Моё тепло для Ленинграда без остатка,
И всю душевность от брестчан, тебе послав,
На проходной чуть задержусь я для порядка.
Минуя всё, скажу, ну здравствуй, Вячеслав.

А знаешь, Слава, я скучал по Вашим стенам,
По Вашим душам, да о встрече помышлял.
И Брест дождём порою плакал откровенно,
Как будто, знаешь, брат по брату тосковал.

А мы давно с тобой сроднились, полоснули,
И сладкой патокой намазали штыки.
И наши беды нас узлами затянули,
Когда мы пальцы наши сжали в кулаки.

Накрыло огненной метелью в сорок первом,
Свинцом, железом дождь суровый полоскал.
Как Крепость Брестская держалась беспримерно,
Так Ленинград себя в блокаде прославлял.

Припев:
От Питера до Бреста, километры долгой речкой.
От Ленинграда к Бресту жизни судьбы да кресты.
50-ый скорый отстучит во мне сердечком.
Наладил так красиво мне душевные мосты.

А вот бы здорово на башню и как птица.
Черпнуть бы Слава красоты да вправить дух.
Ты расскажи мне, как живёт твоя столица,
Да панорамой сориентируй Петербург.

Потом нырнём с тобой на улицы, проспекты.
С людьми мне хочется так просто поболтать.
И где-то здесь ты ковырял свои конспекты,
Нам было нужно тропки, стёжки выбирать.

Весна украсит направление на Лугу,
И мы к тебе в садово-дачное рванём.
Водицей Оредеж ослабит нам подпругу,
Посёлок Сиверский немножечко встряхнём.

И будем рады, как мальцы вот этой встрече
Тепло душевное на выходе иметь.
Здесь очень грамотно играл скрипач-кузнечик,
Да и мне тоже будет, что сказать и спеть.

Я непременно в Беларусь Вас приглашаю,
В мои целебные пущанские места.
Сольёмся с матушкой природой,- обещаю.
Здесь дабы обрести спокойствие Христа.

Припев:
От Питера до Бреста, километры ручейками.
От Ленинграда к Бресту жизни, судьбы да кресты.
50-ый скорый отстучит во мне деньками,
Которые конечно же я соберу в года. 
 

Ресторан-Москва дал ужин, здесь халдеев я утюжил,
И плясали фраера, вовсю синячили.
Вечер вроде был хорош, не Астория, но всё ж,
А я нашёл в дыму глаза твои горячие.

Вот и как тут разогнать судьбы ненастье,
Где я с малого по тюрьмам да приютам,
Фанек-Батя мой качал срока как здрасьте,
Меня в долю беспризорную укутав.

Ты знала, кто я и вообще, и мне то на блатной козе,
К тебе подъехать на чуток не в тему кажется,
Но ты, как хрупкий мотылёк, на мой летела огонёк,
Как видно сердцу твоему я где-то глянулся.

Припев:
Здравствуй, Лена, здравствуй, Леночка.
Это значит будь здорова моя девочка.
Пусть тебе поют все птицы,
Дай же мне тобой напиться,
Милая, добрая.

Здравствуй, Лена, здравствуй, Леночка.
Будь всегда в таком цвету моя веточка.
Сложит песню тёплый ветер,
О тебе и наших детях,
Мудрая, нежная.

А он не паровозом, не конём,
А он не самолётом, не кораблём
К отцовскому дому пешком, пешком,
Хоть глоток, хоть глоточек свободы.

Припев:
Ах, как звёзды ярко горят, горят,
Ароматней воздух в сто крат, в сто крат,
И как-то мягче в травушку валиться 
И даже в родниках водиться.

Ой-ё-ё-ё-ёй, ветер повстречал,
Будто матушка гладит по плечам
И раньше соловей-то так не трогал,
Ах, вот она свобода.

Шёл брат-ветерок не цепляя тех лент,
Ему хватало в Одессе почета,
И каждый себя уважающий мент
На кармане хранил его фото.

Но пришёл денёк сахарок, да чай 
Прессуют мусора, здравствуй и прощай. 
Дела минувших лет - его тревога,
Но он идет и с ним сестра дорога. 

Но пришёл денек сахарок, да чай 
Прессуют мусора, здравствуй и прощай. 
Дела минувших лет - забила проседь,
Но он идёт и никого не просит.

Припев. 

Быть может осудят, а может простят
Служители мер и весов.
За то, что у них на запасном стоят
Вагоны тех юных грехов.

И паренёк глаза к небу поднимал,
Шел дальше и в туман утренний нырял,
И по утру росою умывался, 
Перехватил малинки, баловался.

И паренёк глаза к небу поднимал,
По солнцу-солнышку ориентир держал,
Что будет дальше с ним, Господь лишь знает,
Но идёт душою расцветает. 

Припев. 

Сегодня здесь все близкие друзья - 
Серега Бакибасов дал фуршет.
Варшава, Тула, Витебск да Москва,
Свой первый День рожденья после бед.

Припев:
Ах, молодость, все кажется и чудится, 
Что счастье подойдет и все закрутится,
А старость все скрипит и только тешится,
Все позади, браток, прости, не клеится.
Давай, сынок, мы будет настоящим дорожить
И под колено подгибать тот славный, чудный миг.

Сновали официанты лихо, без нажима и без крика,
А наличность подбивала нас на щедрости.
Мы не прочь и на бильярдах, и в пивницах, и винарнях,
Но сегодня хочется душевной верности

Листаем подмусоленный гроссбух, 
Мотив народный, арестантский стих.
В себе не скрыть, Серега молвит в слух:
Как мы давно так не цепляли миг.

Припев.

Мы фантазию будили, накрутили, намутили,
Не завидуй нам, монета бьет на два лица.
Вихрь сомненья и восторга подминает нас без торга,
Но не взять огонь в ладони, пусть умоются.

Сейчас Сергей ты в поздравлениях 
По нашей просьбе банька подойдет.
Быть может в Чернях, может в Сандунах,
Не важен прут, а важно кто как гнет.

Припев.

К морю в раз добрался, там и угол снял,
Сразу потерялся среди волн и скал.
Ищите ветра в поле, да иглы по стогам,
Пусть встретится большой привет чекистам, операм.

Припев:
Ой, ёхана бабай, быстрей денечек убегай,
Скорей годочек подомни, размой волкам все в памяти,
Ой, ёхана бабай, конечно, времени нам жаль,
Туман в архивы загляни, Господь покой всем беглым верни.

Буйный ветер срывал шапки с дымоходных труб
И кудрявил волны, и крутил тулуп.
Беспокойное море, беспокойная душа,
Каждый мент-чистопогонник ёкал, сердце сжал.

И бастрюк вдруг вспомнил адресочки, номера,
Где казенного хлебнул на Арсеналке Питера.
И малолетки Витебской тяжкие деньки,
Что 48 по Гагарина почтовый двадцать три. 

Припев.

А дни тянулись и мотали клубочки, клубки,
И театр жизни не терпел и доли шутки,
И всем раздали роли и жертв и палачей,
И кто не защищался погибал, исчез.

А бастрюк кричал и дрался: Со мной не шути,
Я ж порву, ребята, на ремни, лоскутки,
Отбивался, вгрызался, валился как сноп,
И ему Господь в награду дал надежды глоток.

Припев:
Ах, Батяня-Николай - крепка рука,
А с тобою молодцы, ох, силушка.
Ах, Батяня-Николай - голова бела, но молода,
Батяня, Батька-Николай - славный сын Дмитрия.

Волюшка зовет, зовет, да не подойти,
Кровушка течет, течет по пахоте,
То ли это смертушка без времени пришла,
А то ли это рана не глубокая,
То ли этот лютый бой умоет навсегда,
А то ли суждено братки нам встретиться.

Слово молвил, подогрел наш батек,
Душу, душеньку задел, ох, как смог,
Дело будет жаркое, ох, мои сынки,
Не видать попятную, вам враги,
Эта бойня крепкая всех наградит с лихвой,
Мужа - вдоволь кровушкой, а женушку - слезой.

Припев.

Красны стали зореньки, ой, да обожглись,
Клены да березоньки снова разошлись.
Побежали мал-мальцы по былой росе,
Возвратились молодцы, да не все.
Ох, земля, земелица приняла сынка,
Боль туманом стелится, ох, горюшко.

Здесь поднялись за тучи пики сосен могучих,
И широкие плечи богатырских дубов.
Май укрыл их плащами, что блестят под дождями,
От которых ждёт август урожая грибов.

Припев:
Тут у самой границы, глядя прямо нам в лица,
Охраняют спокойно своё царство зубры,
В перекличке олени трубят утром весенним.
Топчут тропы к озёрам барсуки и бобры.

Часто здесь можно слышать, как торфяники дышат,
И в созвучье аккордов с мягким шелестом трав,
Соловей белорусский, без особой нагрузки,
Рассыпает по веткам пол десятка октав.

Эти дивные кущи Беловежскою пущей,
Наши предки с любовной теплотой нарекли,
Зная, что на планете не найдёт даже ветер,
Благодатней и краше уголочек земли.

Припев.

Но сей край преподобный знал и лютые войны,
Здесь положены жизни многих наших бойцов.
Потому и поныне, как большую святыню,
Мы храним эту спадчину наших отцов.

Если хочется сердцем вдоволь Вам отогреться,
И влюблённость изведать, ту, что славит Завет,
Побывай в Беларуси, куда лебеди-гуси,
Как домой прилетают  с незапамятных лет.

О городе добром моём,
Конечно же, тут за брестчан,
Ох, как мы споем,
Посетив Мухавецкий причал.

Пусть знают город Брест,
И центр и окрест.
И молча Олимпийка вас к нам гонит.
Еще живет здесь та, 
Людская доброта,
И вашу душу, знаю, точно тронет.

Зная тишь Берестейских дворов,
Как ты в шуме базарном рыдал.
За долгих десять веков
Сколько ты повидал.

А как подбивал и дразнил,
Тот свет неона в ночи,
Не жалей, - говорил, - 
До конца по Московской промчи.

Там Мать-Крепость, жаль вдова, 
Благородна и мудра.
Едут свадьбы, словно дети к вам с поклоном, 
А где-то там слеза, 
И вот с Центрального
Ушёл этап столыпинским вагоном.

А в праздник народ у церквей,
И плачет в роддоме дитя,
Еще с молодых тех ногтей,
Они верят в тебя.
И в истории ты не пропал,
И на доброе хватит нам сил,
А старый еврейский квартал,
Сколько дум наносил.

Что ж пройду ещё я раз.
И на ЦУМе сверю час.
И тут же по родной бреду Советской,
Пусть быть может не бродвей, 
Но попробуй так согрей,
Беларусь, фонтан и смех весёлый детский.

Хочешь ягоду ту или гриб,
А быть может и на оборот.
А хочешь возьмем на Бугу рыб
Местных пород.

Кольцо Каменецка пройдём,
Тоску, оставив в пути, 
Давай мы на Пущу рванём
Или на Вискули.

Я не первый, не акын,
О тебе я говорил,
Помню Саша Розенбаум воспел свой Питер,
Знаю точно, он хорош, но меня не перепрёшь,
Приезжайте, вас прошу, коль не обидел.
Город тот и тот хорош, но меня не перепрёшь, 
Приезжайте в Брест услышать и увидеть.

На свидание далёкое, вечное,
Как начало жизни той - в бесконечное.
А ведь взялся корень сильно, уверенно,
Ты скажи, творец, зачем так безвременно.

И читалась всё псалтирь во сознание.
А кафизма венчана – славославием.
И ложилась нам на душу смирение,
Только память вот листала мгновения.

Там, где Лёшка верный сын, там, где Лёха брат.
Слёзы вновь дождём косым, слёзы будто град.
Там, где Нижний Новгород дышал радостью,
Там, где осень бате с матерью – радостью.
                                                       
Припев: 
Ты в молитвах наших,
Ты в делах добрых наших жив.
С нами в песнях наших,
Ты красивый, благодатный стих.
Ты на Оке – разливом,
Воздухом целебным по лесам.
Ты на Онеге – с миром,
Да молитвой по Святым местам.
Ты придёшь надеждой,
Возвернёшься верою в дома,
И рекой безбрежной
Ляжет в наши души доброта.
Но глотнём мы ветер,
С тяжкою, горючею слезой,
И себе ответим, - 
Он заслужил святой покой.

Тихо в Куркино за церковью старою,
Здесь обрёл обитель ты покаянную.
Постоим мы, помолчим да помолимся,
Помолчим, поговорим да и вспомнимся.

Как дышали одним дыхом, шли ноздря в ноздрю,
Как кипело наше лихо в не простом бою.
Как вставали паруса, дав по мачтам хруст.
Как срывались в небеса, с криком якорь пуст.

А над могилой плачут грозы с зарницами,
В вечной скорби с белоствольной сестрицею.
И облака плывут, как память красивая,
Будто давиче встречались мы в Грибово.

Мы, конечно же, все вместе увидимся,
Но чуть позже, непременно обнимемся.
Нам ещё здесь нужно дать много доброго,
За тебя и за него – преподобного.

Годы юные мои, годы славные,
Дни веселые мои, разудалые,
Положил вас на казенные полочки,
В карцерах да бурах згинули елочки.

Припев:
Ах, жизнь моя скорым поездом несется,
Вот только разницу заметьте, господа,
Этот поезд Витебск-Брест опять вернется,
Ну, а юность моя больше никогда.

Ветер весточку кинь под окно,
Скажу, батя, прости, не дослушал.
Растерял Богом дано добро,
Малолетним я горюшко скушал.

А над Витебском голубь занежился,
Да Славянский базар разутешился.
И хрусталь бьет на счастье подружечка,
Мне ж тут бей не бей, железная кружечка.

Припев.

И всплакнул паренек молодой,
Повзрослел, ковырнул раньше срока.
Закружил где-то вальс выпускной,
Под сердечко ему влез далеко.

Кто ж подмял ту траву чуть заметную,
Кто ж вернет ту весну первоцветную.
Гибнет в холод цветок, недолюбиться,
Так и молодость в тюрьмах загубится.

Припев.

Погреба тогда были полны
И Цимлянским, Бургундским напоем,
Но, а в псарнях собаки борзы,
И в конюшнях скакун был достоин.
Где те лошади, Витя, скажи,
Кто под плуг подошел, кто в подводы,
По удачливей псы – в сторожи,
Остальных – живодерам в колоды. 

Нет не плачу я, Бог упаси
Землю жаль, что сорняк не скупится,
Она ж требует плуг, ты спроси,
Да семян и воды пригубиться.

Расскажи мне, Витек, ты ж старшой,
Как рыбацкий вы кан нагружали,
Лед сдавался под строгой пишней,
Окуней да лещей вынимали.

День пришел и ты меня приобщил
В сотый раз рядим сетью немалой.
Где ж та рыба да сом, что тащил,
А быть может мне в неледь с гитарой.

Раздели со мной, Витька, тоску
Да пройдись по граненным горилкой.
Ты же знаешь, уж шесть лет не пью
Иногда все же хочется в дымку. 
 Водка ляжет, а к ней табачок
Кумарнет да отпустит ремнишки.
Раззадоримся, мил старичок,
И по памяти как те мальчишки.

Мне б туда в годы маминых рук,
В годы сказки да кашицы манной.
Может мать, где обидел я вдруг
Я б сейчас по-другому – исправно. 

Красоту ее годы сожгли,
Тяжкий труд подломил так жестоко.
Недопоняли матушку мы 
И сиротами шли в путь далекий.
Где ж, Витек, те дороги легли
В какой бойне братва поредела.
Пацаны «огоньки», «ветерки»
Вечный сон обрели, вот в чем дело.

Помнишь взял нас казачий дозор,
Подорожную нашу подмяли.
Чудно ксиву заделал Егор,
Ах, каких мастеров потеряли.

Ах, Витек, раздели грусть мою
Это скоро пройдет, ты же знаешь.
Не из слабых, еще мы в строю,
И дворнягами нас не затравишь.
Ладно, все по последней и спать
Завтра снова рюкзак и в дорогу.
Пожелаем нам всем избежать 
Лазареты, нужду и тревогу. 
 

А ты сказал как есть, без похвал - имею честь.
И я приеду, обниму при встрече. 
Пусть даже пешим и босым, пройдя несчитаны версты.
Хоть как-нибудь, приблизим эту встречу.

Припев:
И мы затянем эту песню вновь,
И соберёт костёр друзей над Доном.
И знай, сейчас не спрячется слеза за братским словом.

И пусть разбудят весь Ростов колокола,
И дарит нам тепло земля донская.
И пусть вином согреется сполна душа больная.

Что мне надо -
Кого люблю, чем дорожу и ясной песней небеса.
Тогда порядок.
Твой стих мне много значит, 
И где-то со станиц казачьих слышу голоса.

А кто сказал, что далеки, а нам б до берега реки,
И Батьке Дону расскажу, что снился.
Здесь не далече уголок, фонтан у Бори плачет и поёт,
Ну, здравствуй брат, а ты не изменился.

О себе и о судьбе и о небесах,
О себе и о беде, что я скушал сам.
Зоны детства – интернаты, и палаты, будто хаты.
Укрывали нашу детскую мечту.
Как нужда теснила детство, я вгрызался с малолетства.
В беспредельную людскую мерзлоту.

Батя тоже мой в дорогах, всё в железах да острогах,
Высылал лишь словом ветра мне, держись.
Мама тож под номерочком, где варежки носочки,
С молоком еёным взял я эту жизнь.

Так вот жили и вскормили на блатных руках.
Забурили, заклеймили в жутких рудниках.
Я вгонял овец в загоны, загружал грехи вагоны,
Но не быть другим мне, Господи, прости.
Улеглись дела на плечи, знаю в крысах не отмечен.
И на общее по мере заносил.

Припев:
Далека дорога моя – вёрсты, тяжкая нужда и удача – сёстры.
Только вот с тобой мы браток знали: слова, дела – единые мосты.
А что теперь в понятьях – на мели встали, жалкие душонки своё взяли.
Временем и бурей повалены наши кресты.

Разошлась судьба кнутами, пишет жгучими дождями,
Не кино, я брат смотрю, а жизнь живу.
Знаю, как нутро полощут, не по книгам, а на ощупь,
И что мне Господь послал в рюкзак сложу.

В прочем, ну к чему рассказ, кто чего напел.
Я же с каждым здесь из вас с одной тарелки ел.
Только что-то вот проколы, едем – разные вагоны.
Да и разные, как видно, поезда.
До хрена теперь мурчащих, только мало настоящих.
И отцов, дедов забыта правота.

Слава Богу держит сила, эта гниль не зацепила,
Не смотри, что однорукий – разгребу.
И сломать меня попробуй, закатай в асфальт-дорогу,
Я же вылезу, воскресну, доползу.

Ради Веры Православной и детей покой,
Ради Матушки Преславной выну ливер твой.
Назначай братва мне встречу, за своё всегда отвечу,
И что выдернуть сумел, - я не отдам.
Хоть в соболях я, баргузинах, хоть в каретах, лимузинах,
Или тащит меня подруку нужда.
Хоть недугами болею, чем смогу, тем подогрею.
Но таким же останусь навсегда.

Припев:
Далека дорога моя – дали, сколько лошадей за этап сняли.
Сколько на муку в жерновах – время, жгут мне душу грехи-костры.
Ох, и тяжела эта ноша – бремя, палки в колёса,- мне сучье семя.
Давит сугробами зима всё пуще, дотянуть бы брат до весны.
Ломят ветра,- мы теряем лучших, рваные носы, да больные души.
Но время пришло, брат, поднимать наши кресты.

Скоро уж обнимемся,
И взлетим под небеса,
Льётся песней голос твой,
Льётся всё: Привет, родной.

Ждёт она меня, ждёт,
Поддержи её, Господь,
Что теперь мне снег, лёд,
Ждёт она меня, ждёт,

У неё огонь в глазах,
У неё тепло в руках,
Ну, как же без неё мне,
Ну, как же не лететь к тебе.

У неё в глазах моря,
У неё в руках поля,
Ну, как же без неё мне,
Ну, как же не лететь к тебе.

Ждёт она меня, ждёт,
Это ли не чудеса.
Забивали год в год,
Схоронили небеса.

А кто ж меня счастливее,
Я вновь её по имени
Назову, ведь ты со мной,
И в мире нет такой другой.

Звенят кузнечики в полях моих,
Играют скрипки только для двоих,
И счастье с улицы на улицу,
Лишь только к нашему крыльцу.

А тихий разговор пакует дом,
И садит ту новость на мели.
Сегодня мы вместе за эти столом,
А завтра опять карусели.

Вот смотри бредет он недовольный такой,
Видно он действительно болен.
Избегая общество наше порой,
Он где-то там виснет в поклоне.

И что здесь шутить с этим котлом,
Вроде он, а вроде съели.
Сегодня мы вместе за эти столом,
А завтра опять карусели.

Наливался, наполнялся строгий бокал, 
Валерыч понимает толк в винах,
А после грянул серьезный вокал.
И вот мы по-русски красиво.

И болью всплыло время то, 
Где прадед давал на артели.
Сегодня мы вместе за эти столом,
А завтра опять карусели.

Ах, судьбинушка ты доля, я те не враг,
Не перепрешь тебя, что толку.
Санька был фартовый, зачем же ты так,
И повёз до Магадана пятерку.

И место пустует и все о нем.
Мы держим слезу еле-еле,
Сегодня мы вместе за эти столом,
А завтра опять карусели.

Без затей, из корней курился камин,
Гитара пела, а в балаганах,
Тут же хмелея от женщин и вин, 
Натура ты пропадала.

И только молю я об одном,
Что б брат не забыл акварели.
Сегодня мы вместе за эти столом,
А завтра опять карусели.

Всё что в нашей жизни происходи порой,
Имеет, конечно ж, причину,
Начало веревки влечет за собой,
Ее же конец - и кончину.

И вот я Бога прошу о том, 
Что б эти веревки просели.
Сегодня мы вместе за этим столом,
А завтра опять карусели.

А снег тихонько ворожил, он всё увидел,
Холодный ветер удружил, нас тут же сблизил.
Я руки Ваши согревал, не веря в чудо,
Откуда ж частный тот удар, взялся откуда.

Припев:
Позволь мне быть виновным в твоих бессонных ночах.
Позволь мне грусть твою, как волны провожать и встречать.
Нас снег укутал, приютил в безлюдном парке.
Январь забылся и дарил таки подарки.

Позволь мне потеряться в твоих чудесных глазах.
Позволь мне схоронить себя в твоих волосах.
Как ты безумна госпожа и королева,
Скажу тихонько я тебе: Моя ты вера.

Бесконечным был тот день, когда Вы где-то.
Ночь бессонна и трудна, я жду рассвета.
А я к тебе в тех чудных снах бежал и падал.
И вот звонок желанный тот, опять мы рядом.

Забылось всё, мы в пропасть ту так безрассудно,
Упавши в Вашу красоту, как встать мне трудно.
И Вы как будто бы не та, себе не веря,
Густы ресницы запахнув, мне себя доверив.

Припев.

А над Пертово свят месяц молодец,
К дню рожденья Макса спеет холодец.
Но не скушать нам его, терпимся в пост,
Будет стерлядь да пивко под щучий хвост.

Потеряемся здесь в муромских лесах,
Сказкой пахнет, лезут сосны в небеса.
Хоть бы месяц флорой, фауной дыхнуть
Наши жилы пусть целебного вдохнут.

Дождь над Филинским, торфяник, глинозем,
Непролазными дорогами идем.
На пределе все, ревут Лэнд-крузера,
Не сломать нас, хоть природа озорна. 

А вокруг не тронь какая благодать
Все реально, все прозрачно не сказать.
Льется день, поются песни на реке,
Волокушей парни шарят по Оке.

Костерок, друзья, душа подлечена,
Продолженье будет, как намечено.
Кулебаки ждут, мы едем на гастроль,
Пусть услышат песню про обрез стальной.

Ну, Бог выдал, накрутил восьмеряков,
Не видал таких я мест да уголков.
А провальные озера, вот где тыл
Будто истину, скажу вам, зацепил.

Как не жми, а корни тянут на себя
Этот дом, где наша бабушка жила.
Подровняли, подновили теремки,
Будет зелень, помидор да огурки.

Оставляем города да дней метель,
Мегаполисы да всяку канитель.
Бог дай разум те места не забывать,
Дай детям сюда тропку показать.
Бог дай разум наших близких не забыть,
Да и детям сюда тропочку пробить. 

За усердия мои, старателем назвали,
Намывал и вымывал, терпел уклады,
Мать-земля, прости меня, из недр я вынял чудеса
Лишь для нее одной, пойми, а мне ж не надо.

Припев:
Любимые женщины, ва-ба-ду-да,
Должны жить красиво - сказка для них,
Должны жить спокойно, ва-ба-ду-да,
Спокойно и долго, вот и весь стих.

Закат умыл мою усталость, еще чуть-чуть осталось,
Лишь терпеливые, упрямые дойдут без опоздания,
Но мне нужнее всех, пойми, Господь прости, да подсоби,
Окупит радость пусть с лихвой мои страдания,
Тебе несу, моя краса, для Вас старались мастера,
Шаль оренбургскую да баргузинский соболь,
Павло-посадские платки, обливные дубленочки
Да самовар, где хохломской узор особый. 

Припев.

Бьется, стучится сердце в твои родные дверцы,
Мне без тебя никак нельзя я точно знаю.
И к черту мытые пески, да все алмазные куски,
К чему я в пышных экипажах пропадаю.

Не нужно кушаний, ни слов, не надо свадебных бантов,
Мое чувство молчаливо, но в ответе. 
До самой выси долечу, я очень этого хочу,
Что б ты счастливей всех была на этом свете.

Припев. 

Но ты уже тогда знал, где нельзя, где можно.
Всё вгрызался, лихо шарил кодекс таможенный.
Но назло всем языкам, и прочих вещаний,
Позавидовал тебе бы сам Верещагин.

И в этой суете, ты, как ни кто имеешь доступ к доброте.
И не раз, ты знаешь, обретал себя,
Когда без лишних фраз ты выручал меня.
Там всё Михалыч, пишется, где надо там услышится.
И где-то между славой и недугом,
Я счел б за честь быть твоим другом.

Гуляли тени по воде, в твоей судьбе, хватает тоже чёрных дюжин,
И не одну ломали жизнь в чертовской лжи, но ты сумел и сдюжил.
Как выяснялось на бегу, в твоём году тринадцатый гуляет месяц.
Ты все тринадцатки в нём взял, будто обнял, и на себя, как есть повесил.

Но Господь хранит тебя от злого курсива,
И с честью имя дедова несёшь ты красиво.
И радость ляжет в жилы, гордость испытает тоже,
Отец за тебя, как и ты за него же.

Но в сотый раз кольнут, и за спиной тебя удавом назовут,
Но ты сказал, как дунул: Всё мы сможем, но,
Не будьте только крысой за моей спиной.
Там всё Михалыч, пишется, где надо там услышится.
И где-то между славой и недугом,
Я счел б за честь быть твоим другом.

Все по дорогам разошлись, но наша жизнь по хлеще скульптора ваяет.
И что творится в мастерской, мы словно в бой, законы злые принимаем.
Друзей надёжных и в цене ты выбрал не по ТНВЭДу, не по ГОСТу,
Тебе Господь их всех послал, не просто, всё это не просто.

Знаешь, Михалыч, на нужных дрожжах ты замешан,
Слабые струны людские не тешил,
И если, вдруг что-то пускай обойдется,
Коль, доброе сеешь, добром и взойдётся.

Вот кажется и всё, давай по водочке, ты только ведь её.
И быть здоровью, быть добру, да и при том,
Что бы звенела та копеечка рублём.
Там всё Михалыч, пишется, где надо там услышится.
И где-то между славой и недугом,
Я счел б за честь быть твоим другом.

Я ушёл утром раненько, я ушёл не отметился,
Лишь сказал: Прости, маменька, адресочек наметился.
Но легло так не ровно мне, и пошёл я кордонами.
И теперь на чужой земле сердце мается стонами.

Как же ты там матушка, ждёшь ли ты невестушка.
Ох, пошла судьба моя под крутой раскат.
Не вините родные за весну холодную,
И прости Россия, неслухменного сынка.

Я всё помню русая твои степи долгие,
И как песня русская, всё летит над Волгою.
Здесь крутые берега крепко грудь сдавили мне,
И кипучая вода всё гнобит меня в тоске.

Знаю, точно сбудется, всё конечно сладится,
Здесь без русской глубины мне не знавать покой.
Там когда-то маленький убегал от маменьки,
Подрастал, кудрявился малый, озорной.

Там берёзки в платьях прослезятся по весне,
И хотел бы верить я, что вы плачете по мне.
Широко перекрещусь, с Богом, знаешь легче,
И любой ценой вернусь, я с Россией венчан.

Миша крикнул: Это Гав, если я не прав - Лягавым буду.
Метрдотель, туши свечу, и задним ходом на пяту отсюда.
Вот прошёл один забор, а второй мы как ползком взяли.
За нами десять рыл, воронок чудил, крутил,
Обложили нас, как есть, а мы бежали.

Припев:
Ай - най - нари - нари - най.
Ты потом браток это вспоминай.
( ты пропесню эту не забывай)
Ай - най - нари - ури - нуй.
Начертана судьба, даже не колдуй.
( ты по болей нам кукушечка кукуй)
Ай - най - нари - нари - най.
Тут и хрен и мёд, только выбирай.
( птицу счастья словишь, не упускай)
Ай - най - нари - ури - нуй.
А будет больно, взял тихо и бинтуй.
( что там дальше в облаках, маэстро, нарисуй). 

Ну, так вот, бежали мы, и мелькали детсады и школы.
А в голове моей бардак, что было так или не так всё вспомнил.
И вроде дом построил я, и саженцев пол поля не слабых.
Вот только за детей боюсь, ведь на ноги поднять их надо.

Мысли прут со всех сторон, мы бежим, вот тёмный двор - засели.
Дурацкий смех услышал я, штаны у Мишки на два шва разделись.
Но видно нам сегодня прёт, знать тётка Витькина живёт, не плачет.
В Австралии она, богата и мила, с прекрасным именем - Удача.

Что-то вдруг послышалось, ночь упала с крыш, и я проснулся.
Ноги, уши холодны, рядом кот храпел, не шевельнулся.
Ну, так что, подумал я, иль зима или весна ворвётся.
Ты дни-то не считай, где надо подсыпай, побольше добрых дел, и нам зачтётся.

А их двадцать верховых, будто злая туча,
Что-то будут говорить, раздувая пыл.
А я плётку прихватил, ох на всякий случай,
Да за пояс уложил, пиджачком укрыл.

Эти крепкие кажись из краёв далёких,
Видно наши глянулись им степи и поля,
А я русских-то кровей, и не слаб на руки,
До зубов последних, знай, что будет молодьба.

С ними здешний комиссар, пузыри пускает,
Вот продалась крыса псам за деньги, ордена.
Брат мой тут же по славам весело гуляет,
Как-то быстро осадил краснопёрого.

Говорил какой-то кнут, он старшой по ходу,
Что нас сразу тут сотрут под весёлый свист,
А я ему: На мельницу мою не лей ты воду,
Зубы малый не лечи, я сам такой дантист.

Вижу что-то у ребят, вены набухают,
Да и в стройных-то рядах сбилось кое-что,
Знаю плётка намази, чую постреляю,
Будь что будет, Бог прости, мы же за своё.

Брат мой быстро укротил ихне красноречье,
Как-то сразу уточнил, что прошу учесть,
Это вотчина моя, сёла да заречье,
Мы без остатка и осадка растворились здесь.

Знаю, с нами был Господь, так же чист и ясен,
Обошлось, и вздохнуть смог спокойно лес.
И подались чужаки восвояси,
А мы поклонились и поцеловали крест.

Пустому мешку, ох как трудно стоять,
И пытаюсь здесь упасть на книги.
Но если глупость прёт, как жир из барана,
То Вам не быть не в Лондоне не в Риме.

Припев:
Нужда, плохая ты попутчица, ну как же без тебя.
Ты встретишь, и получаться такие фортеля,
Что ум за разум завернёт, три раза обойдя,
Но стала ты учителем для всех и для меня.

Как он жил, не тужил, рождество в горах,
А сегодня всё, прости, отплыли.
Но как он бил, воротил, голова в ногах,
А уши находили в Аргентине.

Кто счас прав, кто виноват, знает только Бог,
И по чьим законом рыба мечет.
Но чем дальше уши улетают за порог,
Тем твой закон сильнее лёг на плечи.

Как тут быть, говорить, не так уж страшен лес,
И мы с тобой найдёмся по компасу.
Что здесь ждать, выжидать сказочных чудес,
И вспоминать о прошлых деребасах.

Пустыми разговорами свободы не найти,
Ведь голова и ноги руки целы.
И знай себя подшпоривай, чтоб не на пол пути.
Ты сможешь победить, я в это верю. 

Аккуратно одет без претензий на стиль и фасон,
В отступных не замечен, в делах своих краток, правдив,
На любовь отвлекаться не смел он, таков был закон,
Но вошла в этом вечер она, как красивый мотив.

Нежный запах цветущего ландыша вился за ней 
И кисейное платье ласкало так девичий стан,
И хватало на ней финтифлюшек и редких камней,
Так плыла оправдав комплименты, а он прошептал:

Ради всех купидонов и прочих амуровых дел,
Вы представьте меня, господа, этой мадмуазель,
Не силен он в французских виршах был, но даму задел
И забилось сердечко, снежок перешел на капель.

Припев:
О, тю э мон дье, весна-краса, Вам о своей любви,
Хочу сегодня говорить красиво.
О, мон солей, о небеса, к чему тю э ма ви,
Когда со мной сейчас такое диво.
О мое солнце, небеса, к чему вся моя жизнь,
Когда со мной сейчас такое диво. 

И взметнулся тот вечер и только двоим удружил,
Дорогие и терпкие вина согрели тела,
И лихой паренек-ветерок чайку ту закружил,
Подарил ей чернильное небо полным серебра.

И по просьбе его заложили четверку гнедых, 
В ночь умчались они в васильковые те берега,
Ветер искры с костра вынимал, строил замки для них,
И на миг позабыл паренек про мороз и снега.

Их волшебные миги не знали границ и оков
И вот золоченый рассвет их сном напоил.
На любовь отвлекаться не смел он, закон был таков,
И туманом укутав ее, он растаял как дым.

Сладким был сон, но ее паучок разбудил, 
Полем ромашковым была укрыта она.
Лишь скромный листок его пару строчек хранил:
Мой адрес впиши - главпочтамт, до востребования.

Припев.

Но на зло всем врагам, а также строптивой судьбе,
Она сохранила, как есть всем известный нам штрих.
Славный родился малец и пошел по весне
И черты лишь знакомые ей застывали на миг.

И великий Творец их тела и души хранил,
Иногда все ж ходила к цыганке на карты смотреть,
Но постоянно все тот же мотив проходил,
Туз червей, девять пик - любовь и смерть.

Как-то в вечер она телевизор вцепила чуток,
И пробило на дрожь, и тут же слеза обожгла.
Расцелован свинцом, лежал паренек-ветерок
Это точно был он, ошибиться она не могла.

И считая лета, малец-ветерец рос и рос,
Кто знает, о чем ему мать говорила потом.
Лишь ветер в поля отдельную фразу донес:
На любовь отвлекать не смел он, таков был закон.