Am G F E Когда тени в углах заплясали смелей, Стали слышаться крики неизвестных зверей И штора качалась взад-вперед, Am G F Am Я понял что мой телефон мне врет.
Я позвонил ей и сказал: люблю и жду. За стеной шуршит весна, я больше не могу. А из трубки голос тихий: тогда прощай, Сотри из книжки номер мой и не вспоминай.
Я, обломавшись, позвонил другу домой. А у друга голос тот-же, но совсем чужой. Он извинился что забыл, как меня зовут, Очень рад поговорить, но сейчас его ждут.
Я испугался и набрал номер Господа Бога. Но хозяина, как понял я, не было дома. Чей-то голос, видно ангел, мне объяснял, Что Бог был очень занят и теперь устал.
И я разбил о стенку подлый аппарат. Теперь в трубочке загадочно везде молчат. В трубку дышет она, и тоже молчит. И друг, конечно, слышит только тоже молчит.
Интересно, что они никогда не придут. Интересно, что и я навсегда тут Вот узнать бы, как выглядят лица людей, Но в комнате квадратной не окон ни дверей. Написана в Иваново. Таким вот обэриутским псевдодетским языком, наверно, описал Изнутри состояние греха отчаяния.
Em Am Н7 Утро иль вечер - я точно не знаю: Em Am Н7 Серые стены - от края до края. Am D G Н7 Убогие радости, бумажные лица, Em C Am Н7 Легкие способы отвязно забыться,
Em Am Н7 Слиться с толпою бесцветною краской, Em Am Н7 Ослепнуть, не знать, чтобы не было страшно, Am D G Н7 Странную тайну в дыхании ветра, Em C Am Н7 Такого живого, искристого ветра...
G D Em В глубине вселенной сжигаясь свечами G D Em В той, чье начало за пустыми глазами Am C Н7 Они живут, они горят, эти искры, Em Am Н7 Значит, жизнь пока не теряет смысла.
По пустым коридорам синими огоньками, В окна лунными бликами сквозь тревожные ветви Дальше, дальше... Кончаются, гаснут... А мы остались на стеклах бессмысленной грязью. Мы стекаем со стекол безропотной грязью.
Здесь кто-то вякнул про Бога - и Бога не стало, А чужое говно обозвали раем. Ну а наша любовь лежит под откосом, Обычный труп под обычным откосом.
Пойдем, посмеемся, пошвыряем ногами, Плевать, что холодная, погреем - очнется. Сядем на гравий, да уткнемся в колени, Слушать бодрые песни товарных вагонов.
А за стеной - два шага - вольные кони, Не знавшие плети дикие кони. И мы надеваем венки из цветов И исчезаем в полях дивных трав, добрых слов...
Но это - в краешке глаза, и то - лишь на мгновенье: От такого нездорового сновиденья Оберегает тебя надежно и крепко Твоя не шибко золоченая клетка.
Разговоры про деньги. Недалекие планы. Постоянные игры. Посторонние лица. Кошки. Мышки. Кто выжил? Свод житейских наук. День. Утро. День. Ночь. Так замыкается круг.
Любишь вкусно жрать всвязи с текущим моментом. Ты должен стать надежной циферкой процента. Сделать все, чтоб ты служил их прогрессу. Из тебя выйдет надежная машина,
Без отказа, с гарантией на случай износа. Приступ злобы окончен, разбиты ладони. Все пройдет, все о'кей, ты, главное, прибавь отдачу А сейчас - отдохни, завтра снова конвейер...
А за стеной - все те же нелепые кони, Какого нам черта стремные кони. Двое придурков в венках из цветов Исчезают в полях своих идиотских снов.
Глупышки. Зверьки. Увидели дали... Зверьки, рвались сквозь горящие рельсы, Под железный грохот, по последним метрам, Под железный грохот с их детской надеждой,
А колеса давили, давили, давили, Их давили, давили, давили, давили... А мы стоим и смотрим, и слушаем крики, Мы хотели уйти - было лень отвернуться.
А за спиною лязг - железной дверью, Над головой звезды-полосы чужого флага. А конвейер идет, штампик стучит. Здесь твое место.
Конвейер идет, штампик стучит. Здесь твое место.
Дай себе немного отдыха, получай процент. Здесь твое место. Здесь твое место. Здесь твое место.
Надавай, дядя, подарков да денег! Надевай, дядя, цепь и ошейник! Только что-то охота взять да покусаться! Только цепь однажды может и порваться,
Эх, свобода, в горло вцепиться, Кровь - это кровь, а не водица! Крики, лай, лай, лай, это облава! Все равно - получи! Жри! Хавай!
Хавай на снегу кровавые точки, А в глазах пляшут ангелочки, А в глазах - красные кружочки, А в глазах - красные кружочки...
Все равно конвейер на всех нас ставит точку. И остались лишь мятые квиточки, И остались лишь квитанции-листочки, И остались лишь пластмассовы цветочки...
В глубине вселенной сжигают свечами, В той, что за пустыми глазами. А живут ли они, а горят ли еще эти искры? И кто скажет, что жизнь не теряет смысла?
Кто же скажет, что жизнь не теряет смысла? Кто же скажет? Кто покажет? Кто докажет? Кто покажет? Кто докажет? Кто расскажет... Мы попляшем... Сейчас я ее не пою. Потому, что тематика войны с отчуждением, с Системой как с социальным фактом и во вселенском ее понимании - т.е. царство князя мира сего ко мне возвращалась уже даже не десяток раз, как мне нынче кажется, в более жестких и лаконичных формах.1992год.
Ходят биороботы по планете Ищут биороботы счастья на свете Им для счастья нужно совсем немного Для идущих на хуй открыта дорога
А для идущих к Солнцу - кресты на каретах В смирительны рубашки до вечного лета Случайные смерти за выход за рамки Все как задумано, все как в танке
Ты им не страшен, тебе оставят гитару Давись своей водкой, сдавай стеклотару Летай хоть куда в закрытом чулане Ищи свою вечность на телеэкране
А живые пылают в горящих скитах В долгожданных последних лихих временах Как последний держащий рубеж свой солдат Как Ооки Исана, что берет автомат
Скоро грянет чума, заметет пеплом окна Бедный мир невиновен, ему просто больно Просто поезд все ближе, ближе - в бешеный поезд Превратилась бесстрастная лютая совесть
Не воскресают мертвые, каждому свое Пусть солнечный огонь обжигает лицо Пусть солнечный огонь выжигает глаза Танцуй, к Берлину подходит война
Танцуй, к Берлину подходит война, А Конец начался, следов святых не осталось И мир зябко воет беспризорной собакой
Конец начался - никто не заметил Супчик не остыл и солнышко светит.
Но ваши лица уже словно на штукатурке И кусочки летят, за ними пусто, там дырки Там нет ничего кроме нашей Победы Новой земли и нашего неба
