвете,
Кому рассвет встречать в степи.

Днепра крутые берега,
Огнём пожаров наш путь отмечен.
И догонять пора врага,
И добивать — но только нечем...

Курган насыпан до небес, —
Курган беды и нашей славы!..
А где-то плачет Ярославна,
Гудит набат и мчит гонец.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Остыло пламя горизонта.
Я приступаю, помолясь,
Чтоб обозрев небесный зонтик,
Распутать звёзд взаимосвязь.

Я раб заумных вычислений
И эмпирических констант,
Я звездочёт, я звёздный пленник,
Я гороскопа арестант.

Все наши маленькие беды
С большой бедой сопряжены
И, словно в зеркале, на небе
Дела Земли отражены.

Мы шпорим время исступлённо,
Жизнь закусила удила.
Взирают звёзды удивлённо
На наши грустные дела.

Тепло души теряет смысл
Среди космической зимы.
Склоняет Вечность коромысло
Под чашей глупостей земных.

И корни зла неразличимы.
Тут ни помочь, ни дать совет.
Мы — только следствие причины,
Как отражённый лунный свет.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Адреса подальше убери от соблазна.
Троп звериных зыбкий лабиринт непролазный
И не стоит сердце убеждать
В том, что завтра будет всё иначе.

Льют дожди, их не переждать,
И в туман вершины горы прячут.
Льют дожди, их ждать — не переждать.
Штопаные свитеры не снять — утром иней.

И не стоит в письмах объяснять слишком длинно.
И к чему теперь слова искать —
Те, что не нашёл при расставанье.
Льют дожди, им век не перестать,

Вздулись реки, реки без названий.
Льют дожди, им век не перестать.
Адреса подальше убери от соблазна.
Троп звериных зыбкий лабиринт непролазный.
Всё равно не сможешь убежать.

Всё равно вернешься, как не сетуй,
К тем дождям, что ждать — не переждать
К холодам, что рано гонят лето,
К тем дождям, что ждать — не переждать.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Замкнулся суток круг.
Ведь не до песен, друг.
Но от чего ж он, вдруг,
Достав гитару, мне мотив напомнил старый.

Мотив забился меж струн,
Как бьётся птица в силках.
Присядь к костру —
Что-то не так.

Мешает, может, дым,
А может, шум воды.
Мой друг зажал лады,
Ему так нужно вспомнить этот мотив сложный.

Ты мне скажи, ну какой
Тебе от песни той прок,
Махни рукой —
Нас ждёт порог.

Среди камней и скал
Поток безумным стал,
Порога злой оскал.
Одна забота, что нас ждёт за поворотом?

Накат неровный плота
И боль натруженных рук.
Здесь песня та
Не к месту, друг.

1966

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

К нам лапы тянут ели, погреться захотели.
А где-то рядом бродит Дед-Мороз.
Лес, обступив нас тесно, тихонько вторит песне,
И небо смотрит тысячами звёзд.

А нас отделяя от встреч до разлуки,
Тянется тонкая нить борозды.
И тянут сухие, корявые руки
Деревья, пытаясь достать до звезды.

Вдали от Млечного Пути,
Что по небу пролёг дорогой снежной,
Звезду нашёл в галактике Мечты,
Звезду в созвездии Надежда...

А завтра расставания, а завтра ожидания,
И тяжесть налитая в рюкзаках.
Созвездий мелкий бисер, а вместо долгих писем —
Короткая неровная строка.

А мы, только встретившись, вновь расставались,
И ветер насмешки нам в спины кричал.
А мы, по житейскому морю скитаясь,
Никак не могли отыскать свой причал.

Но я, ступая за порог,
Поверил в звёздочку — вон эту,
Как верит проигравшийся игрок
В свою последнюю монету.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Оставь для дома свою грусть,
Нам грусть сейчас не по карману.
Вершин распахнутая грудь,
А перевал закрыт туманом.

Вдали от этих рыжих скал
Познаешь терпкий вкус разлуки,
Взамен хмельного торжества
Придёт размеренная скука.

Бег наших дней неутомим
Глаза не верят фотоснимку.
Мой друг, неужто это мы
На фотографии в обнимку?

Среди московской маеты
И беспредметных разговоров
Ещё не раз припомнишь ты
Катамаран и эти горы.

Прощайте горы, нам пора!
Тянуть с прощаньем мало толку.
Уходит наш катамаран
По отшумевшему потоку.

Мы к Вам вернёмся как-нибудь,
Чтоб вновь пройти катамараном.
Вершин распахнутая грудь,
А перевал закрыт туманом.

1990

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.