Илье

Харе Кришна, Харе Кришна,
Как начало чудной сказки,
Что-то вроде жили-были...,
Чушь, волшебный шепоток.
Аист спит в гнезде на крыше,
Спят скворцы и трясогузки.
На печи горшки застыли,
Остывает кипяток.
Тише. Ночь сомкнула веки.
Камень спит, трава и ветер,
Конь в конюшне, мышь в амбаре,
Звезды в темных облаках.
Спят долины, горы, реки.
Ночь. Уснуло все на свете.
Кришна, Кришна, Харе, Харе...
Спит младенец на руках.
Носит мать дитя по дому,
То ласкает, то колышет,
И поет ему чуть слышно
Песню странную свою.
Вол во сне жует солому,
И дитя спокойно дышит.
Харе Кришна, Харе Кришна,
Баю баюшки-баю.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

              И. Б.

Оглянись на городские стены:
Часовой, бряцание металла.
Ветер с волн сдувает клочья пены,
Волны разбивая у причала.
Нынче тучи с северо-востока.
Ни звезды, ни проблеска, ни бреши.
Отвяжи свой челн и одиноко
Оттолкнись веслом от побережья.
Вот и цепь огней вечерних тает,
Шум прибоя стих и птичий гомон.
Что-то незаметно вырастает
Из тумана, там, где скрылся город.
Что-то проплывает над мостами,
Замирая на прощальной ноте.
Жизнь и смерть меняются местами,
Как танцоры в медленном гавоте.
И как будто прожитые тени
Руки второпях кладут на плечи.
Значит, оставляя эти стены,
К ним себя приковываешь крепче.
Словно под ногами мягкий вереск
И над головою теплый ветер.
Помолись, беглец, за дальний берег,
Чтобы там тебя никто не встретил.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

              Марине

Где-то в Риме, далеко от дома,
Где шуршит по-латыни прибой,
Где российские сено-солома
Не являются больше судьбой,
Где античные зданья массивны,
Где над крышами вьются стрижи,
Где все женщины столь же красивы,
Сколь болтливы, смешливы, чужи...
Где-то в Риме, в его коридорах,
Затерявшись иголкой в стогу,
Мимо взрывоопасных, как порох,
Итальянцев скользишь на бегу
И смущаешь их северной кожей,
И глазами с лесною тоской...
Мимо нищих, торговцев и дожей -
Я Италию вижу такой.
Где-то в Риме, а может не в Риме -
Смазан штемпель на пестром письме,
Ты случайно шепнешь мое имя,
Подбивая расходы в уме.
И идущий навстречу прохожий
Вздрогнет, словно очнувшись от сна.
Эмигранты кругом - этот тоже:
Он сегодня здесь вместо меня.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

              Жене

Погадай мне по руке,
Что там дальше, что там ближе?
Не тяни же, говори же
На цыганском языке.
Вот твой сын. Его судьба
На твоей лежит ладони...
Что там? - Люди.
Что там? - Кони.
Что там? - Флейта и труба.
Вот жена твоя. Ее
Жизнь в твоей руке пребудет.
Что там? - Кони.
Что там? - Люди.
Что еще? - Житье-бытье.
Вот ты сам...
Но отчего
Ты смутилась так? Гадай же!
Что там? - Сын. Жена. А дальше
Я не вижу ничего.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Не влезли, остались за гранью стихов
Кавказский хребет с опереньем снегов,
Балтийского ветра порывы
И Севера жгучий, взасос, поцелуй,
И речка с веселым названьем Вилюй,
И Крыма обрывы.
Да что там! Шумящий за окнами сквер
И тот не вошел в стихотворный размер,
Дрожит на ветвях паутина.
Какие там тундру, пустыню, тайгу!
Я в стих, как в кроватку, загнать не могу
Трехлетнего сына.
Уж лучше фотографом быть, в объектив
Дожди и туманы впускать, загрустив,
Над глянцем корпеть фотографий,
Под красным фонариком зренье терять,
Чем душу под лампой настольной вжимать
В тугой амфибрахий.
Я сына поставлю, и мать, и жену
И кнопку блестящую пальцем нажму,
И снимок заполню закатом.
И сам я останусь за кадром.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Какая нынче благодать -
Пора святой свободы...
Но я хотел бы все отдать
За прежние невзгоды.
        Я пью до дна за времена,
        Прожитые со страстью,
        Когда душа была больна,
        За прежние ненастья.

Содат живет концом войны
Рыбак - огнем причала
Философ ищет тишины
И сущего начала...
        Что страшный суд, что жизни суть,
        Что суета земная?
        Благослови меня уснуть,
        Тебя не вспоминая...

Дай силы жить в твоем краю
Заботы дай другие,
Чтоб отвергая боль свою,
Не ведать ностальгии,
        Чтоб жить спокойно, не скорбя,
        В согласии с судьбою...
        Позволь мне не любить тебя.
        Дай силы быть собою.

Солдат падет в чужом краю,
Рыбак утонет в море,
Пропьет философ жизнь свою
В безденежьи и горе.
        А что останется тому,
        Чей светлый кров разрушен?
        Благослови меня на тьму....
        Утешь безверьем душу.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Февраль. Нулевая погода.
Туман выпадает дождем.
Нелегким путем пешехода
Иду, как последним путем.
А рядом бездомная псина
Вершит параллельный свой путь,
От самых дверей магазина
В глаза норовит заглянуть.
В душе настроение вроде
Февральского серого дня.
Такое смятенье в природе
Влияет легко на меня.
Но нынче я сам правомочен
Устроить собачий покой.
О, будь кто-нибудь озабочен
Вот также моею тоской!
На свете такое творится,
Что страшно в газеты взглянуть,
Как будто любая страница
Способна всю жизнь зачеркнуть.
Но с псиною шествуя рядом,
Спокойно минуем квартал.
Спокойно - так в тридцать девятом
Отец мой с собакой гулял.

Февраль 1998

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Февраль - природы запустенье.
Снега подтаяли. Растенья
Стоят унылы и черны.
Вороны кружат над снегами,
И, как в туманной амальгаме,
Тела ворон едва видны.
Полей февральских одичанье,
На звук любой - в ответ молчанье.
Гортань щекочет слабый пар.
Лишь ветер изредка завоет,
И немоту над головою
Расколет коклюшное кар-р.
Усталый глаз тропу теряет.
Стих, задохнувшись, умирает,
Глотнув ледовой тишины.
Порой угрюмой музы строги,
Слова безадресны, и боги
По пояс в снег заключены.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ветер дико завывает,
Дворник ватник надевает,
Чай горячий с водкой пьет,
С полки Кафку достает:
Кафка дворнику неясен,
Кафкианский мир ужасен.
В дворницкой висит портрет,
Дворник ищет у портрета
На больной вопрос ответа:
Прав ли Кафка или нет?
- Кафка прав, - портрет устало
Отвечал, - мир капитала
Для трудящихся обман.
Вот о чем гласит роман.
Там такой вот славный дворник
Знать не может никогда,
Что случится с ним во вторник,
Чем грозит ему среда.
Там любой из дней недели
Днем последним может стать,
На ночь глядя, в самом деле,
Лучше Кафку не читать...
И умолк в оправе старой
Из картонной полосы,
Улыбается устало
В невеселые усы.
Почесал затылок дворник
И подумал: вот беда,
Нынче, в самом деле, вторник,
Завтра, стало быть, среда.
Может, там, как зверь в неволе,
Брат по классовой борьбе
Пьет - в Алжире и в Анголе -
И не знает о себе?
За него я пью, за брата, -
Со щеки слезу смахнул, -
За отца пролетарьята! -
Выпил. Крякнул. И заснул.
Не услышал бедолага
Сквозь бесовский вой пурги,
Как залаяла собака,
Заскрипели сапоги,
Как ворочали в подвале,
Шарили над головой,
Как трясли его, как звали:
Дворник, дворник, ты живой?

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Одна луна светила из ветвей,
Где пел хрестоматийный соловей,
Руладой нежной тешил слух влюбленных.
Луна вторая - в луже, у скамьи,
Плескалась, спрятав кратеры свои
В темнеющих на дне кленовых кронах.
И было нам от этих лун светло,
Спокойно было...Прошлое прошло,
Грядущее никак не наступало.
И два светила в разных небесах
Качались, словно гири на весах.
В ту ночь одной луны нам было мало.
Но дальше, через день, когда песок,
Впитав всю влагу, на ветру просох
И под ногами заскрипел упруго,
С земли поднялась к нему темнота,
Заволокла знакомые места,
И в темноте мы не нашли друг друга.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

              Памяти Г. Т. Гельмана

Доктор Гаррик, доктор Гаррик,
Скоро год пройдет с тех пор,
Как душа - воздушный шарик -
В синий бросилась простор.
Бросив тело, улетела,
Чтоб являться по ночам;
Скоро год, как то и дело
Я хожу к чужим врачам.
Доктор Гаррик, доктор Гаррик,
Наш домашний Гиппократ,
Где ты?
Ночь. Луны огарок.
Спит небесный магистрат.
Только птицы в час кромешной
Тьмы и сонных постовых,
Залетая в край нездешний,
Весть доносят о живых.
Только тронутые ветром
Кроны темные берез
Отвечают не ответом,
А вопросом на вопрос.
Где ты? - спрашиваю. - Где ты?
Где ты? - слышится из тьмы...
Так и ищем мы по свету
То, что потеряли мы.
Так и ходим мы на ощупь,
И все глуше голоса:
Мой - у птицы, твой - у рощи.
И слеза в зрачке полощет
Пашни, звезды и леса.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Девочки, перебродив, поняли, что песнями -
Как ты громко их не пой - мира не спасти:
Затуманили глаза, заиграли перстнями,
Стало девочкам со мной вдруг не по пути.
Мальчики, умерив пыл и порывы дерзкие,
Шире сделались в плечах и трезвей в речах.
Я растерянно смотрю в лица их недетские:
- Все поешь, брат, - говорят, - песни натощак?
А я и вправду все пою - тень того шарманщика,
Что проходит по дворам с птицей на плече.
И бегут за мной, как встарь, девочки и мальчики,
А я опять им про любовь, и все в таком ключе.
Год пройдет, и два пройдет, жизнь пройдет под музыку -
Ля-минорный перебор, ржавая игла.
Люди с ведрами стоят, ожидают мусорку.
А я пою, пою, пою...Вот и все дела.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В провинции волнения, провинция бастует.
Ввели в провинцию войска - такая, брат, тоска.
Стоит над Азией циклон, под дверь Европы дует,
И гонит, гонит ветерок в столицу облака.
А он на облаке сидит - трудна его работа:
Поди попробуй разберись: что, где и отчего.
И до чего же хорошо, что он там, а не кто-то!
Ни анекдота, ни смешка - так любим мы его.
Но жарко, жарко, черт возьми! Закрыты все курорты,
И нету моря, чтоб упасть, унять свирепый зуд.
От зноя плавятся мозги, в Кремле надели шорты,
Аорты лопаются - там, и все спокойно тут.
А он на облаке сидит и в ус себе не дует.
И это тоже хорошо, и в этом свой резон!
Дурак, кто думает не так, вдвойне дурак - бастует.
Не лень им, что ли, бастовать под бархатный сезон?
Болит провинция во мне, в груди стучит, как дятел.
И днем покоя не дает, и по ночам не спит.
Болит, приятель, ущипни - наверное, я спятил!
Болит не сердце, не душа - провинция болит!
А он на облаке сидит, такой нам всем любезный,
И пьет парное молоко, и сверху шлет привет.
Напиться б вусмерть и завыть - помилуй, царь небесный!
Ведь мы над бездною висим, так даже выпить нет!
А он на облаке сидит, земли и неба между,
В руках его воздушный шар и праздничный пирог.
Мурлычет он Турецкий марш, и слабую надежду,
Как пыль, сдувает с пиджака восточный ветерок.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

У ветеринара руки из железа.
Он собаку схватит - тут ей и каюк.
Он корову схватит, он лошадку схватит...
Все меньше остается тех, кого люблю.
Отплыла лодка - опустела пристань,
В окнах не мелькает милый силуэт.
Вышел председатель, листья облетели,
Вымерла деревня, снег на проводах.
Скажешь: С добрым утром! - никто не ответит.
Скажешь: Добрый вечер! - ночь темным темна.
На ольхе доярка, под забором плотник,
Почтальон в колодце. Писем нет давно.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В феврале мне ночами не спится,
В феврале мне дышать тяжело.
Молча кружит за окнами птица
И глядит на меня сквозь стекло.
В кухне кран не заверчен, мешает
Дробных капель размеренный стук.
В эту пору меня навещает
Утонувший на Ладоге друг.
Пьем чаи, разговоры заводим,
Выпускаем колечками дым,
Говорим о семье, о работе
И на птицу в окне не глядим.
И такая в душе чертовщина,
Словно Гоголь чугунным совком
Выгребает золу из камина
И безумным смеется смешком.
Будто Пушкин в пустом кабинете
В темноте не разводит огня.
Впрочем, славные призраки эти
Скольких мучили и до меня.
Мне свои уготованы шутки -
Друг визит отдает на дому.
Слава Богу, не каждые сутки -
Далеко добираться ему.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                        Марине

Там блеск рекламы в небесах,
Там вечный праздник на часах,
Там ананасы носят за щекой,
Там в супермаркетах завал,
Там Карл Маркс не ночевал -
Спроси о нем, не скажут, кто такой.

        В Америку! В Америку! В Америку!
        От новостей кружится голова.
        Судьба, подобно спятившему мельнику,
        Друзей моих бросает в жернова.

Там Янки-дудль поет народ,
Там земляника круглый год,
Там девушки гуляют нагишом,
Там ангелы стригут траву,
Там Эльдорадо наяву -
Наверно, там и вправду хорошо...

        В Америку! В Америку! В Америку!
        Горит земля и прах летит с подошв.
        В какой падеж не ставь свою истерику,
        Друзей не уменьшается падёж.

Едва я брата проводил,
Как новый поезд подкатил,
Такая вот забавная игра:
Вновь чемоданы я ношу,
А сам на ниточке вишу,
Рукой машу - и машет мне сестра.

        В Америку! В Америку! В Америку!
        На чертовом поедешь колесе.
        А где она, Америка, Америка?
        А там она, где скоро будут все.

Где будут все - неблизкие и близкие,
В том царстве карнавалов и теней.
За окнами скользят поля российские
С воронками от вырванных корней.

        В Америку! В Америку! В Америку!
        В Америку уходят поезда.
        В Америку - к неведомому берегу.
        В Америку - и, значит, в никуда.
        В Америку!
        В Америку!
        В Америку!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я временем полн,
Но я все еще жив.
Не жжет мой глагол,
Но и стих мой не лжив.
Ну, и Бог с ним,
Легка моя осень,
Ангел мой поздний
В небе кружит.

Хлеба мои сжаты,
Но зерен в них нет.
Дела мои святы,
Но святость - не свет.
Ну, и Бог с ним,
Легка моя осень,
Ангел мой поздний
Смотрит мне вслед.

Распалось пространство
Друзей и родных,
Один я остался
В полях ледяных.
Ну, и Бог с ним,
Легка моя осень,
Ангел мой поздний,
Что нам до них.

Осенней болезни
Прощальный привет.
Последняя песня,
Последний куплет.
Ну, и Бог с ним,
Легка моя осень,
Ангел мой поздний,
Ты был - и нет.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ты просила песню - вот она,
Я ей дал названье Тишина,
Тишина о будущей невстрече.
На гитаре ни одной струны,
Дом твой полон звуков тишины.
Холодно. Накинь платок на плечи.
По стеклу как много лет назад
Тихо капли времени скользят -
Их теченье, чем тебе не пенье?
То быстрей, то медленней их бег.
Я любил тебя, быть может, век,
А быть может, лишь одно мгновенье.
В этом месте флейта мне нужна,
Пусть ее заменит тишина -
Инструмент любви и ностальгии.
Звук ее протяжно-хрипловат,
Чем перед тобой я виноват?
Век другой, и женщины другие.
Жизнь другая ходит вдалеке
С маленьким букетиком в руке,
Нет ее на линиях ладоней.
Там, в одном из будущих миров,
Мы столкнемся где-нибудь в метро,
В области почти потусторонней.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В молоко опущен Таллинн,
Холод в области миндалин,
Вид нормален, взгляд нейтрален -
Как татарский королек,
Прохожу походкой шаткой
То бетонкой, то брусчаткой -
До экзотики не падок
И от готики далек.
У меня свои страданья:
На углу поют цыгане,
Девка в пестром сарафане
Грудью полною трясет,
И блесной блестит монисто.
Чувство илисто и мглисто.
А по небу Олевисте
Шпиль загадочный несет.
Дух и тело несовместны:
Мне одной довольно бездны,
Если брюки телу тесны,
Духу ввек не воспарить.
Блазнит готика в постели,
Вроде спишь, а и при деле.
Научиться б за неделю
По-эстонски говорить.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Быть может, дело в табаке,
Пускай он чистый яд,
Резной мундштук сожму в руке,
И все пойдет на лад.
Все то, что мучило, все то,
Что не давало жить.
Жизнь жмет, как тесное пальто,
А ну как - перешить?
Рукой махнуть, дымок вдохнуть
И выдохнуть дымком,
И все покажется чуть-чуть
Разумнее кругом.
И, может, как дымку, стиху
Удастся воспарить...
В какую веришь чепуху,
Лишь только б закурить!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Мы - как тот подросток, что считался трудным,
Делал финки и вечно ходил с фингалом,
Но однажды весенним воскресным утром
Вдруг проснулся веселым и славным малым,
Потянулся к мальчикам, что почище,
Сделал выбор с расчетливостью недетской,
Понял прелести сытной и вкусной пищи,
Изучать начал аглицкий и немецкий.
У него лицо и в прыщах, и лживо,
У него душа за семью замками,
Но услужлив он, как шестирукий Шива,
Комплиментами сыплет, что медяками.
От него и мужчины и дамы в шоке:
Как же так? Был шпана-шпаной, Бог свидетель!
До чего приятно созерцать пороки,
Обращенные юношей в добродетель!
Я смотрю на него, то бишь на сограждан,
За самим собой наблюдаю, ибо
Мы похожи все, и буквально в каждом
Больше-меньше ли русского генотипа.
В голосах, в походках, в повадках, в танцах -
Всюду тайна Стикса и усмешка Сфинкса...
Джентльмены, ведите мне иностранцев!
Я фингал припудрил, и на фига мне финка.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                      В. С.

Где прежде был собор в монастыре,
Теперь пивной ларек на пустыре.
Собор, - стыдливо пишут, - разобрали,
Как будто можно вновь его собрать,
С неведомого склада взяв детали.
Но Божья не иссякла благодать,
И ангелов бесчисленная рать
Над новым храмом вьется суетливо,
Встречает грубоватых прихожан
И каждому подносит кружку пива.
А если посмотреть на старый план,
На месте, где сейчас стоит фонтан,
В семидесяти метрах от собора,
Шпиль ратуши буравил облака,
Как в небеса вонзившаяся шпора.
Костел напротив простоял века,
Чтобы впустить спортсменов Спартака.
Не веруя ни в Бога и ни в черта,
Те тотчас посрубали купола -
Во имя века и во славу спорта.
Ах, ангелы, и здесь вам несть числа!
Мелькают в ветре бледные тела -
Бездомные, крикливые созданья,
Уж если не спасли людей от зла
Творимого, что б не спасти вам зданья!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                        Вильяму де Бежуа

Если уши раскинуть и в такт головою мотать,
То мой кокер сумеет, как птица, по небу летать.
Он поднимется в воздух задумчиво метров на сто
И в воздушном пространстве совьет небольшое гнездо.

Нам не надо большого, мой кокер - он сам небольшой,
Но с глазами Давида и нежной еврейской душой.
Он отчаянно храбр, и доверчив, и в меру блохаст.
Где укрыться еврею? Вот разве что на облаках.

И потянутся дети с собаками следом за ним:
На лошадках, в кроватках, с игрушечным скарбом своим.
И поднимутся взрослые в кофточках и пиджаках.
Хороша жизнь бродяче-собачая на облаках.

Если уши раскинешь, то крыши поедут внизу.
Головой помотаешь, сглотнешь ненароком слезу.
И снимаются с места деревья, дороги, дворы...
Как просты эти правила детско-собачьей игры!

Поднимаются руки - дороги становятся в рост,
Сотни гнезд проплывают, и в каждом - косички и хвост.
Как вихрасты макушки у мальчиков всех на Руси!
На исходе излет, на излете исход в небеси.

Чтоб в собачьей стране ни шакалом, ни волком не стать,
Надо уши раскинуть и в такт головою мотать.
И из слез и угроз память выберет стаю берез.
Так, мой кокер-собакер-несукер-кусакер, еврейский мой пес.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Слова, хранящиеся с детства
В подвалах памяти моей, -
Соседство чудное, наследство
Далеких лет, прошедших дней.
Когда дожди летят на крышу
И с ветром ночь вступает в спор,
Я слово двор сквозь ветер слышу,
И оживает старый двор.
И там, по кромке тротуара,
Иду я вдаль, и жизнь ясна.
И бабушка моя Тамара
Мне тихо машет из окна.
Там, двери в юность открывая,
Пьянящим воздухом дышу,
Про все обиды забываю
И слово друг произношу.
И друг, забыв про все на свете,
Спешит мириться без затей.
Мы незлопамятны, как дети,
Или как тени тех детей.
Слова, слова...Листвы круженье,
Неудержимый листопад.
Слова любви и утешенья
Ведут меня в осенний сад.
И там, по липовой аллее,
Иду с любовью на руках.
И эта жизнь больней, теплее
Той, что пульсирует в висках.
Когда судьба меня бросает
В беде от всех родных вдали,
Слова! Слова меня спасают,
Как и родные б не смогли.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                                        Маме

Все субботние дни, все воскресные дни и все праздники,
Когда наши дворовые мальчики, из дому выйдя,
Мяч гоняли, жевали на лавочках мятные пряники,
Я ходил на английский и люто его ненавидел.

Я спрягал машинально бессчетные формы глагольные
И в предлогах терялся, как в неосвещенном подвале,
И украдкой косился в окошко на поле футбольное,
И кричал, забываясь, когда наши гол забивали.

Time is money, - твердила уныло седая наставница:
Каждый третий четверг моя мама исправно платила
И надеялась: что-то запомнится, что-то останется.
Пусть не все, пусть лишь часть... Но по-своему жизнь рассудила.

Пролетели года искрометным грохочущим поездом.
Те уроки из детства мне светят, как окна вокзала.
Я могу по-английски нести свое горе с достоинством,
Уходить по-английски... Что ж, мама, и это не мало.
Я могу по-английски нести свое горе с достоинством,
Уходить по-английски... Что ж, мама, и это не мало.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.