Живут в застрехах у весны
и где февраль позёмку крутит
три брата - Времени сыны,
три слова: Было, Есть и Будет.

Не зная жизненных азов,
Что - обожжёт, а что - остудит,
в треплете козырных тузов
мы выбираем козырь - Будет.

Шуршим обёртками конфет:
получше - для меньшого брата,
ведь он надежды нашей свет
и наша лунная соната.

В морозы, в ростепель, в жару,
в фуражках, в кепках и пилотках
томимся в позе кенгуру,
как спринтер в стартовых колодках.

Толпятся, мельтешат слова,
стремглав листаем жизни повесть,
а непрочтённая глава,
как неочищенная совесть.

Опять уйдёт цветенье верб.
Горьки отчаяния слёзы.
Седой лунообразный серб
жнёт урожай метаморфозы...

Навстречу будням - настежь дверь.
Не бойтесь показаться пошлым:
всё это завтра станет прошлым,
что есть сейчас, что есть теперь.

1977

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Если в сердце саднят раны,
и нет продыха окрест, -
что Парижа рестораны?
Поезжайте в Бухарест...
Как хорош мотивчик старый!
Данке шон, месье, бонжур!
Жорж, подай мою гитару,
пододвинь-ка абажур.

        Цыганская песня, отрава-песня,
        а ну давай, гори да не сгорай!
        А ну воскресни, а ну воскресни,
        а ещё лучше - не умирай!

Под шампанское и кьянти,
под сардины и треску
вам сыграет Ипсиланти
про ямщицкую тоску.
Вдарь по струнам для навару,
я спою вам - первый сорт!
Ласков будь, подай гитару, -
к чёрту старый Беллаккорд!

        Эх, русская песня, зазноба-песня,
        а ну давай, гори да не сгорай!
        А ну воскресни, а ну воскресни,
        а ещё лучше - не умирай!

Всё же, друг, мой путь не весел,
я с горчинкой пью вино,
ведь в страну зазывных песен
эмигрировал давно.
Я старался в пьесе старой
самого себя сыграть.
Потолкуй с моей гитарой, -
не удастся ей солгать.

        Эх, жизнь моя песня, погибель-песня,
        а ну давай, гори да не сгорай!
        А ну воскресни, а ну воскресни,
        а ещё лучше - не умирай!

1991

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Цвета акации вдоль нумерации
мчатся по Невскому санки.
Кротко, по-девичьи, в муфточке беличьей
пальчики юной смолянки.
Льдинка хрустящая, скрипка пьянящая:
всё - юности пир.
Цель благородная, Вера Холодная
и Северянин-кумир.

       Перед ним дамы все в реверансе.
       В фиолетовом трансе
       взвыли рифмы Мюссе.
       Судьбой опьянён и отмечен
       перламутровый вечер -
       ледяной, как гляссе.

Как в манто не укрывайся -
только тур согреет вальса.
Ты прядись, переливайся,
ледогривая кудель!
Только на минуту сжалься
серебристая форель...
В вихре вальса,
в вихре вальса
петроградская метель.

...Я не эсерка, вот вам эксцессерка -
стала буржуйкой смолянка.
Гений мой признанный, без укоризны мне
знай, что и я северянка.
Кашляю адско я кровью дворянскою,
и - не для поэз
брань комиссарова. Только муарова
роспись колымских небес.

       Лай собак, - что кукушки пророчат.
       Не паркет молоточат
       сапоги - тупо бьют.
       Друг мой, я твоя лесофея,
       жду всё так же бледнея,
       что придёт Божий Суд.

Научи не противляться,
ничему не удивляться
и в коптёрке раздеваться -
вертухай не выгнал хмель.
Ах, как нудно, Боже, сжалься,
как при шмоне канитель...
В вихре вальса,
в вихре вальса
магаданская метель.

1991

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                Моей маме - выпускнице 41-го года

Корзиночки кос,
по коже мороз,
и башмакам непривычен блеск.
Не патефон
играет бостон -
к нам приглашён духовой оркестр.
Хватит краснеть -
звонкая медь,
и голубеют странички нот.
Вальс заказной,
бал выпускной.
Июнь. Сорок первый год.

Вот военмор -
первый танцор
и выпускник года прошлого,
плечи в сажень -
поправил ремень
и закружил Лизу Грошеву.
Ах, как легко!
Всё - далеко,
только так близко её герой,
навечно такой -
всегда молодой,
только ещё живой.

А мой язык
справился вмиг
только с дежурной фразою.
Танец с тобой,
бант голубой
вспомню в атаке под Вязьмою.
Вспомню наш класс,
первый приказ
и под огнём умиравший взвод,
вальс заказной,
бал выпускной,
июнь. Сорок первый год.

1985

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                А музей называется Лувром,
                 А город - Парижем...
                        (Жак Превер)

Это всё называется утром,
утро прыгает зайчиком рыжим.
Вот музей - называется Лувром,
ну а город - конечно, Парижем.
Я пройду по нему спозаранку,
задержусь на цветочном рынке
и тебе на последние франки
я куплю васильков в корзинке.

Кто забавнее всех в этом свете
и талантливей мыслимых бестий?
Это всё называется - дети
из рабочих парижских предместий.
Я приду в день рожденья лягушки,
дам салату ей из порея.
Мы потянем квакушку за ушки,
чтоб лягушка росла быстрее.

В электричке, бистро и шантане
ошалею от маленьких ручек.
И сердечко на каждом каштане
процарапает солнечный лучик.
Жизнь кружит - одуревшая белка,
мельтешат в синема картинки,
и соседка моя, карабелка,
потрошит на обед сардинки.

Это всё называется счастьем,
даже если в лёгких каверны,
ведь к бессмертию все мы причастны,
хоть живём однова, наверно.
Чтобы не было бурь осенних,
чтоб вода не мутнела в Сене,
чтобы не было землетрясений
будьте вежливыми со всеми.

Это всё называется сказкой.
Кто из нас эти сказки не любит?
И потом, не спешите с развязкой -
пусть всегда продолжение будет.
Я в райке не хочу антракта -
песни, скетчи, чтоб всё гудело!
Это всё называется как-то,
ну и мне есть до этого дело.

1991

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                Памяти Александра Галича

Я румяный с пылу с жару колобок.
Подходи ко мне, затурканный едок,
ведь до самых до окраин от Москвы
не едал ты слаще репы и морквы.
У меня интеллигентский зарок:
лезти в горло, извините, поперёк.
Не запить меня Самтрест-коньяком -
всё равно превращаюсь я в ком...

      И висит над Россией луна,
      большевизмом воспалена.
      Всё же к стенке вести карасей
      при луне веселей, веселей...

Извини, непритязательный едок,
с подоконника я прыгну за порог,
покачусь, как вольный цыган, по Руси.
Если песен захотел - за мной труси.
От сумы и от тюрьмы я ушёл,
от отца народов. Чем не хорошо?!
Вот такой уродился я хват,
балагур и, конечно, пархат...

      А над Бабьим над яром луна
      так бесстыже заголена.
      Отражается в ней скорбный брег,
      плечи юные Ханн и Ревекк...

Беззаботно я качусь по тропе -
и с размаху прямо в дверь ССП.
Ах, московские письменники-грачи,
заклюёте мать родную за харчи!
Вон маститый наш коллега-браток
с аппетитом разевает роток.
Но не брошу ему честь на весы -
только, знать, не уйти от лисы...

      И висит вместо люстры луна.
      Мать честная, нажравшись она!
      Поласкала плешивую рать
      и свалилась в президиум спать...

Разжужжался наш писательский цех, -
сколько яду, прямо - муха це-це!
Всё у вас, кричит, не как у людей!
Иудей, опять к тому ж, иудей!
Мол, не будет для державы потерь -
указал холёной ручкой на дверь...
Не исход, помилуй Бог, не исход.
Не в расход, и то сказать, не в расход...

      И висит над Парижем луна,
      сионизмом - и то не больна.
      Будем живы - была не была -
      даже в Сент-Женевьев де Буа...

А в России разливается гудёжь,
где - падёжь, а где - долбёжь, а где - правёжь.
По сусекам там гебисты метут
и скребут колобки на еду.
Так, ручей, ты говоришь, чей ты, чей?
Из каких таких снегов и лучей?
Докажи, милок, что в доску ты наш!
Пусть не жид, но документ покажь!

      И висит над Москвою луна.
      Боже мой, чем она не больна!
      И начальством не разрешена,
      как Матросская тишина...

1991

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

            Хоть малиной не корми,
             Да в Малинники возьми.

            ...Одна любовь души моей...
                    (А. Пушкин)

Вот губерния Тверская.
Вот и Старицкий уезд.
Сколько крику в птичьей стае!
Сколько ветреных невест!

Здесь на осень ветры ропщут,
листопада кутерьма,
и берёзовую рощу
обнимает речка Тьма.

Пусть голы малины ветки,
листья палые - хмельны,
да и местные кокетки
так смертельно влюблены.

Я в Малинниках - и баста!
Ни невест, ни женихов!
Осень рыжая гриваста -
время виста и стихов!

Набросаю для жеманниц
вирши лёгкие в альбом,
жар души пущу я в танец -
сердцем хладок, жарок лбом.

Не корми меня малиной -
без неё попутал бес.
Я мазурку - с Катериной,
а с Полиной - полонез.

В этой деревянной неге
столько прелести и чар.
Поубавит желчь Онегин,
и засохнет мой анчар...

Но закат кровавый низок.
Под окном растёт сугроб.
Онемел пера огрызок.
Мрачен африканский лоб.

Что стихи! Что бал вчерашний! -
Лишь острее боль разлук.
Не видать мне больше Маши,
но звучит последний звук.

Как высок в подлунном миру
он страдалец-чародей!
Так уходит в глубь Сибири
вся любовь души моей...

1986

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Догорает день воскресный,
а январский вечер мил.
За доской партнёр известный -
Виельгорский Михаил.

На колёсах все турусы,
помозгуй - одержишь верх.
Ну и шельмы те индусы!
Вот утеха из утех!

Нет ни чина и ни ранга,
лишь смекалка - на весы.
Вот слоном заходит с фланга,
ай да Миша, сукин сын!

Ну игра! Что в мире краше?!
Искромётная, как стих.
Жаль, не оценить Наташе -
пропадает у портних.

Вот вскочил, остановился,
и в глазах запрыгал бес.
А в гостиной развалился
в креслах родственник Дантес.

На доске не место вздору,
ну а жизнь - на всё щедра.
Вовсе не по Филидору
продолжается игра.

Всё же лучше драки грешной
пусть худой, превратный мир.
Выставляет его пешкой
камеръюнкерский мундир.

Но партнёр в усы лукавит,
медлит с шахом не в пример...
Знать бы им, что мат поставит
бравый белый офицер...

1985

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Спит трактир, и спят цыгане.
До обеда далеко.
На проспект пошляться тянет
от распитого Клико.

Ах, судьба-злодейка! Наша
младость шла бы только впрок.
Ты задумывался, Саша,
что для нас готовит рок?

И судеб порядок сущий,
и деяния, и быт -
скрыто всё в кофейной гуще.
Что правдивей может быть?!

Друг Нащёкин, ты в немецком
преуспел, набрался слов?
Есть гадальщица на Невском,
кажется, мадам Кирхгоф...

Немка щурится вальяжно:
Карты, господа, правы.
О, майн гот, вы, сударь важный,
бойтесь белой головы.

Пастырь - рок, поэт поэтов,
слов нездешних фатализм.
Саша, веришь ли в приметы,
как в волшебный магнетизм?

Провиденья скрип уключин,
не крещусь перед грозой,
всё же от беды, на случай,
вот колечко с бирюзой.

Жизни пусть цена полушка -
талисман не колет глаз, -
пусть хранит тебя, друг Пушкин,
от фортуны выкрутас...

Бирюзовое колечко,
как могильная трава.
Чёрная белеет речка,
что ж, гадалка, ты права.

Стук копыт негромкий, мерный.
Тает роковой денёк.
Ах зачем ты, суеверный,
не надел тот перстенёк!

1985

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Вот - слезинка застыла,
стал невидящим взгляд.
Как давно это было -
целый месяц назад!

Всё грустит Ярославна,
за окном - листопад.
Это было недавно -
восемьсот лет назад.

1977

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Неспешный и странный ведёт разговор
с податливым камнем траянка.
Ваятеля дерзость и мысли простор
с богами равняются рангом.

Бессмертные боги, прозрите меня
и мрамора тайну откройте,
даруйте мне силу и гений огня,
и страсть камнесечца утройте.

Великая правда в безмолвном куске
от познанной магии жеста
до трепетной жилки на правом виске.

Пред той красотой, перед женской
вдруг замер резец в удивлённой руке,
коснуться боясь совершенства.

1984

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Прими, о женщина, укор
лишь за изысканность лукавства.
А зависть, тайное коварство? -
Ну, это, право, наговор.

Что женских рук и губ добрей?
Они есть высшее начало.
Не верю я, что истончала
земная мудрость матерей.

Корысти бунт - и нет четы,
и вы отринуты отныне,
и месть - апофеоз гордыни -
тот лик лишает красоты...

Но эти тёмные черты
присущи всё-таки Богине!

1985

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Космическая стынь, как сотня Арктик,
Но странствует планета, и притом,
кружась сорвавшимся листом
и коченея на ветру галактик,

очередной вершит круговорот.
В зенит подняться и при этом
светить лишь отражённым светом -
её удел, её оплот...

Нельзя прошедшего вернуть -
лишь постоянным остаётся
извечного движенья суть...

И от двора с сиренью у колодца
начнётся долгий и желанный путь
вокруг звезды, что Родиной зовётся.

1979

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Стекало солнце за село
горячей каплей. Неуместен
был выстрел тот. Ни гнева и ни мести -
лишь перебито у чирка крыло.

И не взлететь, как ни кричи,
и не догнать заветной стаи...
Как быстро вечер пропадает
в объятьях гибельной ночи!

Как сумрака мучителен приход.
Он бы свинец почёл за милость.
Так не прощает нам бескрылость
любовь, расстрелянная влёт.

Не затевай ты с сердцем перебранок,
а пристрели любовь-подранок.

1981

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.