По мотивам киносаги Звёздные войны

Сон звездолёта помнит  свет золотой планеты,
Два раскалённых солнца  над вековым песком.
Скоро ты станешь, мальчик,  рыцарем из легенды!
Скоро в Великой Силе  произойдёт раскол.

Тысячами осколков  брызнут миры сквозь пальцы,
Сжавшие твоё сердце,  как рукоять меча.
Ветры родной планеты  шепчут тебе: Останься!
Но Торопись в дорогу! -  звёзды тебе кричат.

Мальчишка - джедай, на своей стороне
Ты снова остался один.
И сон звездолёта по этой войне
Несёт тебя на Татуин.

Сон о погибшем детстве  рушится с тихим звоном,
Магия предсказанья  прячется между строк
Книги, в которой бьётся  всяк со своим драконом.
Прав ли был твой учитель,  в руку вложив клинок?

Так пусть пожинают пламя  те, кто по искре сеют!
Кто был врагом, кто братом -  не разберёшь, пока
Зверь этот роет лапой  душу твою, как землю.
Прячет лицо под маской  сын твоего полка.

Мальчишка - джедай, на своей стороне
Ты снова остался один.
И сон звездолёта по этой войне
Несёт тебя на Татуин.

Июль 2005.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Начинает листва полёт, - и на выжженном в синь плацдарме
Город снова нас в плен берёт,  как солдат побеждённых армий:
Типовых квартир номера,  номера телефонных кликов...
Всё закончилось, - и пора   штопать невод янтарных бликов.

         Солнечный пляж поутру,  пОлночи звёздный планктон.
        Хочешь – я тотчас умру,  хочешь – воскресну потом!
        Хочешь осенней листвы,  что не спешит, по вОлнам скользя?
        Только остаться – увы -   в этом июле нельзя...

А потом будет Новый Год,  всё засыплет небесной манной.
Вот тогда мы подземный ход   станем рыть из зимы обратно
В этот самый смешной июль.  Только вьюга стрельбу откроет,
И от снежных свинцовых пуль   станет жарко застывшей крови.

         Солнечный пляж поутру,  пОлночи звёздный планктон.
        Хочешь – я тотчас умру,  хочешь – воскресну потом!
        Хочешь осенней листвы,  что не спешит, по вОлнам скользя?
        Только остаться – увы -   в этом июле нельзя...

И следы наши серый снег  уничтожит слепым дуплетом...
Зря замыслили мы побег   из зимы городской – да в лето.
Но с амнистией для других   лето снова ладонь протянет,
И считать от камней круги   станет племя – островитяне.

Июль 2005.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В этом мире, где запросто могут убить,
Как за песню, за волчий вой,
Есть такая простая работа – ходить
С гордо поднятой головой.

Там, где первые робкие делал шажки
Твой волчонок, а нынче – вожак,
Как и прежде, алеют повсюду флажки,
А над ними – один общий флаг.

Нынче флаг на три цвета, три полосы вновь –
Белый снег и небесная синь,
Только всё-таки третья по-прежнему – кровь.
Что ж, кривая, давай выноси!

И надтреснутый голос упасть не даёт
Влёт подрубленной кем-то стране.
Не осталось волков...  Но охота идёт:
Видно, скучно стрелкам в тишине.

Меж Америк и Африк, Японий, Канад
Вновь мотается призрак с ружьём,
Зорко смотрит он – кто там ступил на канат
Вслед за голосом, как за вождём.

Наши ангелы, брат мой, заждались в раю,
Подсыпая нам порох в табак,
Ведь великая страсть – постоять на краю
Никому не даётся за так!

Приглашала чума на изысканный пир,
Предвкушая падение ниц.
Сколько было отравленных ею рапир
И пожатий гранитных десниц,

Сколько было друзей и заклятых врагов!
Дай им, Боже, по чаше вина!
Только жаль, что в лесах не осталось волков, -
Четверть века в стране тишина...

25 июля 2005.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я - сцена,    красным светом, как жертвенной кровью, залитая плаха,
Где казнить или миловать волен сидящий в партере.
Я – сцепка    между временем первой любви и безвременьем страха.
К высшей мере я приговорён без суда – к Высшей Вере.

Я – церковь.  Моё сердце распято на рёбрах, сколоченных косо,
Мой Андреевский крест не снаружи – внутри этой клетки.
Я – цепко   вросший в землю корнями оставленный странником посох,
Что со звоном раскинул свои золотистые ветки.

Изготовь из меня, пилигрим,  новый посох себе или гриф,
Проложи по нему свои струны, - я буду с тобою!
И в дорогу меня ты возьми:  мне так нужно увидеть весь мир
И ступить на священные камни босою стопою.

Я – знамя,  пусть лишённое древка, но всё же хранящее святость
Даже в виде холста или просто косынки на шее.
Я – знанье,  поделиться которым задаром природе не в тягость.
Вот вам песни мои – до земного головокруженья.

Я – Запад,  что к Востоку пришёл по этапу, звеня кандалами.
Мне шаманы вернули свободу летать выше солнца.
Я – запах   океана, когда он, взрываясь, рождает цунами.
Я – открытая книга ладони, вода из колодца.

Изготовь из меня, пилигрим,  новый посох себе или гриф,
Проложи по нему свои струны, - я буду с тобою!
И в дорогу меня ты возьми:  мне так нужно увидеть весь мир
И ступить на священные камни босою стопою.

Я – песня,   что могла бы быть принятой, будь хоть немного попроще,
Но бессмысленным стал бы тогда каждый выход на сцену.
Я – Пестель,  Русской правдой зовущий полки  на Сенатскую площадь,
Потому что иначе никак не пробить эту стену.

Я – голос   поколенья задушенных душ, микрофонное эхо.
Я умру от разрыва струны на последнем аккорде.
Я – колос  горькой магии Слова и Музыки, плача и смеха.
И один в поле воин, когда соль земли режет корни!

Март 2004.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Перламутровый кораблик от фэн-шуя
Уплывает из окошка на восход.
Ну, а что там дальше будет – не скажу я:
Может, фарт, а может быть, наоборот.

Черви – козыри, а мне – сплошные крести, -
И каталу ты попробуй обвинить!
Я споткнулся и упал на том же месте,
Где соломки поленился подстелить.

С днём рождения!  Свет мой – зеркальце, скажи –
Сколько лет прошло, просвистело сколько зим?
С днём рождения!  Мне с дороги напиши.
Может, свидимся, - и всё будет на мази.

Отстоял уже какой по счёту раунд,
За душою – ни полтины, ни креста.
Сколько ж может продолжаться андеграунд?
Третья сотня песен ломится с куста!

Третья сотня, - и подвальные аншлаги!..
38, - хоть комедию ломай!
Вот и Пасха – на домах краснеют флаги.
Красят яйца – значит, скоро Первомай.

С днём рождения!  Свет мой – зеркальце, скажи –
Черви-козыри скоро ль будут на руках?
С днём рождения!  Из бутылки старый джинн
Ближе к вечеру выползает на рогах.

На душе легко – и так же на кармане.
Это карма – мне мудрец один сказал.
Я по городу брожу, как ёж в тумане,
И всё время натыкаюсь на вокзал.

Вышел боком из воды на камни крабик,
Пахнет пивом у тараньки чешуя,
И с ладони перламутровый кораблик
Уплывает по закону фэн-шуЯ.

С днём рождения!  Свет мой – зеркальце, привет! -
SMSкою вдаль бегущая строка.
С днём рождения!  Я дурак, но спору нет,
Есть надежда, что  поумнею к сорокА.

Май 2006.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я ещё отбрасываю тень, - значит,
Я пока живу. А как там быть дальше?
За рекою красный эскадрон скачет,
И труба не чувствует пока фальши.

Голоса на этой стороне мира
Кличут голоса с той стороны света.
Если б мы не знали, как поёт лира,
Мы б тогда не звали приходить лето.

С жалом потерять и свою жизнь не жаль пчеле, -
Значит, и сигнал тревоги – на раз трубе.
Дуй, трубач, не дай скопиться здесь ржавчине,
В горле золотой своей трубы – в раструбе!

Рокнрольной песней разорвись, сердце!
Золотою рожью разродись, поле!
Выйду среди ночи покурить в сенцы,
Вспомню о потерянной своей воле.

А копыта звонкие стучат ближе:
Реку эскадрон перемахнул с ходу.
Крыши пламя красным языком лижет.
Не дано, трубач, тебе сыграть коду.

Молодое племя за деньгу удавится,
Made in USA – на все четыре стороны.
Научили нас, как до земли кланяться, -
Только вот кому?  Иконы все сорваны.

В огороде скошены тела пугал,
Под листом капусты спит моё детство.
Я беру, отбрасываю тень в угол:
С нею было проще, да куда деться?

Эскадрон лихой без трубача сгинул,
Расцвела на красных площадях плесень.
Тень лежит в углу, смеётся мне в спину.
Я иду искать следы подков-песен.

Гуси полетели к югу, им некогда.
Голуби воркуют и с небес какают.
Если трубачом уже не стать мне, тогда
Дайте, что ли, покурить перед атакою!

Май 2006.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Кепочку на брови – и вперёд,  
Клёши подметают тротуар.
Там, в 70-х меня ждёт  
Бой восьмёрка стареньких гитар.

Ордена вручают в Новостях, -  
Что ж, таков порядок и закон.
Отошли пластинки на костях,  
И гремит Высоцкий из окон.

Ключ под ковриком – доверчивые годы!
Пионерия макулатуру тащит
И тома вождей в обмен на Вальтер Скотта,
И народ пешком с кошёлками – на дачи.

Первомай шумит, флажки на каждом доме,
И Герой-генсек скрипит на Мавзолее.
И не верится, что Время на изломе
Станет яростней, свободнее, но злее...

Три копейки брошу в автомат,  
Газировки выпью, а стакан
Сполосну, поставлю – и назад,  
В века ХХ1-го канкан.

Караоке в парке заорёт,  
Ухари на джипе пролетят.
Я надвину кепку – и вперёд  
По прямой куда глаза глядят.

Сквозь огни реклам и кованые двери,
Сквозь циничный бред ведущего ток-шоу –
В мир, где, как всегда, Москва слезам не верит
И с букетами идут ребята в школу.

Дядя с долларом – ещё карикатура.
Дефицит вещей, избыток анекдотов,
Космонавтика и лирика – не дура,
И над городом из труб дымы заводов.

На листе росинка, словно ртуть.  
Чтоб её заметить в первый раз,
Нужно до отказа повернуть  
Ручки громкость, яркость и контраст.

В чёрно-белом клипе мой трамвай  
Прозвенит и канет в тишину.
Я надвину кепку – и гуд бай! -  
Снова в ХХ1 век шагну.

Подустали мы от бешеной погони:  
Кто-то сани прёт, а кто-то катит санки.
Где вы, верные испытанные кони  
И толпа у касс Театра на Таганке?

Где ты, девочка в потёртых польских джинсах,
За которые тебе влепили неуд?
Золотой плавник давно на солнце высох,
Но опять старик забрасывает невод...

Что же это было?  Вот вокзал.  
В кассе взять билетик – да и в путь.
В парке каждый камень – пьедестал,  
Гипсовым горнистам не заснуть.

Кепочку сожму я в кулаке,  
Как лобастый гений всех времён.
А вдоль тротуара налегке  
Осень красит клёны в цвет знамён.

Я не вижу здесь причин для ностальгии.
Всё меняется – и времена, и люди.
Просто нравятся прогулки мне такие
Разноцветные, как звёздочки в салюте.

Брошу кепку я на вешалку в прихожей –
Головной убор, связующий два мира.
За окном домой торопится прохожий.
До свидания, до нового эфира!

Март 2006.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Всё-то нам шутки-шуточки,
Путь-дороженька скользкая,
Всё дворы-переулочки
                и весь мир остальной!
Семиструнка арбатская,
Восьмиклинка московская,
Да привычка дурацкая –
                цыкать фиксой стальной.

У соседа Михалыча
Опера были с обыском,
Взяли две плёнки Галича
                и чего-то ещё.
Говорят, что доставлен он
В деревеньку под Обнинском.
Там пятнашка за Сталиным
                не берётся в зачёт...

Ой, сизари – залётная тоска,
Летите в небеса поближе к чуду.
А я дойду до Спаса на песках,
Наедине с дворовой песнею побуду...

Юбки, ленты, оборочки,
Комсомолки-красавицы,
Да портвейн Три семёрочки,
                на заводе аврал.
Батя ранен в конце войны –
Пил и ждал, что поправится.
Пробирались за сцену мы,
                где Высоцкий играл.

На Таганке за церковью
Собирались картёжники,
Их ручищами цепкими
                выцепляли менты.
В Каме шмыгали стольники
И делились на трёшники,
А я рвался в Сокольники,
                где ждала меня ты.

Ох, юность – расклешённая джинса,
Магнитофон Днепро - с катушек съехать!
Как мы ловили вражьи голоса, -
Сегодня  голоса друзей поймать – помеха...

Май 2008.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Устаканился на градуснике плюс,
Посветлела от морозов голова.
Я Николе-мореходу помолюсь,
Заведу мотор, махну на острова.

Город за зиму смурную, ох, достал...
Что поделаешь, - я зиму не люблю.
А в апреле я её срублю с хвоста,
Без долгов и без швартовых отвалю.

Где тот Летний сад?  Отцветут сады,
Лягут памятью в чей альбом?
На сто лет назад – в порт-артурский дым,
В осаждённый порт Чемульпо

        Возвращаюсь я – да не рано ли? –
        В ту далёкую сторону,
        Где дымит Варяг всеми ранами
        Перед тем, как лечь под волну.

Две эскадры пали... Что тут говорить
О стране, где клотик сбит, а в трюме течь?
Но Варягу вечно Сойей не ходить,
А России под Распутина не лечь.

Забастовщики щелкают семена
У фабричных краснопресненских ворот,
За которыми – иные времена,
И шумит на баррикадах пятый год.

От потёмкинских да очаковских
Взбунтовавшихся морячков –
До будёновских и колчаковских
Разодравших Русь мужичков

        Век уж больно лих. Ждать добра ли нам?
        Сапоги опять стали жать.
        Разомну я их  по проталинам,
        Пятый год пойду провожать.

Щурит умные усталые глаза
На причале-36  облезлый пёс.
Проведи меня на сотню лет назад,
Русский остров, где мой прадед службу нёс.

Остров-крепость на восточном рубеже
С океанскими стихиями - на ты,
Сберегают берега в твоей душе
Вековые неприступные форты.

Где Покровский парк – было кладбище,
Где зуб мудрости - был овраг.
Спас эскадру Старк от товарищей,
Сжал трубач в руке красный флаг.

        А я завёл мотор, сапоги стянул.
        Катерок летит без забот.
        Словно семафор, позади мигнул
        Мне две тысячи пятый год.

Апрель 2006.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Нас всех победили – богатых и бедных –
На самой незримой войне.
Нас всех превратили в обдолбанных пленных,
Живущих в свободной стране.

Нас всех прикормили жратвой да деньгами,
Голодных и нищих бродяг.
Нас всех помирили с былыми врагами,
Сменив, словно вывеску, флаг.

Я по девяностым иду, как по шпалам,
Неровно положенным в ряд,
По рельсам иду покорёженным, ржавым
Назад - в партизанский отряд.

Где ещё не розданы дитЯм подарки,
Где ещё не порваны меха гармони,
Где поэт кидает уголь в кочегарке,
Поплевав на чёрные свои ладони.

Рок-н-ролл да ранняя весна-зараза,
Кулаком по струнам, динамит в гитаре,
Восемь дней до лета, сотня до Приказа,
Да десяток молний в грозовом ударе.

Не любит прогнозов плохая погода, -
И сыплется дождь невпопад.
Не вынесли ёлку – и с Нового года
На ветке висит оккупант.

Трофейной пластинкою крутится диско,
И потом исходит ди-джей.
Резвится в эфире Катюха-радистка,
У Мюллера рот до ушей.

Духовная пища – банан африканский
Да русский родной перемат...
А я возвращаюсь в отряд партизанский,
Сплеча разрядив автомат.

В голубой экран по Смехопанораме,
По попсе, по членам всевозможных партий,
По родной, любимой, дорогой рекламе
Лупанув, не глядя, в боевом азарте,

Ковыляю тропами к лесной землянке,
Землянику ем, под нос мурлычу сказки.
И зимой в сугробе не засну по пьянке,
Потому что пятый год уже в завязке.

Спешу я фортуну по холке погладить,
Плету стихотворную вязь.
Мосты не взрываю. Напротив – наладить
Стараюсь паромную связь

Меж берегом Леты и берегом лета,
В котором нам было светло,
Где песенка наша ещё не допета
И бабочкой бьётся в стекло.

Сентябрь 2006.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Две собаки на улице кушают тело бомжа.
Если хочешь достойно скончаться, живи не спеша.
Этот много спешил, не скопил капитала, - и вот
Его бренные кости простая дворняга грызёт.

А на фронте идут затяжные бои целый век.
Там на бритую голову падает ядерный снег,
Там бежит человек и кричит по-японски Банзай!
Так что лучше заройся поглубже и не вылезай.

А танкисту всё давно параллельно:
Он же в танке – и не ест, и не пьёт.
Он без танка был бы ранен смертельно,
А в железе он спокойно живёт.

У китайцев чего-то взорвалось, - и медленно к нам
Много химии всякой плывёт по амурским волнам.
Но в стране, где с утра пиво Балтика хлещет народ,
Никакая отрава китайская нас не возьмёт!

Птица-тройка застряла в Сибири в районе Зимы.
Кто поедет туда в январе?  Слава Богу, не мы!
Новогоднее чучело ёлки принёс Дед Мороз
В детский садик в начале июля, - вот это склероз!

А кондуктор ездит вечно в трамвае,
Просит денег – и на это живёт.
Без трамвая он нигде не бывает,
Без билетов он не ест и не пьёт.

От вампиров последнее время не стало житья:
Ни чеснок не спасает, ни двери стального литья.
А дозорные в сумрак слиняли аж третьего дня
И никак не вернутся спасти от вампиров меня.

В репродукторе группа Любэ про Расею поёт.
Заказал эту песенку главный в стране патриот.
От Любэ его сердце охватит такая тоска,
Что захочется сразу подальше отправить войска.

А танкисту это всё параллельно:
Он же в танке – и не ест, и не пьёт.
Он без танка был бы ранен смертельно,
А в железе он спокойно живёт.

В год Собаки  Каштанка, Муму, Артамон, Пёс Барбос
Собрались обсудить архиважный собачий вопрос:
Если будку отнимут, ошейник повесят на гвоздь,
Как добыть половчее на завтрак берцовую кость?

Из трампарка трамвай не угонишь – кондуктор не даст.
Проще танк увести – дохрена этой дряни у нас.
В землю траками будет впечатан жирующий глист!
Так спасутся четыре собаки и с ними танкист.

А танкисту глубоко параллельно:
Он же в танке – и не ест, и не пьёт.
Он без танка был бы ранен смертельно,
А в железе он спокойно живёт.

Декабрь 2005.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Пеплом – прошлогодняя трава,
Прахом на дорогу выпал снег,
С плахи покатилась голова,
Слёзы показались из-под век.

Дальше – только небо до земли,
Дальше – полный газ без тормозов.
Если сгнил кораблик на мели –
Крылья вырезай из парусов

И лети, и лети из окна прочь от этой зимы,
Где крестом все пути, и трамваи, как дети, не спят.
И лети, и лети к тем, кто ветром навек спасены,
Где помогут найти твоё имя, безвестный солдат.

Думал – артобстрел да недолёт,
Вышло – простучал обычный град.
В сердце тает пуля, словно лёд.
Бьётся с Волгоградом Сталинград.

Спьяну Стенька Разин в кабаке
Грохнул из нагана в потолок.
Нынче в эту дырку в потолке
Видно, что не промах был стрелок.

И лети, и лети из окна прочь от этой зимы,
Где крестом все пути, и трамваи, как дети, не спят.
И лети, и лети к тем, кто ветром навек спасены,
Где помогут найти твоё имя, безвестный солдат.

Снимет гимнастёрку командир –
Крестик с медальоном на груди.
Церковь – огневой ориентир.
Многим до высотки не дойти.

Дьякон, как всегда, навеселе
Лупит из обреза по врагам.
Если стало скучно на земле –
Значит, поднимайся к облакам!

И лети, и лети из окна прочь от этой зимы,
Где крестом все пути, и трамваи, как дети, не спят.
И лети, и лети к тем, кто ветром навек спасены,
Где помогут найти твоё имя, безвестный солдат.

Сентябрь 2006.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Песня о любви –
Горькая полынь да сладкий мёд.
Вечер сентября, солнце не торопится ко сну.
Только позови –
Он к тебе, конечно же, придёт,
Он уже сейчас ждёт свою заветную  весну.

Тёмная коса
Расплетётся переливом волн.
Посмотри в окно, в рыжих листьях целый мир любя,
И не смей бросать
Веру в то, что встретишь ты его!
Может быть, сейчас где-то вспоминает он тебя.

Перемелется всё,
        перебесится свет,
                переменятся время и деньги...
Но Хранитель спасёт
        от разлук и от бед,
                и подставит крыло  при падении.

Песня невпопад, -
Может быть, мотив её не нов.
Только ввечеру на гитарах рубят пацаны
На дворовый лад
То же ретро - песню про любовь,
Где ещё летят письма треугольные с войны.

Как он прикрывал
В небе санитарный самолёт!
Шестеро тузов крыли перекрёстным сверху вниз,
Клинило штурвал...
Горькая полынь да сладкий мёд
Именем твоим на губах солёных запеклись.

Перемелется всё,
        перебесится свет,
                переменятся время и деньги...
Но Хранитель спасёт
        от разлук и от бед,
                и подставит крыло  при падении.

Песня о любви,
Невозможно белый потолок,
Рыжий клён в окне, рыжие присохшие бинты...
Девка, не реви!
Он живой! К тебе пришли, браток!
И его глаза синие, как небо.  Это – ты!..

Февраль 2009.

Отшумело время свадеб и разводов.
И устав против течения грести,
Пожилой паромщик - ветеран ОСВОДа -
Не спешит нас, утопающих, спасти.

В глубине, как за кулисами театра,
Свет мелькнул, да только сразу же исчез:
Наблюдает Бог глазами Ихтиандра
Суету млекопитающих веществ.

        И снова иней на троллеях,
        И от троллейбусов бьёт током в эти дни.
        А мы - на разных параллелях,
        Пересекающихся на краю земли.
        Мы свет насмешливого Бога
        Каждый по-своему тихонечко несём,
        И нам уже не нужно много:
        Раз в два-три месяца увидеться - и всё.

А когда-то друг без друга не могли мы,
Всё казалось нам и проще, и острей.
Мы себя лепили из непрочной глины
И фигурки обжигали на костре.

А наутро эти маленькие люди
Рассыпались, разбегались кто куда.
И с таких вот незначительных прелюдий
Начиналась настоящая беда...

        И голос в трубке телефона
        Внезапно рвался, как скрипичная струна,
        И так до одури знакомо
        Гудками вторила ночная тишина.
        И скорый поезд на край света
        Летел, и в путь его спешил сопровождать
        Не знак вопроса - знак ответа
        В конце короткого письма: Я буду ждать!

Разменяли времена мы, как квартиры,
Но на той же кухне пьём зелёный чай.
Усмехаются с подсвешника сатиры,
Оплавляется бессонница-свеча.
Время века - неприкаянная осень,
Истекает ночь, бездонная на вид,
И как будто бы река паром относит,
И паромщик папироскою дымит...

Апрель 1999.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Как на сколе льда сидит черный гриф,
Сиплым голосом материт Весну.
Как мою ладонь жжет калёный гриф.
Пой до одури, дурак, приструнив струну,
Да хмельной отвар пей до донышка, -
Может, что-нибудь и пригрезится.
Покати шаром - красным солнышком,
Завернись клубком - белым месяцем,
Беспредельная Весна!

Сведены счета, взведены курки.
В полынье - полынь. Головам пустым
Отдавая честь, раздавай долги.
Вместо Вечного Огня - только Вечный Дым...
А на посту солдат спит кошмарным сном:
По нему опять пушки бьют отбой.
Связки связаны в горле злым узлом,
Не до песен им теперь. А ты возьми да спой,
Беспредельная Весна!

март 1995

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                Истоптали весь снег
                на крыльце у милицейской вдовы...
                        (А. Башлачёв)

На четыре стороны - распятая гарь.
Как ни бей поклоны, не сносить головы.
В проруби крещенской захлебнулся январь.
Семеро по лавкам у гражданской вдовы.

С вечера лучину попоздней зажигай:
Ночь долга, а всё же до утра не заснуть.
Бродит с колотушкой по Европе бабай.
Скорый бронепоезд отправляется в путь.

Рельсы в два ряда, да не добраться домой.
В топке паровозной догорает Лазо,
Виноватый стрелочник лежит под Стеной,
Черти крутят Красное свое Колесо.

Взбалмошною ведьмой воет вьюга в трубе,
Раздирает грудь тоской осиновый кол.
Вышло в поле времечко с ножом в рукаве,
Словно сквозь века на Русь татаро-монгол.

Пустим петуха - глядишь, повыгорит жир! -
Да только как унять потом увечный огонь?
Где для тела - водка и попса - для души,
Там не портит воздух даже трупная вонь

И на четыре стороны распятая гарь.
Как ни бей баклуши, не сносить головы.
Три сосны роняют слезы - бабий янтарь.
Занесло по крышу дом веселой вдовы.

январь 1995

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Путает время следы
В поле один на один
С сотканным из пустоты
Ветром, рожденным в груди
Спящих курганов ночных.
Щелкает ветер хлыстом.
Там - скрип телег кочевых,
Там - перестук поездов...

Сам я ни скиф, ни казак:
Стерто веками тавро.
Сабля, седло и лоза -
Даже для песни старо.
Рыщу, не помня родства.
Рядом не то что друзей -
Даже с кем выпить, раз-два -
Вот и обчелся совсем.

Где ты, горбатый конёк,
Ищешь меня? Я же тут!
Видишь вдали огонёк, -
Это известия ждут.
Так поспешай же, гонец,
Бросить платок на крыльцо!
Света ли, тьмы ли конец
Ждет нас в конце-то концов?..

Июль 1996.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

На сибирских полустанках –
Ни кола и ни двора,
И летала с гор на санках
Боевая  детвора.
Головой качали деды, -
Уголёк опять в цене
За полгода до Победы
В самой огненной войне.

А инвалид махорку бережно завёртывал,
Одной рукой катюшей щёлкал, смаковал.
Так мы курили в декабре сорок четвёртого
На старых шпалах возле озера Байкал.

Три аккорда, гриф гитарный,
Начинаю с ноты ля.
Ехал поезд санитарный
На восток в госпиталя.
А война ползла на запад
По истерзанным полям,
По артиллерийским залпам,
По сожжённым деревням.

По сводкам Совинформбюро в газете Правде я
Своих искал – куда продвинулись уже.
И пела, радовала их Шульженко Клавдия
Платочком синеньким на новом рубеже.

Хлеб в тылу чернее глины,
Горек, словно дикий мёд.
Под ребром осколок мины
Спать ночами не даёт.
Омулёвая ушица.
Широка родная Русь.
Дай водицы, медсестрица, -
Если выживу – женюсь!

А я теперь, конечно, непременно выживу,
А повезёт – ещё успею взять Берлин,
И добрым словом вспомню там девчонку рыжую,
Что в кипяточек нам бросала сахарин.

Дымка снежная витала,
Флаг над площадью алел,
Грозный голос Левитана
С каждой сводкою теплел.
А в вагоне пахло потом,
В окнах – сопки да кедрач.
С Новым сорок пятым годом
Нас поздравил военврач.

Луны осколочек под сердцем зашевелится, -
Перекурю – и станет легче на душе.
Промчится поезд, - и вослед махнёт метелица
Платочком синим на далёком рубеже.

Декабрь 2006.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я начал свой путь в стародавние годы,
Когда красным светом горела звезда.
Тогда ненадолго хватало свободы:
Её волокли на восток поезда.

В кисете махорки щепотка на брата,
Да мрак пересыльных кирпичных дворцов.
Мы были не дети, а внуки Арбата,
Едва пережившие павших отцов,

Подростки в пилотках, успевшие только
Последний кусочек войны отхватить.
И нам улыбалась красивая полька,
По-русски учившаяся говорить.

Висела над Вислой весенняя полночь.
Но пан капитан (что ни слово – указ)
Сказал, как отрезал: Фашистская сволочь!
Жила тут, наверное, с немцем до нас!

У тех, кто постарше, звенели медали
И ноша на сердце была тяжела.
О гетто Варшавском тогда мы не знали...
Тихонько заплакав, девчонка ушла.

Кусались ещё партизанские тропы:
В лесах Белоруссии – схроны смертей.
А мы покатили назад из Европы, -
Под залпы салюта нам было светлей.

Погоны гвардейские нам возвращали
Былинную славу забытых времён.
Казалось, не будет ни зла, ни печали,
Когда враг разбит и навек заклеймён.

В быту гарнизонном мы щурились солнцу,
И год 45-й летел всё быстрей.
Под осень войну объявили японцу,
Чтоб выгнать его из маньчжурских степей.

И вот эшелон за Байкал потянулся,
Но где-то в Чите мы застряли чуток,
Полночи стояли. К утру я проснулся
И двинул с ведёрком искать кипяток.

А рядом состав – ниже нашего сортом –
Он только что прибыл на путь запасной:
Из утлых вагонов с собачьим эскортом
Толпу заключённых встречает конвой.

С колёс – на колени!  Откуда их столько?
Неужто бандиты, шпионы, ворьё?
И вдруг среди прочих – та самая полька!
В толпе арестантов узнал я её.

Упала она и разбила колено,
И плакала горше, чем в мае тогда.
Там были и те – из немецкого плена,
В колымский этап уходя навсегда.

Там был и в прожжённой своей гимнастёрке –
Уже без погон – бывший наш капитан.
И вслед им трофейные псы рвали сворки, -
Немецкий порядок их так воспитал.

Нам всем по казённому дали вагону:
Я ехал над Гоби поднять красный флаг,
Девчонка-полячка – на женскую зону,
А пан капитан – на мужскую, в Бамлаг.

Победное время – каким оно будет
Казаться нам сквозь прожитые года?
Здесь часто, увы, победителей судят,
Но всё-таки чаще берут без суда...

Май 2006.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

На пороге осени в привокзальных сумерках
Полупьяный стрелочник смотрит на людей.
Кто да как родился здесь, как прожил да умер как, -
Расскажи товарищу да ещё налей.

На пороге осени духи полуночные,
Отслуживши срочную, катятся в запас.
Прапор на путях лежит, - он упал намоченный
По родной распутице, да не в первый раз.

Что ж, помянем лето лихо,  белая луна-шутиха!
Кто-то стёкла бьёт со психа, -  будет в декабре каюк.
Возвращаясь в ритме вальса, на кулак сосед нарвался.
А трамвай ваще сломался,  с рельсов укатил на юг.

На пороге осени слышатся рыдания, -
Это плачут здания на сыром ветру.
И разведка ротная, выполнив задание,
С языками на плечах топает к утру.

На пороге осени тянет на минор баян.
Эй, братуха, рви меха, хватит куковать!
Золотой подлодкою тонет Нуменор, - а я
Остаюсь на краешке  мира зимовать.

Уголька в печи лопатка,  да горит  в ночи лампадка.
Где-то финка да лапландка  Герду снова в гости ждут.
Где-нибудь – сама беспечность -  Кай напишет слово вечность.
Будут маяки беречь нас,  в море огоньки зажгут.

На пороге осени лето окаянное
Просит починить навес, чтобы не текло.
Тёплые деньки в траву падают, как яблоки,
В лужах поутру хрустит битое стекло.

Что же будет дальше с нами?  Смоет ли врагов цунами,
Смоются ли, свалят сами  и растают под сосной?
А нам не утонуть в пучине.  Будем жить и при лучине,
А трамвай ваще починим  и вернём назад весной.

Октябрь 2006.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

На Земле когда-то был Рай,
Но изгнали мы Его прочь.
И теперь вороний здесь грай,
И одна большая тьма – ночь...

Но прольётся дождь из всех туч,
Самый праведный – на сто лет,
И протянет солнце нам луч,
И коснётся наших душ Свет.

Мы, конечно, не спешим вверх,
Потому что наша быль – здесь.
А вверху звучит Его смех
И сбивает с нас, как пыль, спесь.

Не заштопать ножевых ран –
Много чёрных в небесах дыр.
Но пока звенит Его Храм,
Между Небом и Землёй – Мир.

        Подари себе луну, подари,
        Зацепи в себе струну изнутри,
        А настроишь – пополам не порви, -
        И построишь Божий Храм на Любви.

По Земле летели мы вскачь,
Без обиды разделив хлеб.
Был в упряжке коренной зряч,
Да ямщик на облучке слеп.

Вот и правил он всегда в лог,
А коням на морды – тень шор.
Но не сбиться коренной смог,
И всегда куда хотел – шёл.

Вот и вынес ямщика он.
Оставалось на пятак сил.
Но не сбросил с облучка вон,
Хоть плетьми его дурак бил,

Поворачивал в глухой лес.
Хорошо, что не был конь плох.
Так ведёт нас через ночь бес,
Да выводит на огонь Бог.

        Подари себе луну, подари,
        Зацепи в себе струну изнутри,
        А настроишь – пополам не порви, -
        И построишь Божий Храм на Любви.

Если кажется, что всё – край,
Правит чёрная чума пир,
Позови на Землю свой Рай, -
И наступит на Земле Мир!

Июль 2007.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Откричали крикуны, да взялись за разум:
Кто-то стричь купоны стал, кто – газоны брить.
Только я не истреблю эту вот заразу -
Всё играю да пою. Так тому и быть!

Где Приморье да Китай? Где Амур да Шилка?
Это где-то далеко, мало кто там был.
То-то бьётся на виске золотая жилка
У старателя, что там золота намыл.

         Колёсики да крылышки,  несите мои песенки
        В края, куда не попаду  я в этой жизни сам.
        По просеке да по лыжне, по винтовой по лесенке
        Летите, звонкие мои, по новым голосам!

Оттоптали топтуны крылья пьяной музе,
Дали жезлом по башке да радаром в бок.
Засыпали мы гуртом в ласке да в Союзе,
А проснулись – человек человеку волк.

Что поделать, если сам не похож на Бога,
Ни на ангела с Его правого плеча.
В чистом поле ЛЭП гудит, дальняя дорога,
Три Тойоты, Мерседес да пол-Москвича.

         Колёсики да крылышки,  несите мои песенки
        В края, куда не попаду  я в этой жизни сам.
        По просеке да по лыжне, по винтовой по лесенке
        Летите, звонкие мои, по новым голосам!

Отзвонили звонари, колокольцы смолкли.
Хоть прилюдно застрелись – всем до фонаря.
Вот скажи, в чём сила, брат?  Побродить бы смог ли
Ты по жизни, как Боян, без поводыря?

Что одним – да плюнуть раз, то другим – обуза.
Суетимся, как бобры у своих плотин.
Нет ни скифов, ни цыган, ни того Союза,
Что сплотил нас, а затем враз развоплотил.

         Колёсики да крылышки,  несите мои песенки
        В края, куда не попаду  я в этой жизни сам.
        По просеке да по лыжне, по винтовой по лесенке
        Летите, звонкие мои, по новым голосам!

Что ж, бывали времена горячей да горше.
Поживём – увидим, что будет впереди.
Хлеб да соль вам, молодцы, кофеёк да коржик,
Башлачёвская тоска – звоном на груди.

Тут с Гоморрой геморрой, там – Саддам с Содомом...
А в Сибири чище снег, да острее нож.
Голова садовая за кольцом Садовым,
Поищи меня в Сети – может быть, найдёшь.

Март 2007.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Постная постыла уха.  
Повар – записной кавалер –
Плоско философствовать стал,  
Специями пренебрегать.
А образ – это мясо стиха,  
Жилы – рифмы, кости – размер.
Рецептура крайне проста -  
Чаще надо в жизнь выбегать!

Дался тебе этот диван!  
Будет, належишься ещё!
Не смотри на мир свысока  
Сквозь иллюминатор своей
Третьей кандидатской, братан,  
И сдавай лишь Богу зачёт.
От стыда краснеет строка...  
Что теперь поделаешь с ней?

Вот лежит он – готов,  
словно студень на блюде, -
Твой тираж.  А душа - словно на эшафоте.
Не читают стихов  
современные люди,
Смотрят комиксы взрослые дяди и тёти...

Время Пушкина вышло,  
и Бродский скончался...
Слава Богу, пока  держит зал Евтушенко.
Прозы серая мышка  
грызёт тебя часто,
Спеть без публики редко выходит душевно.

Вот ползёт сквозь пробку трамвай,  
Делят корку два воробья,
На заборе – тот же набор  
Трёх доступных разуму букв.
А попробуй вслух прочитай -  
Скажут, что из хулиганья.
Так что не глазей на забор,  
Сядь в кафе, открой ноутбук,

Пару новых строк запиши.  
Нет гусиных перьев давно...
Даже авторучка уже -  
Прошлый век,  тебе говорят.
Пищей для ума и души  
Многие считают   овно.
Подпалили рай в шалаше,  
Рукописи с треском горят.

Только ты никаких  
гастролёров не слушай,
Похвалу и хулу  пропускай без оглядки!
Если жжётся твой стих,  
если рвёт чью-то душу
Твоя песня,  то значит, ты в полном порядке.

Пой для Бога, вари ты  
шаманское зелье
И живи голышом,  раз родился в исподнем.
Суеты фавориты  
уходят под землю,
Только Вечности слуги  на небо восходят.

Декабрь 2005.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Стала зелень медною: зелено – не молодо.
Все скамейки заняты: знамо – выходной.
Разлетелись листьями по аллее Воланда
Снимки чёрно-белые памяти цветной.

Голова садовая на Садовой улице
Обронила пёрышко. Бронная, прости!
Оперенье новое на двуглавой курице,
Отопленье старое – дров не запасти...

Привет, кофейня на углу у  Патриарших!
Я, как всегда, на пять минут зашёл погреться.
А в сквере липы подросли, и стала старше
Шпана в колодезных дворах моего детства.

Стала жизнь весёлою – просто обхохочешься,
Небо занавешено сотнями реклам.
Все в метро - товарищи, все на ты без отчества,
Через две ступени вниз мчатся по делам.

На Садово-Кудринской, словно потерпевшая,
Голосит сиренами сонная Москва.
Конная милиция нынче стала пешая,
От Калужской площади – пробка до моста.

Привет, кривые переулки на Таганке,
Старушка - Сретенка, на окнах занавески,
Высотки - сталинки, хрущёвки - коммуналки,
Стиль византийский, флаг российский, быт советский.

Плёнка чёрно-белая, небо светло-синее,
Пресня многоцветностью преображена.
Клёны на Ваганьково прихватило инеем,
Церковь Воскресенская, осень, тишина...

20 ноября 2008 г.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Будем жить, мужики, будем жить!
Нам от жизни немногого надо.
На холодном стволе автомата
Тает снег у короткой межи.

В битых берцах, потёртых ремнях
Сколько наших легло не за здрасте...
Пролетают машины по трассе,
Вдоль которой – цветы на камнях.

Не споткнись, моя жизнь бестолковая,
Не сорвись, над обрывом коней придержи, постой.
Может быть, на дорогу подковою
Упаду, -  а быть может, счастливой звездой.

Будем жить, мужики! И когда
Подоспеет пора непогоды,
Мы придём под еловые своды, -
Будет вместе теплей в холода.

Сто наркомовских выпьем до дна
В тесноте офицерской берлоги
Мы за тех, кто сегодня в дороге,
И кого не пускает война.

Не споткнись, моя жизнь бестолковая,
Не сорвись, над обрывом коней придержи, постой.
Может быть, на дорогу подковою
Упаду, -  а быть может, счастливой звездой.

Ноябрь 2008.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.