D   C7         F
Сырая тяжесть сапога,
  E7         A7
Роса на карабине,
    Dm          Gm
Кругом тайга, одна тайга,
E7 A7       Dm
И мы посередине.

Письма не жди, письма не жди, -
Дороги опустели:
Идут дожди, идут дожди
Четвертую неделю.

И десять лет, и двадцать лет,
И нет конца и края.
Олений след, медвежий след
Вдоль берега петляет.

Сырая тяжесть сапога,
Роса на карабине,
Кругом тайга, одна тайга,
И мы посередине.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Высокий дуб, глубокая вода,
Спокойные кругом ложатся тени,
И тихо так, как будто никогда
Природа здесь не знала потрясений.

И тихо так, как будто никогда
Здесь крыши сел не слыхивали грома.
Не встрепенется ветер у пруда
И на дворе не зашуршит солома.

И редок сонный коростеля крик.
Вернулся я - былое не вернется.
Продлится пусть хотя бы этот миг,
Ну, что же - пусть хоть это остается,

Пока еще не ведома беда,
И так спокойно двигаются тени,
И тихо так, как будто никогда
Уже не будет в жизни потрясений.

И всей душой, которую не жаль
Всю потопить в таинственном и милом,
Овладевает тихая печаль,
Как лунный свет овладевает миром.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Тебе, моя Русь, не Богу, не зверю,
Молиться молюсь, а верить - не верю.

Я - сын твой, я - сон твоего бездорожья.
Я сызмала Разину струги смолил.
Россия русалочья, Русь скоморошья,
Почто недобра еси к чадам своим?

От плахи до плахи, по бунтам, по гульбам
Задор пропивала, порядок кляла,
И кто из достойных тобой не погублен,
О гулкие кручи ломая крыла.

Нет меры жестокости, ни бескорыстью,
И зря о твоем же добре лепетал
Дождем и ветвями, губами и кистью
Влюбленно и злыдно еврей Левитан.

Скучая трудом, лютовала во блуде,
Шептала арапу: кровцой полечи.
Уж как тебя славили добрые люди,
Бахвалы, опричники и палачи.

А я тебя славить не буду вовеки,
Под горло подступит - и то не смогу.
Мне кровь заливает морозные веки,
Я Пушкина вижу на жженом снегу.

Наточен топор и наставлена плаха.
Не мой ли, не мой ли приходит черед?
Но нет во мне грусти и нет во мне страха.
Прими, моя Русь, от сыновних щедрот.

Я вмерз в твою шкуру дыханьем и сердцем,
И мне в этой жизни не будет защит,
И я не уйду в заграницы, как Герцен.
Судьба аввакумова в лоб мой стучит.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

       Hm              Em          F#7       Hm
Ну, пожалуйста, ну, пожалуйста, в самолет меня возьми,
                    Em      F#7             Hm
На усталость мне пожалуйся, на плече моем усни.
  H7                 Em      A7           D      F#7
И руку дай, сводя по лесенке на другом краю земли,
        Hm              Em             F#7      Hm
Где встают, как счастья вестники, горы синие вдали.

Ну, пожалуйста, ну, в угоду мне,
Не тревожься ни о чем...
Тихой ночью сердце города
Отопри своим ключом.
Хорошо, наверно, ночью там:
Темнота и тишина.
Мы с тобой в подвале сводчатом
Выпьем старого вина.

Выпьем мы за счастье трудное,
За дорогу без конца,
За слепые, безрассудные,
Неподсудные сердца.
Побредем по сонным дворикам,
По безлюдным площадям,
Улыбаться будем дворникам,
Будто найденным друзьям.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Телепатия, ух, телепатия,
у меня к тебе антипатия.
У меня к тебе чувство скверное
неспроста вызревало, наверное.

Был я в зале, где ставили опыты
и на сцене стоял телепающий,
а напротив - лобастый и опытный,
телепатию ту принимающий.

Мыслил медиум, вспышки транслируя,
и робел: как бы вдруг не продуматься...
А лобастый кивал и, цитируя,
пропускал все нехорошее, умница.

Видел я, как краснел испытуемый,
Потирал запотевшую лысину.
Было видно, что невмоготу ему
так стоять с обнаженными мыслями -
с сокровенным своим достоянием,
утекающим на расстояние...

Он прошаркал подошвами по полу,
сел в свой ряд, улыбаясь измученно.
Ах, как публика хлопала, хлопала,
ощутив это чудо научное!

А профессор, успехом изнеженный,
вдруг кивнул мне: Вы, видно, желающий?
Я промыслил в ответ ему сдержанно,
и ученый отстал понимающе.

...Телепатия, ух, телепатия,
у меня к тебе антипатия.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

О, знаю, знаю, все мираж,
И дом мираж, и лес.
Еще сегодня с вами, ваш,
А завтра я исчез.
     О, знаю, знаю, все мираж,
     Еще сегодня с вами, ваш,
     А завтра я исчез.

В кругу домашних иль тайком
Растаю среди дня,
И как корова языком
Слизнет - и нет меня!
     В кругу домашних иль тайком -
     И как корова языком
     Слизнет - и нет меня.

Но нет и вас, друзья мои,
Чтоб обо мне жалеть,
И долго я, как в забытьи,
Готов на вас смотреть.
     Но нет и вас, друзья мои...
     И долго я, как в забытьи,
     Готов на вас смотреть.

Не утолит ни ночь, ни день
Любви к бытью, к жилью,
Я - тень, люблю такую ж тень,
Люблю и слезы лью.
     Не утолит ни ночь, ни день...
     Я тень, люблю такую ж тень,
     Люблю и слезы лью.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Тореро, мальчик, я - старик,
я сам - тореро бывший.
Вот шрам, вот ряд зубов стальных -
Хорош подарок бычий?

Вон там одна... Из-под платка
горят глазищи - с виду
как уши черные быка!
Ей посвяти корриду.

Доверься сердцу - не уму,
и посвяти кориду
красотке этой иль тому
обрубку-инвалиду.

Они, конечно, ни шиша
общественно не значат,
но отлетит твоя душа -
они по ней заплачут.

Заплачут так, по доброте,
ненадолго, но все же...
Ведь слез не ведают вон те
в правительственной ложе!

Кто ты для них? Отнюдь не Бог -
в игре простая пешка.
Когда тебя пропорет рог,
по ним скользнет усмешка.

И кто-то,- как там его звать?-
Одно из рыл, как рыло,
Брезгливо сморщится:Убрать!-
И уберут,- коррида!

Тореро, мальчик, будь собой -
ведь честь всего дороже.
Не посвящай, тореро, бой
правительственной ложе!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Приводите девок и туманы
Разливайте тонкие стаканы.

Да настройте ваши балалайки,
Но три знака ждите от хозяйки:

Зашипит змеею подколодной,
Заметет поземкой непогодной -

Заливайте скатерть дорогую,
Заводите песню удалую;

А дверями хлопнет - так не ждите,
Так хватайте девок и пляшите.

Сам ударю в ваши балалайки,
Чтобы звон донесся до хозяйки.

Пусть она шумит под облаками
И на звезды топает ногами.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Стою, стою, роняя руки,
В глуши лесной, в глуши лесной,
А три сосны, как три разлуки,
Передо мной, передо мной.

     Проходит лось тропой лесною,
     Шумят дубы, шумят дубы,
     А три сосны передо мною
     Как три судьбы, как три судьбы.

И сердце рвется на три части,
Щемит в груди, щемит в груди,
Три счастья или три несчастья
Там впереди, там впереди?

     И кажется, весенним ветром
     Оживлены, оживлены,
     Горят три солнца в небе светлом
     И три луны, и три луны.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Аллаверды к тебе, мой милый!
Ты видишь, я еще не пьян,
а потому в пирушке мирной
хочу и я поднять стакан.

Известно всем, что северяне
не любят говорить красно.
Но этот запах из марани!
Но это красное вино!

Давай, Шаво, крути шарманку,
крути, выкручивай до дна!
Скажи, за душу наизнанку
не мало ли - глоток вина?

За душу ребрами наружу
не много ли - вина глоток?
Верти, Шаво, бери за душу,
лей родниковый кипяток...

Спасибо, друг! Ты видишь, милый,
как песне плачется легко
над грибоедовской могилой
и над могилою Нико.

Быть может, если будем живы,
мы вспомним как-нибудь потом,
как вызывающе красивы
мы были в дружестве своем.

Мы вспомним, как на горной выси,
смотря за гибельный предел,
мы пили за ночной Тбилиси,
а ты нам музыку вертел.

Я век бы жил анахоретом,
но, если есть в душе огонь,
я так скажу: живи поэтом!-
и к сердцу прислоню ладонь.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ты придти не можешь на свидание,
Между нами сто морей и вьюг,
Но к тебе я через расстояния
Посылаю песенку мою.

И едва проснется утро ранее
У тебя в далеком том краю,
Вслушайся ты в птичье щебетание -
В нем узнаешь песенку мою.

В полдень в ярком солнечном сиянии
Наклонись к журчащему ручью,
Иль послушай ветерка шептание -
Всюду встретишь песенку мою.

Вечером при звездном освещении
Вместо Баю-баюшки-баю,
Чуть глаза закроешь на мгновение -
Вновь услышишь песенку мою.

Пусть глядят мне вслед в недоумении:
Для кого так звонко я пою? -
Я же не напрасно, без сомнения,
Жду ответ на песенку мою.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Если хочешь, скажи только слово мне,
Все, что хочешь, спроси только раз -
Горы жемчуга, злата-серебра
Для тебя раздобуду сейчас.

Будешь ты над царями царицею,
Вся земля будет дом твой родной,
Будешь пить нектар, есть амброзию,
Атамановой будешь женой.

Я не стану обманывать девицу,
Не сулю тебе вечный рай,
Ты не первая, не последняя,
Разлюблю я тебя - и прощай.

Если мне полюбилася девица,
Эта девица будет моей.
Не упрямся же, раскрасавица,
Соглашайся сама поскорей.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Дни ползут, но летят недели,
И вот уж снова слушаем мы
Легкий шелест и плеск капели
На исходе сиротской зимы.

Иногда на откосе оконном,
Первый знак идущей весны,
Розовеет луч, отраженный
От высокой кирпичной стены.

Ну, следи за собою строго,
Слух замкни, затворись во тьму,
Чтоб напрасной весны тревога
Не нашла дороги в тюрьму.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ах, скорый поезд, скорый поезд,
Возьми меня под сизый дым,
Чтоб я, смеясь и беспокоясь,
Летел по рельсам голубым.
Чтоб снова стали речи вещими,
Волшебным сделалось кино,
Обворожительными женщины
И окрыляющим вино.
Сквозь бесприютные деревья,
Перевалив через рубеж,
Минуя станции неверья,
Домчи до станции надежд.
Пусть радость зорюшкой нежаркой
В знакомом теплится окне,
Иль волоокой вологжанкой
Навстречу выбежит ко мне.
И будут тосты, будут тосты
Под музыкальное стекло,
И ни усмешек, ни притворства,
А только легкость и тепло.
...Но мой билет на это счастье
В Сибири, может, в дождь и зной
Пока не пиленной на части
Гудит высокою сосной.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

У вороны
Пятеро птенцов,
Пятеро
Веселых сорванцов.
Пятеро, все пятеро
Уселись на суку,
Каждый
Проглотил
По червяку.
Четверо
Сказали:
-Карр, карр, карр, карр,
Спасибо!

Ну, а пятый:
- Мамочка,
Ах, мамочка,
Ку-ку!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Над Бабьим Яром, над Бабьим Яром,
Над Бабьим Яром памятников нет.
Кругом обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно, мне сегодня столько лет,
Как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас, мне кажется сейчас,
Мне кажется сейчас - я иудей,
Вот я бреду по древнему Египту,
А вот я на кресте распятый гибну,
И до сих пор на мне следы гвоздей.

Мне кажется, я мальчик, мне кажется, я мальчик,
Мне кажется, я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
И пахнут водкой с луком пополам.
А я, ногой отброшенный, а я, ногой отброшенный,
А я, ногой отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:Бей жидов, спасай Россию!
Насилует лобазник мать мою.

Над Бабьим Яром, над Бабьим Яром,
Над Бабьим Яром как беззвучный крик
Над тысячами тысяч погребенных.
Я каждый здесь расстрелянный старик,
Я каждый здесь замученный ребенок.
Ничто во мне, ничто во мне,
Ничто во мне об этом не забудет.
Интернационал пусть прогремит,
Когда навеки похоронен будет
Последний на земле антисемит!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

А мне и волн морских прибой,
      Влача каменья,
Поет летейскою струей,
      Без утешенья.

Безветрие, покой и лень.
      Но в ясном свете
Откуда же ложится тень
      На руки эти?

Не ты ль еще томишь, не ты ль,
      Глухое тело?
Вон - белая вскрутилась пыль
      И пролетела.

Взбирается на холм крутой
      Овечье стадо...
А мне - айдесская сквозь зной
      Сквозит прохлада.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

- Ну, какой ты неандерталец!
Всю пещеру собой срамишь:
Шерстью жидок, а шея - с палец,
Лоб огромный, а челюсть - шиш!

Посмотри на Медвежью Печень -
Вот мужчина! Самец! Кабан!
А клыки у него! А плечи!
И притом никакого лба.

Ну пойди полови рыбешку,
Принеси хоть какую дичь!
Ну, что ты палками там все трешь-то,
Ну, что ты этим хочешь достичь?

Э, да что говорить с тобой, тюря!
Чтобы зверь тебя съел, чтоб ты сдох!-
И старейшина, глазки щуря,
Отошел выкусывать блох.
Ха-ха-ха! ху-хейя! ха-ха-ха! ху-хейя!..

...Лоб охаянный изморщиня,
Сжав до боли горе-клыки,
Тер и тер деревяшки мужчина,
Раздирая в кровь кулаки.

А когда вдруг дымком пахнуло
И огонь показал язык,
Разорвал ликованьем скулы:
- Люди! Вам!- ...О пещерный крик!
Ха-ха-ха! ху-хейя! ха-ха-ха! ху-хейя!..

И стояли люди в безмолвии,
Опирааясь на тяжесть палиц.
И старейшина тихо молвил:
О, великий, о великий неандерталец!

Но шаман вдруг завыл: Плохо бдите!
Дразнит идолов наших он, пес!..
И спалили его, уж простите,
В том огне, в том огне, что он людям принес!
Ха-ха-ха! ху-хейя! ха-ха-ха! ху-хейя!..

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ведь сомкнется все-таки земля,
ляжет надо мною плотным слоем.
Если живы будете, друзья,
подыщите место под сосною.
Чтобы мой пригорок или холм
весь на солнцепеке золотился,
чтобы шел проселок на подъем,
за увалом где-то расходился.
Чтоб дробилась надвое струя
вечного родного раздорожья:
до развилка - верная стезя,
ну, а там, что будет,- воля Божья!
В этой вере нету тайных сил:
Родина молиться разучилась...
Ничего при жизни не просил -
после жизни подарите милость:
чтобы я лежал у колеи
и дожди проваливались в хвою,
сквозь песок легко текли, текли,
как при жизни, их ловил рукою...
Тишина покорная моя,
как тебя при жизни не хватало!
Я летел, а отчая земля,
где остановлюсь я, ожидала...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Еще не все, не все,
Еще придет черед
И проливных дождей,
И льдом покрытых вод,
Еще шуршать травой,
И увязать в снегах,
И безмятежно жить,
И жить в бегах, в бегах.

Дремать под стук колес,
Шагать под песнь скворца
И в общем хоре петь
О том, что нет конца
Ни жизни, ни любви...
И будет песнь звенеть,
Когда уж мы с тобой
Ее не будем петь.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Уеду, уеду, уеду
В далекую яркую степь,
Где мчатся собаки по следу,
Сплетенному в узкую цепь.

Там хищные птицы кочуют,
И зной не жалеет лица,
И, запах собачий почуяв,
Там заячьи рвутся, там рвутся сердца.

Костры я раскладывать буду,
Охотникам ужин варить,
И я навсегда позабуду,
Как надо с тобой говорить.

Я буду усталая падать,
Но слышать, что ветры гудят,
Пусть небо, и горы, и пади
Меня от тебя, от тебя оградят!

Я стану угадывать зверя
По травам, растоптанным зло,
Мне смелые люди доверят
Однажды свое ремесло.

И коршуна влажное тело
Повиснет на ленте ремня.
Уеду! Какое мне дело,
Как ты проживешь, проживешь
Без меня.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

О, Берег Прекрасной лени,
Бесконечное южное лето!
От сосен прохладные тени,
На солнце камень нагретый.

А в садах - виноградные лозы,
Черно-сизые сладкие кисти,
И цветут осенние розы,
И сверкают магнолий листья.

Ни о чем не хочется думать,
Ничего не хочется делать -
Только слушать вечные шумы
У моря на гальке на белой.

Да следить, как уходят в горы,
Цепляясь за их вершины,
Облака от теплого моря,
Покидая простор его синий.

О, Берег Прекрасной лени,
Бесконечное южное лето!
От сосен прохладные тени,
На солнце камень нагретый...

Бесконечное южное лето!
О, Берег Прекрасной лени!..

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Он сделал страшное лицо,
Потом платком накрыл яйцо...

Он сделал страшное лицо,
Потом платком накрыл яйцо,
Потом (хулалу-шимбай!) смахнул платок, оп-ле!
И вот цыпленок на столе!

Потом с ладони бил фонтан,
Потом он воду лил в карман,
Потом (хулалу-шимбай!) в кармане у него
Не оказалось ничего...

Потом он съел стакан, потом
Он показал кота, затем
Он был (хулалу-шимбай!) совсем с другим котом,
А мы следили не за тем.

Затем он съел графин, потом
Он рылся в ящике пустом,
Достал (хулалу-шимбай!) бревно, достал пальто,
И я уже не помню что.

Потом еще чего-то съел,
Потом он белым сделал мел...
Никто (хулалу-шимбай!) не понял, что к чему,
Но долго хлопали ему.

Вот так уже в который раз
Дурачат фокусники нас!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Олива, олива, олива!
Тяжелые ветви вздымая,
Она не стоит молчаливо -
Она ведь не глухонемая.

Конечно, какое-то в мире
Творится неблагополучье
И слышатся трески в эфире,
Как будто ломаются сучья.

Ломаются сучья оливы
И хлещут по стенам и крышам,
Как будто далекие взрывы
Мы слышим, хотя и не слышим.

О, шелест оливы цветущей!
Им полон - то реже, то чаще -
И этот хрипящий, поющий,
Бормочущий, свищущий ящик.

И люди как будто не дышат,
У ящика ночью уселись,
И слышат, конечно же слышат,
Оливы чарующий шелест.

Олива, олива, олива!
Тяжелые ветви вздымая,
Она не стоит молчаливо, -
Олива, олива, олива.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Распахнуты скалы, дорога открыта,
Простят ему выдумку, бегство, исканья,
А ей - по зеленой траве малахита
Бродить улыбаясь: она ведь из камня.

Что с каменной станется! Душно и мелко
Ревнивое чувство. Теперь оно глуше.
Припала к стволу ошалевшая белка,
Трусливые зайцы расправили уши.

Хозяйка идет. И не в том ее сила,
Что стоит ей только кивнуть головою -
И дерево вдруг упадет вековое,
А в том, что Данилу домой отпустила.

Распахнуты скалы, дорога открыта,
Простят ему выдумку, бегство, исканья,
А ей - по зеленой траве малахита
Бродить улыбаясь: она ведь из камня.
Она ведь из камня.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.