Прошу тебя - на выдохе умри!..
                    (Геннадий)

Сон припечатал уста и веки.
Уйди на вдохе! Вдохни навеки!
Харон не слышит. Рассохлась лодка.
Взрезай отточенным подбородком
тяжелых вод свинцовые жилы...
Но - выдохни! Найди в себе силы,
дойдя до самого края теченья,
свой замысел выдохнуть с облегченьем.
Да я бы и рад раздать свою горечь, -
Вдох заблудился, - горе мне, горе! -
и, вмерзши в легкие, стал кристаллом.
Мне только выдоха не хватало,
чтоб вытопить нож расплавленной боли, -
прохладных пальцев на лбу - не боле,
прохладной зелени глаз и ласки
на добрый сон, или просто сказки.
Но вечный вдох, а выдох лишь снится.
Переворачивая страницу,
слышишь взрыв захлопнутой двери.

29.07 - 1.08. 1991
Усть-Нарва - Таллинн - С. -Петербург

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

...А поутру, проснувшись, я страдал.
Безобразность томила ожиданьем.
Был выдох преисполненным рыданья,
А вдох, едва родившийся, застрял.
Мир двигался в каком-то там тумане,
в сырой и безотчетной полумгле.
Шел дождь. Дымился кофе на столе.
Гренки хрустели. Было на земле
так горестно...
                Протянутые руки
продрогших статуй перецеловав
безвкусными слюнявыми устами,
погода растворяла даже камень,
не то что бы желанья и слова.
Вот город пал и стек по водостокам.
Одни лишь строфы освещенных окон -
неона и вольфрама острова -
раскачивались в сетчатых потоках,
бессчетно отражаясь в ртути луж,
зеркально множась на сыром полу
вселенной, ставшей точкою до срока...
А поутру проснувшись, я страдал
от холода. Мне было одиноко.
И вот тогда, решившись, я позвал,
но звук увяз в отсутствии пространства...

31. 08. 1991
С.-Петербург - Москва

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я - гора и вершина моя в облаках.
Дрожь земную презрев, неподвижность и страх,
огнедышащим змеем, лесами звеня
словно спутанной гривою льва иль коня,
все куда-то стремлюсь, и колени мои,
и усталые локти торят колеи.
И огонь в моих жилах - как пламень в крови,
словно напоминанье о вечной любви;
но в долины ползут ледников языки
и твердят о рожденье великой реки...
Все длиннее река и все дальше исток...
Подо мною струится горячий песок.
И буравит породу моя голова,
горизонт прогибая заметно едва...
И вперяю зрачки в тьму земли, в твердь небес...
Все дремучей и гуще щетинится лес...
Все безлюдней с годами горбина моя...
Смертным потом наполнилось лоно ручья...
Росы в серых морщинах насупленных скал,
словно слезы, - осушат ли их облака?
Все куда-то стремлюсь, но пристало ль горам
бесконечно стремиться? Настанет пора
оглянуться, но встанешь хотя бы на миг -
время, остановившись, разрушит весь мир.

18. 09. 1991

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Архистратиг на белом коне,
видишь ли ты, что ведомо мне?
Я ухожу в последний полет...
Век ли пройдет...миг ли пройдет...
Я - твое войско, я - твой трубач...
Плачь по своим вернувшимся, плачь!
Даруй мне сил не сбиться с пути,
О мой крылатый архистратиг!
Черной зарею опалена
ночь. В черном небе бредит луна.
Вой на луну с недоступной земли:
в порт не вернутся твои корабли;
ветер кружит огнедышащий снег...
Архистратиг на белом коне,
в ножны свистящее слово верни, -
в поле блуждают слепые огни,
Канули в воду чужую отцы,
Страх воеводу ведет под уздцы.
Архистратиг на белом коне,
нет победителей в этой войне.

5. 09. 1993

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                ...остающимся - Голгофа.
                    (Борис Чичибабин)

Голгоф оставшимся не хватит,
не хватит на кресты осин...
Проходит с миром век распятий,
вертя планету на оси.
Начало тьмы не означает,
что свету наступил конец;
и, философствуя за чаем,
как полководец на коне,
верхом на шатком табурете,
познай конечность, тьму, исход
и зной пустынь, и пыльный ветер,
и чермные вершины вод.

15. 11. 1993

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Когда уже не чувствую конца
и не испытываю облегченья
от акта первородного творенья,
в обличии прыщавого юнца
вперяюсь в этот самый Божий мир,
где что ни Божья часть - все Божий раб
и выжжены на фейсах номера, -
то ль каторга, то ль вечная игра
в футбол новорожденными детьми...
Пока хватает табака и чаю
и капля в вечный хаос не влилась, -
помилуйте, я вовсе не желаю
поверить алгеброй весь этот джаз,
но, плоть от духа вечного раба,
плодящего себе рабов доныне,
который век таскаюсь про пустыне
все с тем же вкусом мяса на губах.

10-12. 11. 1993

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Сними меня с креста, мне умереть
примерно то же, что тебе воскреснуть, -
скорее, небеса по кромке треснут
и черным станет пламя фонарей
тех звезд, что создал ты пять дней назад
и в этой тьме, клубящейся и зыбкой,
пребыть тебе с блуждающей улыбкой
безумия, в ночь устремляя взгляд.
Чернил дешевых бутафорской крови
потеки не застынут на столбе.
...Но я проклятья не пошлю тебе...
И кто в моем бессмертии виновен:
творец бесцеремонный? злобный рок? -
Не увидать с креста за пеленою
дождя, за блеском молний.
                        Я закрою
глаза, и жажду утолит поток
соленых вод ли, слез с расколотых небес...
Сними меня с креста, пока я не исчез
во вспененных волнах новорожденной Леты.
Но бредит мой палач и не дает ответа.

31.07 -6.08. 1993

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Обходчик Млечного Пути
бредет по рельсам мирозданья.
В слепой ночи, над морем мрака,
по сгусткам белого свеченья
постукивает молотком.
Покачивает фонари,
их еженощно зажигая,
и, отзываясь тихим звоном,
светила медленно мерцают
подобно фонарям земным,
играющим в листве деревьев.
А небосвод напоминает
серебряный черненый щит
или заснеженное поле
под металлической луною,
где в неземной ночи бескрайней
скользнут неслышно божьи сани,
не потревожив Млечный Путь,
выстукиваемый веками
неутомимым молоточком,
творящим сонный долгий звон.

22. 01. 1989

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Сквозь кисею клавиатуры,
сквозь звонкий трепет струнной сети
рояль Вселенную просеял -
созвездий колкие фигуры, -
и в их мохнато-дробном свете
снег темноты еще чернее.
Октавы куб, басы синеют,
аккорды пестрым покрывалом
творят фигуры умолчанья...
Плыву, немею, коченею, -
мне узок космос!
Бездны мало!
Страшусь лишь тени ожиданья
неумолимой темной коды,
когда прихлынут к горлу воды
глухой безвыходной свободы.

16. 11. 1993

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Дожили до я не помню до света до звука и до ощущенья покоя
реквием режет реальность и память восходит высокой волною
милая мир осязая возможно ли множить молчание
факта фантазии фарса фарфоровый фон фонограммы
соль ли слезами стекает с морщинистых яблочных щек
иль вместо солнца солярные знаки восходят
ляжем ли рядом в перины в лоно ли общей могилы
силою слаб человек в слабости сила
донна не помню до зренья до слуха и до осязанья
карточный домик своих обитателей давит в постелях сложившись
к сини небес прикоснуться успеть к синей траве приобщиться
и к первоначальности слова
ляжем ли к ночи живыми и станем очнувшись сообществом мертвых
солоно слово и горько искры палят леопардовый мех пространства
факелы флаги оставьте я не умею мистически мыслить
вращенье стола не моя сверхзадача
речь не ведется о реинкарнации
ребус разгадан не может быть
до возвращенья в долину покоя.

20. 01. 1994

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                    Когда бы я был при рождении мира...
                        (Геннадий)

Когда б мне стоять у истоков Вселенной,
Создатель, - плевать на могущество слабых:
пусть глупые Парки сучат свою пряжу
и кружево времени форму меняет.
Не спрашивай, быть иль не быть, - я не знаю,
что есть бытие, ибо небытие -
только форма ухода от вечных вопросов
и суть возвращения к вечным ответам.
Создатель, не шли в этот город Мессию:
его не поймут и, повторно распяв,
будут долго молиться на труп на кресте,
вожделеть Воскресенья и ждать воздаянья
за то, что еще одного человека
ввели в пантеон убиенных невинно...
И рявкнут святоши, и грянут органы,
и жирные злые гусыни, на крыльях
перин подымаясь с прокисших постелей,
Небесного Царствия требовать станут;
и, пуще того, - что им Дух, если вечность
простерла крыло над прудом этим смрадным? -
бессмертья потребуют, жертву назначат,
и агнцев заколют, и пивом нальются,
и пьяные будут толочь парадигмы...
Пошли им бессмертье! Пусть режут и колют
друг друга, пускай упражняются в бешенстве
плотском, ублюдков в дубленках рожают,
хоронят своих мертвецов, а вернее -
бессмертных, и бал демография правит...
А впрочем, Всесильный, кури свою травку,
кропай свои вирши, лелей свою славу,
расти свое брюхо, чеши свои чресла,
отдав предварительно душу на откуп
прикинутым бестиям с черного хода,
а если невмочь - подарю тебе лодку:
вози это стадо туда и обратно,
с Олимпа в Аид близнецов транспортируй,
но лучше - туда, а обратно - не стоит...
Укрой ледниками гнилую равнину,
и вечную ночь воцари над землею,
и выбей на чистом снегу пыльный разум,
начало начал ненадолго отсрочив,
чтоб мне не торчать у истоков Вселенной
сухим саксофоном над мертвым колодцем,
откуда не то что воды не достанешь -
песка не добудешь, и Вечное Слово
пусть вновь закудрявится Зеленью Мысли.
Не слушай меня! - я свихнулся с рожденья;
учи покаянию жаждущих крови,
воздай моралистам, твори свою форму!..
Создатель, плевать на могущество слабых!

9. 08. 1993

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я флейту в поле обронил,
а вырос целый лес -
он бурно музыку творил
под сводами небес.
Гудел и плакал без конца
неистовый орган,
склонялся к странным деревцам,
смиряясь, ураган...
Как будто тонкую свирель,
пускал стрелу бамбук
и золотился на заре
пастушьих дудок луг.
Фагот под снегом засыпал,
и зиму пел кларнет,
буран над лесом ворковал,
мелодий таял след...
А струны-струи странный спор
вели в глуши ночей,
вплетали нити в разговор
аккорды струн-лучей,
на полированной листве,
на лаковых стволах
дробя и преломляя свет,
как в старых зеркалах.
И в созерцании немом,
весь - слух, я понял вдруг,
что в этом мире неземном
сам обращаюсь в звук.

21. 05. 1991

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В незнаменательные дни
Необязательного года
В предзвездный в окно час взгляни
На отмирание природы.
На ток деревьев. От чего
Их обезглавленные тени
Несутся в вихре вековом -
Покоя темном возбужденье?
Бесцветен час рожденья тьмы,
Сошествия воды забвенья
На мир, в котором жаждем мы,
И невозможно возвращенье.
Не возвращается река
В места извечного истока,
И листья падают; но как
Им было далеко до срока.
И как движенье их темно,
Легко, бесшумно и бесплотно,
Вневременно; и не дано
Понять порыв полуживотных -
Уход сквозь преломленный взгляд -
Свет из-за грани подсознанья...
Дымит бессолнечный закат -
Ресниц ресницами касанье.
Касанье рук, грудей и губ,
Слиянье, соприкосновенье
Тел на горячечном снегу,
На голубом шелков свеченье.
Сноп искр прохладных и сухих
В круговороте влаги темной
И боль - светлее всех иных -
Скитанье памяти бездомной.
Без страха заглянуть назад,
Путь обретая в одночасье,
И обретает память взгляд,
Душа - на миг - покой и счастье,
Всепониманье бытия
И сад камней, как озаренье, -
Незнаменательного дня
Неимоверное творенье.

08-09. 12. 1988

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Любимая, о как же краток век!
Я не ропщу, но встретимся ли вновь
там - за чертой, где холодеет кровь
гранатовым браслетом на траве? -
гранатовыми бусами на шее -
застывший сок взрывающихся вен...
То кровь моя. Мне сладок этот плен.
Любимая, впитай ее скорее! -
как впитывает в засуху земля
всей лопнувшею кожею прохладу...
Стать каплей влаги - большего не надо,
чтоб треснувшие губы окроплять.
В том высший смысл и высшее блаженство -
петь для тебя; пусть вечные слова
переживут непрочность естества
и вечное его несовершенство.
Лишь вдох и выдох...Как же краток путь!
Лишь несколько шагов по зыбкой тверди...
Для вечных душ не существует смерти,
а телу - мир - обняться и уснуть.

25-28. 03. 1991

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я - гора и вершина моя в облаках.
Дрожь земную презрев, неподвижность и страх,
огнедышащим змеем, лесами звеня
словно спутанной гривою льва иль коня,
все куда-то стремлюсь, и колени мои,
и усталые локти торят колеи.
И огонь в моих жилах - как пламень в крови,
словно напоминанье о вечной любви;
но в долины ползут ледников языки
и твердят о рожденье великой реки...
Все длиннее река и все дальше исток...
Подо мною струится горячий песок.
И буравит породу моя голова,
горизонт прогибая заметно едва...
И вперяю зрачки в тьму земли, в твердь небес...
Все дремучей и гуще щетинится лес...
Все безлюдней с годами горбина моя...
Смертным потом наполнилось лоно ручья...
Росы в серых морщинах насупленных скал,
словно слезы, - осушат ли их облака?
Все куда-то стремлюсь, но пристало ль горам
бесконечно стремиться? Настанет пора
оглянуться, но встанешь хотя бы на миг -
время, остановившись, разрушит весь мир.

18. 09. 1991

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Архистратиг на белом коне,
видишь ли ты, что ведомо мне?
Я ухожу в последний полет...
Век ли пройдет...миг ли пройдет...
Я - твое войско, я - твой трубач...
Плачь по своим вернувшимся, плачь!
Даруй мне сил не сбиться с пути,
О мой крылатый архистратиг!
Черной зарею опалена
ночь. В черном небе бредит луна.
Вой на луну с недоступной земли:
в порт не вернутся твои корабли;
ветер кружит огнедышащий снег...
Архистратиг на белом коне,
в ножны свистящее слово верни, -
в поле блуждают слепые огни,
Канули в воду чужую отцы,
Страх воеводу ведет под уздцы.
Архистратиг на белом коне,
нет победителей в этой войне.

5. 09. 1993

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я пишу автопортрет -
из-за мути стекла глядит на меня
то ли морда отцеубийцы, то ли лицо коня.
Черным по черному,
серым по серому,
белым по белому -
глупое голубое лицо.
Белым по белому,
серым по серому,
черным по черному -
оставь же меня в покое, в конце-то концов!
Перестань кровоточить, икона!
Мочи нет глядеть в твои глаза!
Кто же ты, чей лик отображенный
созерцать без судорог нельзя?
И текут глаза -
два ручья кипящего металла -
выжженным ли духом, деревом горелым -
чья рука такое написала,
не боясь расстаться с теплым телом?
Жарко! Жарко!
До озноба жарко
в этой антарктической геенне.
Шимпанзе тоскует, воет в клетке зоопарка.
Зеркало кривит привычно отраженье.
В поле зренья стекла нечего искривлять:
с той стороны стекла жизнь давно умерла,
с той стороны стекла - времени валкая рысь.
Время, остановись!
Через тысячи призм
отраженная жизнь
пропущена и обращена
в нонсенс, в семь цветных лучей,
сливающихся при быстром вращении
в единое белое.
Белым по белому...
Человекообразная обезьяна
рвет волосы на голове.
Она не желает быть ни Дарвином, ни д'Артаньяном,
она мечтает лишь о самосозерцании на траве
детства, где еще нет ни охотников, ни долгов.
Человеку свойственно выворачивание мозгов
наизнанку с целью узнать, что
было раньше - пуговица или пальто,
курица или яйцо,
образ или лицо,
дым или сигарета...
Впрочем, имеет ли это
отношение к автопортрету,
у коего за время лирического отступления успели отрасти рога?..
С той стороны стекла виден образ врага
и, покуда он еще там,
взять нож и вычистить холст к чертям, -
для записи новых стихов
оставить лишь серый холст...
серым по серому...
Черный человек, ловец, сатир, -
раковая опухоль картин -
в зазеркальной прячется тени,
сумрачно глядит и недовольно.
Серной кислотой, ножом ли -
больно!
Грешник, еретик, раскольник,
Господи, я неискореним!..
Что ж, тогда спаси и сохрани!
Черным по черному...

3. 12. 1991

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Император страны восходящей луны
пишет повесть копытом коня,
а в полях - беспробудные лунные сны
бесконечного лунного дня.
И под синью - почти чернотою - небес
заунывно звучит черный марш, -
это черных гвардейцев безумный оркестр
окончательно сводит с ума.
Император страны восходящей луны, -
плащ трепещет, трещит на ветру.
Лязгнул строй и сомкнулся в преддверьи войны.
Под копытом - лишь камешков хруст.
Что тебе до меня? Что тебе до себя,
если всем не сносить головы?
Ничего не боясь, никого не любя,
в испареньях дурманной травы
сквозь походный припадок шаманов своих
по ночным полушариям вдаль
строй безумцев ведешь, как изломанный стих,
лишь звенит вороненая сталь,
лишь сверкают глазницы в провалах забрал
лунным блеском среди темноты,
лишь качается в такт громыхающий вал -
о кольчуги скрежещут щиты.
Что за грохотом слышно, что видно в пыли,
что разведка тебе донесла? -
проржавевшая старость маячит вдали,
да рассвет расправляет крыла.
Вот он скачет, безумный, на рыжем коне,
над тобою заносит клинок.
Вот он, мстительный отрок, в дыму и огне, -
окровавленный стонет восток.
Но ему не настичь, не догнать тебя вновь,
бой в который уж раз отменен.
Не прольется в ночи благородная кровь,
не нарушить железный закон.

13-17. 09. 1991

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

И год к концу, и жизнь на перевале, -
вершина. Дальше - вниз, вперед, назад.
Нагроможденье каменных громад -
умерший мир. Затеплится едва ли
здесь жизнь. Лишь ветра неумолчный стон...
Не третий Рим, не новый Вавилон,
еще один уходит в глубь времен,
на дно времен, став благородным илом,
удобрит лона собственных могил...
Мой город станет сам себе могилой.
Блажен, кто меж руин его бродил
и стерся в прах о камни мостовой,
и, слившись с прахом роскоши былой,
оплакал улиц вечное теченье;
и миг, когда становится прозренье
всеведеньем и смертною тоской,
вливается в распада непокой,
усугубив чуть видимое тленье...
Он вышел, и увидел, и познал,
и понял, что всезнанье ядовито...
Отравленный всеведеньем, упал
на камни. Как же тяжко быть убитым!
...И смерть попрал, и дальше зашагал
меж полюсов, от странной мести скрытый,
забыв о том, что существует страх.
Вознесся в свет и, хаос мирозданья
чуть приподняв на собственных плечах,
тем самым обретая оправданье,
заставил видеть тех, кто мирно спал.
Был год к концу. Был зимний перевал,
грань двух миров на самом дне пустыни,
дымящейся руинами доныне.
Был ветер - мокрый снег в лицо кидал,
о чем-то недосказанном кричал
и плакал в этой полуночной стыни...
Но как понять, что он не досказал?...

24-25. 11. 1990

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.