Весёлые там мальчики,
Девчата хороши.
Не суй им в ротик пальчики -
Записку напиши.
Там ждут суда за табаши,
Шпиляют в преферанс.
А я привык у бабушек
Раскладывать пасьянс.

Разложишь — не разложишься -
Все масти не туда.
У милой дамы рожица
Скривилась от стыда.
Все карты из газетины.
Наверно, дело в том, 
Такие уж заветины
В старинном доме том.

Пока сыграешь партию,
Узнаешь: кто и где
Создал в подполье партию,
А кто сейчас в беде.
Я стал силён в политике,
А в картах стал гроза.
Эх, братцы, помогите-ка
Нажать на тормоза.

Прошли года по полюшку -
Собрал я два рубля,
Купил билет на волюшку; 
И вот пред вами я.

На Арсенальной улице
Я помню старый дом
С широкой, тёмной лестницей,
С решётчатым окном.

Угль воркутинских шахт 
Ярким огнем горит. 
И каждый грамм угля 
Кровью зэка обмыт.
 
Сталин издал закон, 
Жестокий он, как дракон. 
Тысячи душ поглощает он, 
И ненасытен он. 

Пишет сыночку мать: 
Сыночек любимый мой, 
Знай, что Россия вся —
Это концлаг большой. 

На фронте погиб отец, 
Больная лежит сестра. 
Скоро умру и я, 
Не повидав тебя. 

Вдали по морю парус вьётся
В сияньи голубого дня...
- Скажи, моряк, ты мне любезный,
А нет ли шёлка для меня?

- Ах, как не быть такой красотке...
У нас есть разные шелка.
Есть синий, алый нежный самый,
Какой угодно для тебя?

- Мне нужен алый нежный самый,
Я для самой принцессы шью.
Так потрудися, дорогая,
Взойди на палубу мою.

Она взошла. Парус поднялся.
Моряк ей шёлку не даёт,
А про любовь страны далёкой
Он песню чудную поёт.

Под шум волны и звуки песен
Она уснула крепким сном,
А просыпается и видит
Всё море шумное кругом.

- Пусти меня, моряк, на берег.
Мне дурно от волны морской.
- Проси, что хочешь, но не это.
Я не расстануся с тобой.

- Нас три сестры. Одна за графом,
Другая герцога жена.
Я всех моложе и красивей
Простой морячкой быть должна?

Не беспокойся, дорогая,
Оставь печальные мечты.
Простой морячкой ты не будешь.
А королевой будешь ты.

Я восемь лет по морю плавал
Искал, прелестная, тебя.
Я с под Испании далёкой,
И славлюсь сыном короля.

На бульваре Гоголя назначал свидания
На скамейке крашеной, пятой от угла.
В голубые сумерки в восемь без пятнадцати
Через каждый вечер ты меня ждала.

Но однажды вечером осенью холодной
Ты сказала: - Больше я не приду, прощай!
Что ж, живи, пожалуйста, как тебе угодно
И кому угодно встречи назначай.

И душа сжимается, и внутри обида.
Что же, до свидания и счастливый путь!
Только уж, пожалуйста, станцию Опалиха
И дорогу Рижскую навсегда забуд.

Перед ним опустясь на колени,
Стоит дева младая краса.
Её взор - тоска и смущение,
По плечам распустилась коса.

Ох, зачем я тебя полюбила,
Эх, зачем я ласкала тебя,
Из-за тебя я позорная стала,
Из-за тебя позабыла отца.

Верю, верю тебе дорогая,
Что по-прежнему любишь меня,
Но я должен служить от начальства
И расстаться Маруся с тобой.

Увезут нас на поле сражений
И заставят окопы копать,
А потом нам дадут по винтовке
И заставят народ убивать.

Ох, зачем нас берут во солдаты
Угоняют на Дальний Восток.
И при чём же мы тут виноваты?
Грудью вышли на лишний вершок.

Вот уж поезд к вокзалу подходит,
Из вагонов народ уж идёт,
Офицер свою деву покинул
И поспешно вскочил в вагон.

Не успел ещё поезд отъехать,
Мёртво тело несут на руках,
И на перроне народ взволновался,
И начальник бежит сам не свой.
Его дочь от любви и измены
Под колёса легла головой.

А в вагоне ему всё не спится,
То и дело подходит к окну.
И на утро в том самом вагоне
Молодого же трупа нашли.

И скончалась их жизнь молодая
Из-за этой проклятой любви.

Ох, что ж ты врёшь, ты, окаянный малый,
Аль не тебя я видела вчерась?
Как ты с Марфушкой нашей целовался,
А на меня глядел отворотясь.

Давайте, девки, соберёмся в кучку,
Его осудим мы судом своим
И зададим ему такую взбучку,
Чтобы голов он наших не мутил.

На всей деревне нет красивше парня
Из всех женатых наших мужиков!
Люблю я Машку - ох она каналья!-
Люблю её, и больше никого.

В одиночке сырой там парнишка томился,
Он на звёзды смотрел, о свободе мечтал.
В ночь, когда все уснули, он бежал, спотыкаясь,
И дорогу ему освещала луна.

Но не спал часовой, в зоне поднял тревогу,
И патруль градом пуль догонял беглеца.
На высоком кургане его пуля настигла,
Прямо в сердце попали девять граммов свинца.

Он упал, обнимая холодную землю,
И в пустые глаза заглянула луна.
За тюремной решёткой он мечтал о свободе,
Но, видать, не сбылася мечта.

Навылыджя́са, ох, навылыджя́са ли мро ли шэро́
Ага́й, да ли ту хасёса, ту ли хасёса
Ли кана́ ли бимиро́
Дра да ли тёмно, ага́й, ну-ну-ну, дра да ли тёмно
Вэш ба-я-ро́.

Перевод:

На улице, на улице мороз идёт,
Агай, я мороза, 
Я мороза не боюсь.
В чёрную, ну-ну-ну, агай, в чёрную
Ночь большую.

Не вывезешь, ох, не вывезешь мою голову
Агай, да ли ты пропадёшь, ты пропадёшь
Теперь без меня
В тёмном, агай, ну-ну-ну, в тёмном
Большом лесу.

Припев:
На Дерибасовской в пивной гуляют, на Дерибасовсой и водку пьют, 
Ну а безденежных порой прощают, друзей своих там никогда не предают. 
На Дерибасовской в пивной гуляют, на Дерибасовсой и водку пьют, 
Ну а безденежных порой прощают там угощают, там свободою живут. 

Вот я нашёл подружку и женился, ну а с ней прожил лишь год четыре дня, 
Недолго братцы пел и веселился, она из дома выгнала меня 
Полгода я скитался на чужбине, но приобрёл недавно домик свой, 
Теперь вожу на старенькой машине красоток юных с Дерибасовской пивной

Припев.  

Три полудевочки, один роскошный мальчик, 
Который ездил побираться в город Нальчик 
И возвращался на машине марки Форда,
И шил костюмы элегантней, чем у лорда.

Походкой ровною под коммивояжера
Являлся каждый вечер фраер из надзора.
Махнув оркестру повелительно рукою,
Он говорил: Одно свиное отбивное!

Но вот вошла в пивную Роза-молдаванка,
Она была собой прелестна, как вакханка,
И с ней вошёл её всегдавишний попутчик
И спутник жизни Васька-шмаровоз.

Зашёл в пивную он с воздушным поцелуем
И предложил красотке Розе: Потанцуем!
И фраерам всем, здесь сидящим, растолкуем,
Что есть у нас салонное танго.

Держась за тухес, как за ручку от трамвая,
Он повторял: О, моя Роза дорогая,
Я вас прошу, нет — я вас просто умоляю! -
Сплясать со мной прощальное танго.

Но тут Арончик пригласил её на танец,
Он был для нас почти что иностранец,
Он пригласил её галантерейно очень
И посмотрел на Шмаровоза между прочим.

Красотка Роза танцевать-таки с ним не хотела -
Она до этого достаточно вспотела.
Но улыбнулася в ответ красотка Роза -
И раскраснелась морда Васьки-шмаровоза.

Арону он сказал в изысканной манере:
Я б вам советовал пришвартоваться к Вере,
Чтоб я в дальнейшем не обидел Вашу маму
И не испачкал кровью белую панаму.

Услышал реплику маркёр известный Моня,
Об чей хребет сломали кий в кафе Фанкони,
Побочный сын мадам Олешкер тёти Песи -
Известной бандерши в красавице Одессе.

Он подошёл к нему  походкой пеликана,
Достал визитку из жилетного кармана
И так сказал, как говорят поэты:
Я б Вам советовал беречь свои портреты.

Но наш Арончик был натурой очень пылкой:
Ударил Моню он по кумполу  бутылкой,
Официанту засадил он в тухес вилкой -
И началось салонное танго!

На Аргентину это было непохоже -
Вдвоём с приятелем мы получили тоже,
И из пивной двоих нас выкинули разом:
С огромной шишкою и с фонарём под глазом.

И вот когда мы все лежали на панели,
Арончик всё ж таки  дополз до Розанели,
И он шепнул ей, весь от страсти пламенея:
Ах, Роза, или вы не будете моею?!

Я увезу тебя в тот город Тум-Батуми,
Ты будешь кушать там кишмиш с рахат-лукуми,
И, как цыплёнка, с шиком я тебя одену,
Захочешь спать — я сам  тебя раздену!

Я, как собака, буду беречть твоё тело,
Шоб даже кошка на тебя смотреть не смела.
А чтоб не липла ни одна к тебе зараза,
Я буду в баню в год водить тебя два раза.

Я всё отдам тебе, все прелести за это,
А то ты ходишь, извините, без браслета,
Без комбинэ, без фильдекоксовых чулочек
И, как я только что заметил, без порточек.

Вот так накрылася фартовая пивная,
Где собиралася компания блатная,
Сгорели девочки — Маруся, Роза, Рая
И с ними вместе — Вася шмаровоз.

Тот Васька был вполне приличный, милый мальчик,
Который ездил побираться в город Нальчик,
И возвращался на машине марки Форда,
И шил костюмы элегантно, как у лорда.

Походкой ровною под коммивояжера
Являлся каждый вечер сам король моншера.
Махнув оркестру повелительно рукою,
Он говорил: Одно свиное отбивное!

Но вот вошла в пивную Роза Молдаванка,
Прекрасная, как тая древняя вакханка,
И с ней вошёл её всегдавишний попутчик
И спутник жизни Васька Шмаровоз.

Держась за тохес, словно ручку у трамвая,
Он говорил: О моя Роза дорогая!
Я вас прошу, нет - я вас просто умоляю
Сплясать со мной моё прощальное танго.

Но тут Аранчик пригласил её на танец,
Он был для нас тогда почти что иностранец.
Он пригласил её галантерейно очень
И посмотрел на Шмаровоза между прочим.

Красотка Роза танцевать с ним не хотела,
Она и с Ваською достаточно вспотела.
Но улыбнулася в ответ красотка Роза,
И закраснелась морда Васьки Шмаровоза.

И он сказал в изысканной манере:
Я б вам советовал пришвартоваться к Мэри,
Чтоб мне в дальнейшем не обидеть вашу маму-
И отошёл, надвинув белую панаму.

Услышал реплику маркёр известный, Моня,
О чей хребет сломали кий в кафе Бонтоне,-
Побочный сын мадам Олешкер, тёти Песи,-
Известной бандерши в красавице Одессе.

Он подошёл к нему походкой пеликана,
Достав визитку из жилетного кармана:
Я б вам советовал, как говорят поэты,
Сберечь на память о себе свои портреты.

Но тот Арончик был натурой очень пылкой
И врезал Моничку по кумполу бутылкой.
Официанту засадил он в тохес вилкой,
И началось тогда салонное танго.

На Аргентину это было не похоже.
Вдвоём с приятелем мы получили тоже.
И из пивной нас выбросили разом -
И с шишкою, и с фонарём под глазом.

Когда мы все уже лежали на панели,
Арончик всё-таки дополз до Розы с Мэри.
И он сказал, от страсти пламенея:
Ах, Роза, или вы не будете моею!

Я увезу тебя в мой город, у Батуми.
Ты будешь кушать там кишмиш, рахат-лукуми.
Я, как цыплёнка, тебя с шиком разодену,
А ночь придёт - я сам до ниточки раздену.

Я, как собака, стеречь буду твоё тело,
Чтоб даже вошка укусить тебя не смела.
А чтоб к тебе не привилась зараза,
Я в баню буду в год водить тебя два раза.

Я всё богатство дам и прелести за это,
А то ты ходишь, извиняюсь, без браслета,
Без комбине, без фильдекосовых чулочек
И, как я только что заметил, без порточек.

Давно закрылась эта славная пивная.
Не собирается компания блатная.
И где ж вы, девочки Маруся, Роза, Рая?
И где ваш спутник Васька Шмаровоз?

Он заходил туда с воздушным поцелуем
И говорил красотке Розе: Потанцуем!
И фраерам всем здесь сидящим растолкуем,
Что есть у нас салонное танго.

Держа её, как держат ручку от трамвая,
Он ей сказал: О, моя Роза дорогая!
Я вас прошу, нет я вас просто умоляю
Сплясать со мной салонное танго.

Но тут Арончик пригласил её на танец.
Он был для них почти как иностранец
Арончик пригласил галантерейно очень
И посмотрел на Шмаровоза между прочим.

Красотка Роза танцевать с ним не хотела.
Она достаточно для этого вспотела.
Но улыбнулася в ответ красотка Роза,
И покраснела морда Васьки-Шмаровоза.

Васёк сказал в изысканной манере:
Я б вам советовал пришвартоваться в сквере,
Чтобы в дальнейшем не обидеть вашу маму.
И отошёл, надвинув белую панаму.

Услышал реплику, маркёр известный, Моня,
Об чью спину сломали кий в кафе Боржоми,
Побочный сын капиталистки тёти Беси,
Известной бандерши красавицы Одессы.

Он подошёл к нему походкой пеликана,
Достав визитку из жилетного кармана:
И так сказал, как говорят поэты:
- Я б вам советовал беречь свои портреты!

Но Вася-Шмаровоз был парень пылкий -
Джентльмену наглому - по кумполу бутылкой!
Официанту засадил он в ногу вилкой,
И началось салонное танго!

На Аргентину это было не похоже,
Вдвоём с приятелем мы получили тоже.
И из пивной нас выпихнули разом -
И с шишкою на лбу, и с синяком под глазом.

И вот пока мы все лежали на панели,
Арончик всё ж таки дополз до Розанели,
И он шептал ей, весь от страсти пламенея:
- Ах, Роза! Или вы не будете моею!

Я увезу тебя в тот город Тум-Батуми,
Ты будешь кушать там кишмиш, рахат-лукуми,
Я, как цыплёнка, с шиком я тебя одену,
Захочешь спать - я сам тебя раздену.

Я, как собака, буду  бэрэчь твоё тело,
Чтоб даже вошка на тебя смотреть не смела.
Я буду в баню в год водить четыре раза,
Чтоб не пристала к тебе, моя душа, зараза.

Я всё отдам тебе, все прелести за это,
А здесь ты ходишь, извиняюсь, без браслета,
Без комбине, без фильдекосовых чулочек
И, как я только что заметил, без порточек.

И так накрылася фартовая пивная,
Где собиралася компания блатная.
Сгорели девочки Маруся, Роза, Рая
И с ними гвоздь Одессы Васька-Шмаровоз.
 
  

Три полудевки и один роскошный мальчик,
Который ездил побираться в город Нальчик,
И возвращался на машине марки Форда,
И шил костюмы элегантно, как у лорда.

Но вот вошла в пивную Роза-молдаванка.
Она была собой прелестна, как вакханка.
И к ней подсел её всегдавешний попутчик
И спутник жизни Вася Шмаровоз.

Держась за тохес, как за ручку от трамвая,
Он говорил: - Ах, моя Роза дорогая,
Я вас прошу, нет, я вас просто умоляю
Мне подарить последнее танго.

Но тут Арончик пригласил её на танец.
Он был для нас тогда совсем как иностранец.
Он пригласил её галантерейно очень
И посмотрел на Шмаровоза между прочим.

Хоть танцевать уж Роза больше не хотела,
Она и так уже порядочно вспотела,
Лишь улыбнулася в ответ красотка Роза,
И засверкала морда Васьки Шмаровоза.

Арону он сказал в изысканной манере:
- Я б вам советовал пришвартоваться к Вере,
Чтоб я в дальнейшем не обидел вашу маму,-
И прочь пошёл, поправив белую панаму.

Услышал реплику маркер известный Моня,
Об чей хребет сломали кий в кафе Фанкони,
Побочный сын мадам Олешкер, тёти Эси,
Известной бандерши в красавице Одессе.

Он подошёл к нему походкой пеликана,
Достал визитку из жилетного кармана
И так сказал ему, как говорят поэты:
- Я б вам советовал беречь свои портреты.

Но наш Арончик был натурой очень пылкой:
Он вдарил Мончика по кумполу бутылкой,
Официанту засадили в тохес вилкой -
И началось тогда прощальное танго.

На Аргентину это было не похоже.
Вдвоём с приятелем мы получили тоже,
И из пивной нас выбросили разом -
Он с шишкою, я с синяком под глазом.

На Дерибасовской закрылася пивная.
Куда девалася компания блатная?
Где наши девочки - Маруся, Роза, Рая
И с ними спутник Вася Шмаровоз?

Три полудевки и один роскошный мальчик,
Который ездил побираться в город Нальчик,
Но возвращался на машине марки Форда,
И шил костюмы элегантно, как у лорда.

Но вот вошла в пивную Роза-молдаванка.
Она была собой прелестна, как вакханка.
И к ней подсел её всегдавешний попутчик
И спутник жизни Вася Шмаровоз.

Держась её, как держат ручку у трамвая,
Он говорил: - Ах, моя Роза дорогая,
Я вас прошу, нет, я вас просто умоляю
Мне подарить поломное танго.

Потом Арончик пригласил её на танец.
Он был для нас тогда совсем как иностранец.
Он пригласил её галантерейно очень
И посмотрел на Шмаровоза, между прочим.

Хоть танцевать уж Роза больше не хотела,
Она и с Ваською порядочно вспотела,
Но улыбнулась лишь в ответ красотка Роза,
Как засверкала морда Васьки Шмаровоза.

Арону он сказал в изысканной манере:
- Я б вам советовал пришвартоваться к Вере,
Чтоб я в дальнейшем не обидел вашу маму,-
И прочь пошёл, поправив белую панаму.

Там был маркёр один, известный Моня,
Об чей хребет сломали кий в кафе Фанкони,
Побочный сын мадам Олешкер, тёти Эси,
Известной бандерши в красавице Одессе.

Он подошёл к нему походкой пеликана,
Достал визитку из жилетного кармана
И так сказал ему, как говорят поэты:-
Я б вам советовал беречь свои портреты.

Но нет, Арончик был натурой очень пылкой:
Ударил Розочку по кумполу бутылкой,
Официанту засадили вилку в бок -
На этом кончилось поломное танго.

На Аргентину это было не похоже.
Вдвоём с приятелем мы получили тоже,
И из пивной нас выбросили разом -
Он с шишкою, я с синяком под глазом.

На Дерибасовской закрылася пивная.
Ах, где же эта вся компания блатная?
Ах, где вы, девочки, Маруся, Роза, Рая,
И где ваш спутник Вася Шмаровоз?

Две полудевочки, один роскошный мальчик,
Который ездил побираться в город Нальчик,
И возвращался на машине марки Форда,
И шил костюмы элегантней, чем у лорда.

Красивей всех была там Роза с Молдаванки,
Такая гордая, как древняя гречанка,
И с нею был её всегдашний почитатель
И спутник жизни Вася - Шмаровоз.

Держа её, как держат ручку у трамвая,
Он ей сказал: О, моя Роза дорогая,
Я вас прошу, нет, я вас просто умоляю
Сплясать со мной салонное танго.

Но тут Арончик пригласил её на танец,
(Он был заика и одет, как иностранец),
Он пригласил её галантерейно очень
И посмотрел на Шмаровоза, между прочим.

Красотка Роза танцевать уж не хотела,
Она уж с Ваською порядочно вспотела.
И улыбнулася в ответ красотка Роза,
Но раскраснелась морда Васьки - Шмаровоза.

И он сказал в изысканной манере:
Я б вам советовал пришвартоваться к Вере,
Чтоб я в дальнейшем не обидел вашу маму.
И отошёл, надвинув белую панаму.

Тут подошёл к нему маркёр известный Моня,
О чей хребет сломали кий в кафе Фанкони,
Побочный сын мадам Алешкер тёти Песи,-
Известной бандерши в красавице Одессе.

Он подошёл к нему походкой пеликана,
Достал визитку из жилетного кармана
И так сказал, как говорят поэты:
Я вам советую беречь свои портреты.

Тут поднялася катавасия такая...
Передралася вся компания блатная.
Здесь били девочек Марусю, Розу, Раю
И бил их лично Вася - Шмаровоз.

Мне кажется, что скоро тоже упаду, 
Как и письмо моё, на дно конверта... 
Возможно, позже выход я другой найду, 
Взяв ярких красок жизни у мольберта... 

Меня не слышишь и совсем не замечаешь, 
А я хочу, чтоб наши встретились глаза... 
Но почему так коротка любовь земная? 
И катится меж строк письма моя слеза... 

Я достаю письмо как книги пыльный том, 
А ты сейчас чужую отворяешь дверь... 
На дне остался бледно-розовый бутон, 
Как моё сердце, он засушенный теперь... 

Когда-то был прекрасен, изнутри светился, 
Играя, мне слегка ладонь колол... 
Сейчас же в лепестковый пепел превратился, 
Напоминая прошлое, просыпался на стол...

Ранней теплой весной арестант молодой,
Он ложится на голые нары.
Засыпает он крепким мучительным сном,
Она снится ему - всех дороже...

А еще видит он удивительный сон:
Сын мятежно котенка ласкает.
У кроватки его - дорогая сидит,
Горько слезы она проливает.

Шлю проклятия всем, судьи, вам - палачам!
Не судите с плеча подсудимых!
Час коварный, быть может, наступит для вас!
И разлучит навек вас с любимой!

Снова эти крытые вагоны
И колес неровный перебой.
Снова опустевшие перроны
И собак конвойных злобный вой.

В лагерях не знают о свободе
И о ней не смеют говорить.
Там винтовки часовых на взводе
Нам свободу могут заменить.

Помнишь эти частые тревоги,
Свет прожекторов, дозор ночной?
Помнишь эти пыльные дороги,
По которым нас водил конвой?

По которым день и ночь шагали
Часовых тревожные шаги?
Помнишь ты, как нас с тобой нас встречали
В лагерях тревожные огни?

Или ты забыл на сердце рану?
Эту боль нельзя нам заглушить...
Помнишь ты окон стальные рамы?
Разве можно это все забыть...

Скоро вы увидите как летом
Васильки на поле расцветут...
Разве вы не знаете об этом -
Что цветы свободных только ждут.

Вижу степь далекую, глухую
На чужом скалистом берегу.
О тебе, родная, я тоскую,
Твой любимый образ берегу.

День и ночь проходят годы прямо.
Все забудут наши имена.
И никто не скажет, только мама
Скажет, что у сына седина.

И никто не вспомнит, только мама
Скажет, что у сына я одна.

Скажет, что мой сын еще вернется...
Тот кто любит - будет долго ждать.
Может быть, из вас кому придется
Это горе матери узнать.

Снова эти крытые вагоны
И собак конвойных злобный вой ,
Снова опустевшие перроны,                     2 раза
По которым нас водил конвой.                  /

В лагерях мечтают о свободе,
Но о ней не смеют говорить.
Автоматы часовых на взводе                    2 раза
Нам свободу могут заменить.                   /

А когда родимый сын вернется,
Мать-старушка выйдет на перрон,
Скажет — «Здравствуй, сын!» — и отвернется,    2 раза
Затаив в душе печальный стон.                 /

Бросит приготовленные розы,
Скажет: Сын, вернулся ты домой!
На глазах непрошеные слезы,                   2 раза
Потому что сын — совсем седой.                /

Годы пронесутся, словно птицы,
Позабудут наши имена.
И никто не знает, только мама,               2 раза 
Отчего у сына седина...                      /
                         
На заливе тает лед весною
И в садах деревья расцветут -
Только нас с тобою под конвоем               2 раза
На далекий Север повезут.                    /

В лагерях не знают о свободе,
Там нельзя об этом говорить,
Там винтовки часовых на взводе
Вам свободу могут заменить.
Скоро вы узнаете, как летом
Васильки на поле зацветут,
Разве мы узнаем все об этом,
Ведь цветы свободных только ждут.

День за днём года пройдут упрямо,
Все забудут наши имена,
И никто не вспомнит, только мама
Скажет, что у сына седина.
Скажет, что мой сын ещё вернётся,
Тот, кто любит, долго будет ждать.
Может быть, кому из вас придётся
Эту боль, как матери, узнать.

На заливе тает лёд весною
И деревья скоро расцветут,
Только под конвоем нас с тобою
В лагеря этапом повезут.

И подушка её горяча,
и горяч утомительный сон.
И, чернеясь, бегут по плечам
косы лентой с обоих сторон.

А вчера у окна, ввечеру,
долго, долго сидела она
и следила по тучам игру,
что, скользя, затевала луна.

И чем ярче играла луна,
и чем громче свистел соловей.
Всё бледней становилась она:
Сердце билось больней и больней.

Оттого-то на юной груди,
на ланитах так утро горит:
Не буди ты её, не буди!
На заре она сладко так спит. 

Если на гора залезть
А потом сорваться
Очень много шансов есть
С жизнею расстаться

Am
Гогия, гогия
         G
Эй, генацвали гогия
        G
Гогия, гогия
               Am
Эй, генацвали гогия

Если гость к тебе пришел
Подавай вино на стол
Если ты выпил и закусил
Ты не мужчина, ты не грузин

От тебя жена ушел
А потом опять пришел
Если ты ее впустил
Ты не мужчина, ты не грузин

Если в город ты пошел
И жена с собой не взял
Ты не мужчина, ты не грузин
Ты подохнешь как шакал

Гогия, гогия
Эй, генацвали гогия
Гогия, гогия
Эй, генацвали гогия

Черный папаха, красный рубаха
Ветер колышит яйца коня
Шел бы ты на х...й, маленький мальчик
Так посылали в ауле меня

Подарите мне кинжал
Золотая финка
Я поеду Дагестан
Танцевать лезгинка

Гогия, гогия
Эй, генацвали гогия
Гогия, гогия
Эй, генацвали гогия

На горе сидит орел
И клюет своя нога
Кровь течет с его нога
Ах какой суровый птиц

По горам лиса бежал
Перпендикулярно хвост держал
Почему он так держал?
Потому что хитрый был

На Кавказе есть гора
Маленького роста
Там еб...тся детвора
Лет под девяносто

Эй, чача наливай ДА?!

Там на кладбище так спокойненько,
Ни врагов, ни друзей не видать.
Всё культурненько, всё пристойненько,
Исключительная благодать!

Нам судьба уготована странная:
Беспокоимся ночью и днём,
И друг друга грызём на собраниях,
Надрываемся, горло дерём.

А на кладбище так спокойненько,
Ни врагов, ни друзей не видать.
Всё культурненько, всё пристойненько,
Исключительная благодать!

Ах, семья моя, свора скандальная,
Ах ты, пьяный, драчливый сосед...
Ты, квартира моя коммунальная,
Днём и ночью покоя всё нет.

А на кладбище так спокойненько,
Среди верб, тополей и берёз.
Всё культурненько, всё пристойненько,
И решён там квартирный вопрос!

Вот, к примеру, захочется выпить вам,
А вам выпить нигде не дают.
Все следят, да грозят вытрезвителем,
Да в нетрезвую душу плюют.

А на кладбище так спокойненько,
От общественности вдалеке,
Всё культурненько, всё пристойненько,
И закусочка на бугорке!

Старики, я Шекспир по призванию,
Мне б гамлетов писать бы, друзья!
Но от критиков нету признания,
От милиции нету житья.

А на кладбище по традиции
Не слыхать никого, не видать.
Нет ни критиков, ни милиции,
Исключительная благодать!

Ох, друзья мои, расскажу я вам,
Какой случай был в прошлом году,
Как на кладбище Митрофановском
Отец дочку зарезал свою.

Отец, дочь и мать жили счастливо,
Но изменчива злая судьба,
Над сироткою надсмеялася -
Мать в сырую могилу легла.

Отец дочь любил после матери,
Но недолго была благодать.
Он нашёл себе жену новую -
Надя, Надя, вот будет нам мать.

Неродная мать возненавидела
Малолетнюю крошку сперва,
Но ничем её не обидела,
Только мужу задачу дала.

Ты убей её иль в детдом отдай,
Только сделай как можно скорей,
А не сделаешь - я уйду тогда -
И одна заживу веселей.

Мысли зверские пали в голову,
Перестал отец дочку любить.
В детский дом отдать было совестно,
И решил отец дочку убить.

Жаркий день стоял, духота кругом.
Ей хотелось могилку убрать,
Ей идти с отцом не хотелося,
Но хотелось проведать ей мать.

Жаркий день стоял, пахло зеленью,
Она стала цветочки там рвать,
Сердце девочки гибель чуяло,
Вдруг отец - Надя, Надя - стал звать.

Подойди ко мне, дочка милая,
Мне тебе что-то надо сказать.
Подошла к нему, лицо бледное,
Отец дочку схватил, начал жать.

И чтоб крик её не мешал ему,
И на помощь людей не дал звать,
Блеснул нож в руках палача-отца,
И он стал свою дочь убивать.

И кровь алая по земле бежит,
И над трупом убивец стоит.
Ты, родная дочь, иди к матери,
Ты мешаешь на свете мне жить.

Вырыл ямочку неглубокую,
Туда дочь он свою положил,
Забросал скорей землёй чёрною
И быстрей домой укатил.

Он пришёл домой, будто сам не свой,
Глаза точно у зверя блестят,
На руках своих видит кровь её,
Мысли страшные в душу летят.

А жена к нему ласкается,
Будем жить теперь вечно с тобой.
Пусть лежит она там спокойненько,
Ты о дочке забудь, милый мой.

Но недолго шла жизнь весёлая,
Вдруг соседи, давай замечать,
И спросили их - где же Надечка,
Почему же её не видать.

Раз избил жену он безжалостно,
И прогнал он красотку свою.
Запер дверь на ключ, не пускал её -
Мне не надо такую жену.

Утром раненько он с лопаточкой
К Митрофаново быстро пошёл.
И ходил-бродил, как потерянный,
Пока дочки могилку нашёл.

Откопал её, истощённую,
И на травку её положил.
На колени упал, долго плакал он
И к работе своей приступил.

Смастерил ей гроб он из ящика,
Туда дочь он свою положил.
Вырыл ямочку он глубокую
И навеки её схоронил.

А потом пошёл сам в милицию
И там всё обо всём рассказал -
Как убил он дочь свою родную
И на кладбище как закопал.

А милиция поняла со слов,
И его посадили в тюрьму.
И недолго с ним там возилися,
Десять годиков дали ему.

А красавица где-то шляется,
На свиданья к нему не идёт,
А родная дочь всё является,
Днём и ночью покой не даёт.

Два креста стоят над могилою,
Это дочка и мама лежат.
Отец - зверь такой, ради женщины
Дочь родную решился убить.

Я кончаю петь рассказ жалобный,
И хочу я всем это сказать -
Как у вас умрёт жена первая,
Мать другую детям уж не брать.

Шел крупный снег и падал на ресницы вам,
Вы Северным Сияньем увлеклись.
Я подошел к вам и подал руку,
Вы, встрепенувшись, поднялись.

Я полюбил очей твоих прекрасных свет,
И сделал предложение дружить.
Вы согласились век быть со мною
И неразлучной со мной быть.

В любви и ласках быстро проходили дни,
И вот уже окончился твой срок.
Я провожал тебя до самой пристани,
Мелькнул твой беленький платок.

С твоим отъездом началась болезнь моя,
Я тосковал, я часто видел вас...
По актировкам - врачей путевкам
Я покидаю лагеря.

Я покидаю свой обжитый край навек,
А поезд уже мчит меня на юг.
И всю дорогу молю я Бога:
Приснись ты мне, мой милый друг!

Огни Ростова показались вдалеке,
К перрону меня поезд подкатил.
Тебя больную, совсем седую
Конвой к вагону подводил.

Так, здравствуй, поседевшая любовь моя!
Пусть кружится, пусть падает снежок
На берег Дона, на ветви клена,
На твой заплаканный платок.