В суду Ростовском окружном
Толпа народу собиралась.
Судья сидели все вокруг,
Они убийцу дожидались.

Подъехала карета в суд,
Раздался голос: Выходите!
И вверх по лестнице крутой...
По сторонам вы не смотрите.

Блондинка - жгучие глаза -
Покорно голову склонила.
Блеснула искренно слеза,
Она лицо шарфом закрыла.

Она просила говорить,
И судья ей не отказали,
Когда же кончила она,
Весь зал наполнен был слезами.

Смотрите - всем я хороша.
Мой взор не охлажден годами.
Смотрите - вот моя душа,
Она открыта перед вами.

В каком-то непонятном сне
Он овладел, безумец, мною.
И тихо вкралась в душу мне
Любовь коварною змеею.

Среди товарищей своих
Он часто хвастался другою,
Он гнал и презирал меня,
Не дорожил, безумец, мною.

Однажды он ко мне пришел,
Я отомстить ему решила:
Вонзила в грудь ему кинжал...
О, судьи, я его убила!

Рыдая, труп я обняла,
Во гневе - что ж я натворила.
Зачем мне жить, коль нет его...
О, судьи, я его любила.

Я рассказала, что могла,
И говорить уже довольно.
Читайте ж приговор скорей,
А то и так уж сердцу больно.

Вдруг пошатнулася она
И слабый стон в груди раздался.
Так приговор в руках судьи -
Он непрочитанным остался.

Она просила говорить,
И судьи ей не отказали,
Когда ж закончила она,
Весь зал наполнился слезами.

В каком-то непонятном сне
Он овладел, безумец, мною.
И тихо вкралась в душу мне
Любовь коварною змеею.

И долго я боролась с ней,
Но чувства, их не победила...
Ушла от матери родной...
О, Судьи! Я его любила!

Но он другую полюбил,
Стал издеваться надо мною,
Меня он гнал и презирал,
Не дорожил, безумец, мною...

Однажды он меня прогнал
Я отомстить ему решила:
Вонзила в грудь ему кинжал...
О, судьи, я его убила!

Не говорите мне о нем,
Еще былое незабыто.
Он виноват один во всем,
Что сердце девичье разбито.

Он виноват, что я грустна,
Что людям верить перестала.
Он виноват, что я дитя -
Еще млада, а жить устала.

Прощай, мой мальчик дорогой!
Тебя я больше не увижу,
А, судьи, вас... А, судьи, вас...
А, судьи, вас я ненавижу!

И пошатнулася она
Последний вздох в груди раздался.
И приговор в руках судьи -
Так недочитанным остался.

Я в зал судебный захожу,
А он наполнен был народом.
И, чтоб пройти в передний ряд,
Конвой прочистил мне дорогу.

Она просила говорить,
И судьи ей не отказали.
Когда закончила она,
То зал наполнен был слезами.

Смотрите, всем я хороша,
Мой возраст юн еще годами.
Себя виновной признаю
И вот стою я перед вами.

Среди товарищей своих
Он гордо хвастался другою,
Меня он дерзко презирал,
Не дорожил, безумец, мною.

Однажды выгнал он меня,
Я отомстить ему решила.
И за измену, за позор,
О, судьи, я его убила.

Прощай, соперница моя!
Тебе я больше не мешаю.
Отбила друга у меня,
Но я за все тебе прощаю.

Я снисхожденья не прошу.
Я признаю себя виновной.
Судите, судьи, поскорей,
А то и так уж сердцу больно.

К губам вдруг перстень поднесла,
Прозрачный камень приоткрыла,
Никто не видел как она
Из перстня яду проглотила.

Тут покачнулася она,
Последний вздох в груди раздался,
А приговор в руках судьи
Так недочитанным остался.

Вот черный ворон прокричал,
И ей сказали: Выходите!
Держите руки за спиной,
По сторонам вы не глядите.

Она просила говорить
И ей, конечно, не откажешь.
Вот начала она твердить,
И зал наполнился слезами.

Любила парня одного
И воровать я с ним ходила,
И деньги, краденные мной,
Я другу милому дарила.

Однажды позднею порой
С товаром с дела возвращалась,
Смотрю - а он идет с другой,
И надо мной они смеялись.

В тот вечер выгнал он меня,
И я ушла в слезах и с горем.
Судите ж, судьи, поскорей...
О, Боже! Я его убила!

Она с руки сняла кольцо,
Его тихонько покрутила.
Никто не видел, как она
Кусочек яда заглотила.

Над гробом дочери родной
Отец и мать, склонясь, рыдали:
Прости нас, доченька, прости!
Тебя же судьи оправдали!

Когда вводили ее в зал,
Ей все дорогу уступали.
Она просила говорить,
И судьи ей не отказали.

Да, я воровкою была
И воровать не отходила,
Но все ворованное мной
Своему милому носила.

Однажды выгнал он меня,
Я отомстить ему решила,
Вонзила в грудь его кинжал...
Ну, в общем, я его убила.

Она сняла с руки кольцо,
Перед глазами покрутила,
И не заметил никто, как
Она кусочек яда проглотила.

Проснись же, девушка, проснись!
Тебя ведь судьи оправдали.
Но не проснулася она,
А в зале все уже рыдали.

Она просилась говорить,
И судьи ей не отказали.
Когда ж закончила она,
Весь зал наполнился слезами.

В каком-то непонятном сне
Он овладел коварно мною,
И тихо вкралась в душу мне
Любовь коварною змеёю.

И долго я боролась с ней,
Но чувств своих не победила,
Ушла от матери родной...
О судьи, я его любила!

Но он другую полюбил,
Стал насмехаться надо мною.
Меня открыто презирал,
Не дорожил, коварный, мною.

Однажды он меня прогнал...
Я отомстить ему решила:
Вонзила в грудь ему кинжал.
О судьи, я его убила!

Прощай, мой мальчик дорогой,
Тебя я больше не увижу.
А судьи, вас, а судьи, вас,
А судьи, вас я ненавижу!

Девчонка серые глаза
Свои печально опустила.
Никто не видел, как она
Кусочек яду проглотила.

И пошатнулася она,
Последний стон её раздался.
И приговор в руках судьи
Так недочитанным остался.

Друзья, я песню вам пропел,
Своими видел я глазами:
Сгубили девушку одну,
Она дитя была годами.

Один я случай расскажу,
Своими видел я глазами,
Судили девушку одну
Она была дитя годами.

Вот скоро ей начнётся суд
Зал переполнился народом
И судьи все сидят вокруг,
Конвой ей дал к столу дорогу.

Она просила говорить
И судьи ей не отказали.
Когда закончила она
Зал переполнился слезами.

Смотрите, всем я хороша.
Мой взор не омрачён годами.
Смотрите - вот моя вина
Она открыта перед вами.

Былую гордость затая,
Своё молчанье я нарушу.
За что же он любил меня?
За красоту или за душу?

В каком-то непонятном сне
Он овладел безумец мною
И тихо вкралась любовь мне
Своей коварною змеёю.

Свой стыд и девичий позор
Я на груди его забыла.
Ушли от матери, отца.
О, судьи! Я его любила.

Он гнал и презирал меня
И издевался надо мною.
Среди товарищей своих
Он часто хвастался другою.

Однажды выгнал он меня.
Я отомстить ему решила -
Вонзила в грудь ему кинжал.
О, судьи! Я его убила!

Я снисхожденья не прошу,
Я признаюсь, что я виновна.
Читайте приговор быстрей
А то и так уж сердцу больно.

Вдруг пошатнулася она,
Последний вздох в груди раздался
А приговор в руках судьи
Так не дочитанным остался.

20 сентября 1949г.

Подали гитару и звуки полились,
И песня полилась из зала суда,
И пел подсудимый, красавец-мальчишка,
А в зале немая была тишина.
Однажды на танцах я встретил девчонку,
Шутя подозвал, а она подошла.
Сначала несмело, потом потихоньку
Девчонка до дома его довела.

И вот после танцев я встретился с другом,
И друг мне тихонько-тихонько сказал:
Ты брось ту девчонку, она недостойна,
Зачем на друзей ты ее променял?
Я выхватил финку: Еще только слово...
Мой друг несуразно ее обругал,
И я замахнулся и друг пошатнулся,
И весь окровавленный, наземь упал.

Судите же, судьи, судите скорее,
Зачем я ее на друзей променял,
Только прошу вас исполнить желанье:
Вместе с тем другом положите меня.

Ну а он, подсудимый, красавец-парнишка.
Судья задает ему странный вопрос,
А он отвечает: Подайте ж гитару!
Я песней отвечу на этот вопрос.

Гитару подали, и струны запели,
И голос понесся из зала суда.
Судили парнишку совсем молодого,
А в зале немая была тишина.

Я девушку встретил в парке случайно,
Шутя подозвал ее, и она подошла,
Потом мы встречались, в любви объяснялись,
Она мне клялася, что будет верна.

Как с ней повстречался - с друзьями расстался,
А был у меня хороший дружок.
Его променял я на эту девчонку,
Ну а он удивился, поверить не смог.

И вот на аллее в том парке, случайно,
Мой друг подошел ко мне и сквозь слезы сказал:
Бросай эту девку, она недостойна,
Зачем ты друзей на нее променял?

А я отвечаю: Скажи ж еще слово...
А он проституткой ее обозвал.
Я вынул свой ножик, мой друг покачнулся
И весь окровавленный на землю упал.

Она закричала, потом убежала,
Наутро с другим я ее повстречал:
Она с кавалером выходит из ЗАГСа,
Свидетельство брака он мне показал.

Я долго не думал, нащупал свой ножик,
Вслед этой паре вдогон побежал,
Догнал на аллее, где раньше встречались,
Где нежные губы ее целовал.

Сверкнул тут мой ножик, безмолвно-кровавый,
Я ж белое платье в крови увидал,
Потом пошел к другу, лежал на земле он.
О, что я наделал..., рыдая, сказал.

И приговор дерзкий звучит над рядами,
Парнишка тот встал и сквозь слезы сказал:
Прошу об одном лишь - с дружком положите,
Он был мне как брат! И весь зал зарыдал.

А сам подсудимый - парнишка красивый.
Судья задает ему первый вопрос,
А он отвечает: Подайте гитару!
Я песней отвечу на этот вопрос.

Гитару подали и струны запели,
И слезы катились у всех на глазах.
Гулял я по парку и встретил девчонку,
Шутя, подмигнул ей, она подошла.

И долго гуляли мы с нею по парку,
Ко мне незаметно мой друг подошел:
Ты брось эту стерву, зачем тебе надо,
Зачем же ты друга на стерву сменял?

Ему я ответил: Промолви хоть слово...
А он повторил то, что раньше сказал.
И в тот же момент с перерезанным горлом
Мой друг окровавленный наземь упал.

А вскоре она с новым парнем гуляла,
С ехидной улыбкой ко мне подошла:
Прости, но с тобой я лишь так поиграла...
И под руку с ним по аллее ушла.

Я выхватил нож и за ними погнался,
Догнал у аллеи, где рос старый дуб,
Где ей на коленях в любви объяснялся,
Срывал поцелуи с ее ласковых губ.

Назвал ее имя, она обернулась,
И в грудь ей вонзился мой острый кинжал.
Судите же, судьи, меня по закону,
Я лучшего друга на шлюху сменял!

Он попросился говорить,
И судьи слово ему дали,
И речь его была полна
Тоски, и горя, и печали: 

Когда мне было десять лет,
Я от семьи родной сорвался,
Я научился воровать
И каждый день я напивался.

Когда мне было двадцать лет,
Я жил в кругу друзей любимых,
Я воровал не хуже всех
И пропивал добычу с ними. 

Однажды мы вошли в село,
Где люди тихо-мирно спали,
Мы стали грабить один дом,
А зажигать огня не стали.

Я спички взял, зажёг огонь -
О судьи, что я там увидел! -
Тогда я проклял всех богов
И сам себя возненавидел: 

Передо мной стояла мать,
В груди с кинжалом умирала,
Она давно меня ждала,
Со мной проститься ожидала.

А на полу лежал отец,
Моей рукой он был убитый,
Его холодный труп давно
Был кровью алою залитый. 

А пятилетняя сестра
В кроватке молча умирала.
Она, как рыбка без воды,
Свой нежный ротик открывала.

Когда он речь свою кончал,
Зал переполнен был печали.
Стоял он тихо и молчал,
А судьи приговор читали:

Хотя ты правду рассказал,
Мы пощадит тебя не можем —
За злодеяния твои 
Суровый приговор выносим. 

Среди бушующей толпы 
Вели к расстрелу молодого.
Он был красивый сам собой,
Но много в жизни сделал злого.

Он попросился говорить,
И судьи слово ему дали,
И речь его была полна
Тоски, и горя, и печали: 

Когда мне было десять лет,
Я от родной семьи сорвался,
Я глупым был - не понимал,
Что со шпаной тогда связался.

Когда мне было двадцать лет,
Я был среди друзей хороших,
Я научился убивать
И зашибал немало грошей.

Однажды мы вошли в село,
Где люди тихо-мирно спали,
Мы стали грабить один дом,
Но света в нём не зажигали.

Когда ж окончился грабёж
И все друзья уж уходили,
Я на минуту свет зажёг,
И что я, люди, там увидел!

Передо мной стояла мать,
В груди с кинжалом умирая,
А на полу лежал отец,
Рукой зарезан атамана.

А шестилетняя сестра
Она в кроватке умирала.
И, словно рыбка без воды,
Свой нежный ротик раскрывала.

Когда он кончил говорить,
Все стали плакать в этом зале,
Всем было парня очень жаль,
Но судьи приговор читали:

Ты нам всю правду рассказал,
Но мы ничем здесь  не можем —
За злодеяния твои 
Мы жизнь спасти тебе не можем. 

Среди бушующей толпы 
Вели к расстрелу молодого.
Он был красивый сам собой,
Но сделал в жизни много злого.

Он попросился говорить,
И судьи слово ему дали,
И речь его была полна
Тоски, и горя, и печали.

Когда мне было десять лет,
Я из семьи родной сорвался,
Я научился воровать,
И со шпаною я связался.

Когда мне было двадцать лет,
Я был в кругу друзей хороших,
Я научился убивать
И зашибал помногу грошей.

Однажды мы вошли в село,
Где люди тихо, мирно спали,
Мы стали грабить один дом,
Но света в нём не зажигали.

Когда ж окончился грабёж,
Мои друзья уж уходили,
Я на минуту свет зажёг,
О, люди, что я там увидел:

Передо мной стояла мать,
В груди с кинжалом умирая,
А на полу лежал отец,
Убит рукою атамана.

А шестилетняя сестра
В кроватке тихо умирала,
Она, как рыбка без воды,
Свой ротик чуть приоткрывала.

Когда он кончил говорить,
Весь зал наполнился слезами.
Его просили пощадить,
Но судьи приговор читали.

Хоть ты всю правду рассказал,
Мы пощадить тебя не можем.
За злодеяния твои
Мы смертный приговор выносим.

Вдали пылающий камин,
Вели к расстрелу молодого
Он был красивый сам собой,
Но много в жизни сделал злого.

Я человек и буду им всегда!
Штурвал упрямый станет мне под силу,
И я назло всем ветрам и штормам
Направлю шхуну к нужному причалу.

Друзья мои, судьбы скрывать не буду,
Правдивым быть пред вами я хочу.
Я буду петь с открытою душою,
Что мне дала судьба - я вам скажу.

Там далеко есть Родина родная,
Где жил отец, не помню я его.
И жаль одно, что в муках умирая,
Не обнял он сыночка своего.

Он с малых лет преступностью занимался
И заболел чахоткою в тюрьме.
Он молодым на каторге скончался
И все наследство передал он мне.

Чтоб легче жить - работала мамаша,
Я ж потихоньку начал воровать.
Ты будешь вором, точно, как папаша...,
Твердила мне, роняя слезы, мать.

Не слушал я мамаши наставленья
И не молился Богу пред двором,
Я исполнял судьбы своей веленья
И шел тропой, проложенной отцом.

Когда же мне семнадцать лет минуло,
И принял уж меня преступный мир,
Волною быстрою меня хлестнуло,
Я ревизором стал чужих квартир.

В ком сила есть с судьбою побороться -
Боритесь вы до самого конца.
А я ослаб, поэтому придется
Мне до конца идти тропой отца.

Огни притона заманчиво мерцают.
И трубы джаза так жалобно поют.
Там за столом мужчины совесть пропивают,
А дамы пивом заливают свою грудь.

И там в углу сидел один угрюмый
В костюме сером и кожаном пальто.
Он молод был, но жизнь его разбита.
В притон заброшен был своею он судьбой.

Малютка рос, и мать его кормила,
Сама не ест, а всё для сына берегла.
С рукой протянутой на паперти стояла,
Дрожа от холода, в лохмотьях, без платка.

Вот сын возрос, с ворами он сознался.
Стал пить-кутить, ночами дома не бывать,
И жизнь повёл в притонах и шалманах,
И позабыл он про свою старуху мать.

А мать больная лежит в сыром подвале.
Болит у матери надорванная грудь.
Она лежит в нетопленном подвале,
Не в силах руку за копейкой протянуть.

Вот скрип дверей - и двери отворились.
Вошёл в костюме и кожаном пальто,
Стал на порог, сказал лишь: Здравствуй, мама!
И больше вымолвить не смог он ничего.

А мать на локте немного приподнялась,
Глаза опухшие на сына подняла:
Ты, сын, пришёл проведать свою маму,
Так оставайся же со мною навсегда.

Нет, мама, нет, с тобой я не останусь,
Ведь мы судьбою навек разлучены:
Я - вор-убийца, чужой обрызган кровью,
Я - атаман среди разбойничьей семьи.

И он ушёл, по-прежнему угрюмый,
Чтоб жизнь пропащую в шалманах прожигать.
А мать больная навсегда осталась
В своём подвале одиноко умирать.

И вот однажды из тёмного подвала
В гробу сосновом мать на кладбище несли,
А её сына с шайкою бандитов
За преступления к расстрелу повели.

Судьба во всём большую роль играет,
И от судьбы ты далёко не уйдёшь.
Она тобою повсюду управляет:
Куда велит, туда покорно ты идёшь.

А где-то в Риме папа жил.
Вино, как воду папа пил,
Стаканы, полные вина...
Хотел бы папой быть и я!
Но он несчастный человек -
Любви не знал он целый век.
Так запрещал ему закон.
Так пусть же папой будет он!

А я различий не терплю,
Вино и девушек люблю!
А чтоб все это совместить
Студентом, братцы, надо быть!
В одной руке держу бокал,
Да так держу, чтоб не упал,
Другой сжимаю гибкий стан -
Вот я и папа, и султан!

Призадумался над песней,
Юность промелькнула вновь.
Вспомнил ту, что песню пела,
Вспомнил первую любовь.
Юность промелькнула вновь.
Вспомнил ту, что песню пела,
Вспомнил первую любовь.

Песня вольная степная
Сердце мне огнём зажгла.
Песня табора родная
Детство мне напомнила.
Сердце мне огнём зажгла.
Песня табора родная
Детство мне напомнила.

А лягу спать и что-то мне не спится,
А как усну - так милая приснится.
Там, далеко, на теплом нежном Юге,
Где в феврале цветут цветы.

А здесь пурга, тайга, зима и ветры,
А под окошком плачут и поют,
Тут начисляют хлеб на кубометры,
И по заслугам кажному дают.

Уж скоро год вот в этой самой жизни,
А с этой жизнью был я не знаком.
И на подобье хлопотливой пташки
По всем столам я лазил с котелком.

И вот теперь попал я в слабосилку,
Что ты не шлешь мне вкусную посылку.
Я не прошу чтоб было пожирней -
Пришли немного черных сухарей!

Зайди к соседу к нашему, Егорке,
Он мне по воле должен шесть рублей.
Купи ты мне на два рубля махорки,
А на четыре - черных сухарей.

          E7                Am
Писать устал. Целую тебя в лобик.
        G7                  C
Не забывай, что я живу как бобик.
A7            Dm          
   Привет из дальних лагерей
           Am
От всех товарищей-друзей,
        E7
Целую крепко-крепко,
         Am
Твой Андрей.

Припев:
Увяли розы, умчались грёзы,
И над землёю день угрюмый встаёт.
Проходят годы, но нет исходу,
И мать-старушка слёзы горькие льёт.

А я всё дозы увеличивал,
Пил и простую и Столичную,
И в дни обычные, и в праздники
Вином я жизнь свою губил.
И хоть имел я представление,
Что это есть моё падение,
Я на работу стал прогуливать
И похмеляться полюбил.

Припев.

Сын поварихи и лекальщика -
Я в детстве был примерным мальчиком.
Послушным сыном и отличником
Гордилась дружная семья.
Но мне, непьющему тогда ещё,
Попались пьющие товарищи.
На вечеринках в их компаниях
Пропала молодость моя.

Припев.

Встретила хозяйка молодая,
Как встречает близкого семья,
В горницу любезно приглашая,
Ласково смотрела на меня.

А наутро прямо спозоранку
Вышел я буланого поить,
Вижу: загрустила хуторянка
И не хочет даже говорить.

Руку подала и ни словечка,
Взглядом сердце обожгла.
Вмиг тогда с коня я снял уздечку,
Разнуздал буланого коня.

Так и не доехал я до дому,
Затерялся, словно в камыше.
Что же делать парню молодому,
Коль пришлась девчонка по душе?

Сыпал снег буланому под ноги,
В спину дул попутный ветерок,
Я ехал в долгожданную дорогу,
Заглянул погреться в хуторок.

Но расстаться суждено
Мне с непостоянством,
И рассталась я давно
С табором цыганским.
Не взяла я ничего
Из кибитки старой —
Только танец огневой
С бубном и гитарой...

Унесла навек с собой
Песен переливы,
И сыновнюю любовь
К родине любимой.
Та любовь всегда со мной,
Полыхает жаром,
Как и танец огневой
С бубном и гитарой.

Нежным пухом покрытые почки, 
Словно тут на ветвях ангелочки 
С нами праздника светлого ждут – 
В каждом доме уж создан уют! 

Ветки вербы пройдут освященье, 
А потом уже, как украшенье, 
Долго в доме их будут хранить, 
Чтоб болезнь от семьи отводить. 

Только вербу ломать я не буду – 
Приглашу я к пушистому чуду 
Всех друзей, чтоб устроить веселье 
В праздник - Вербное Воскресенье!