Утро встанет стеной между нами двоими.
Частых писем не шли и обратно не жди.
Меж губами моими и губами твоими
Снег идёт и бушуют дожди.

Облака под крылом заклубятся, как вата,
Непогода закроет порты на пути,
Затеряется дом твой в переулках Арбата,
И никак мне его не найти.

На Собачьей площадке собаки не лают,
Над Собачьей площадкой погасли огни,
Над Собачьей площадкой облака проплывают,

Анне Наль

>      Am                H       E
На Собачьей площадке собаки не лают,
>       Am                       G       C
Над Собачьей площадкой - небоскребов огни,
>      A7        Dm           G       C
На Собачьей площадке только кошки гуляют
>      Dm         E     Am
Да сидим мы с тобою одни.

Утро встанет стеной между нами двоими.
Частых писем не шли и обратно не жди.
Меж губами моими и губами твоими
Снег идет и бушуют дожди.

>     Hm                 C#         F#
Облака под крылом заклубятся, как вата,
>     Hm              A       D
Непогода закроет порты на пути,
>     H7     Em            A        D
Затеряется дом твой в переулках Арбата,
>     Em       F#       Am
И никак мне его не найти.

На Собачьей площадке собаки не лают,
Над Собачьей площадкой погасли огни,
Над Собачьей площадкой облака проплывают,

Не губите вы обитель, монахи,
В броневые не рядитесь рубахи,
На чело не надвигайте шеломы,-
Крестным знаменьем укроем чело мы.

Соловки - невелика крепостица,
Вам молиться бы пока да поститься,
Бить поклоны богородице-деве,-
Что шумите вы в железе и гневе?

Не суда ли там плывут? Не сюда ли?
Не воюйте вы, монахи, с государем!
На заутрене отстойте последней,-
Отслужить вам не придётся обедни.

Ветром южным паруса задышали,
Рати дружные блестят бердышами,
Бою выучены царские люди -
Никому из вас пощады не будет!

Плаха алым залита и поката.
Море Белое красно от заката.
Шёлка алого рубаха у ката,
И рукав её по локоть закатан.

Шёлка алого рубаха у ката,
И рукав её по локоть закатан.
Враз поднимется топор, враз ударит...

И спросил я у ветра: "Послушай-ка, брат,
Почему так тебе я особенно рад?
Почему всё смотрю я на след за кормой?
Почему так хочу я вернуться домой?

Я родительский дом вижу в той стороне,
Там ни ночью, ни днём свет не гасят в окне.
Утомясь от забот и не ведая сна,
Меня матушка ждёт у окна, у окна".

Шепчет ветер: "Ты слов понапрасну не трать:
Где родительский кров, там не ждёт тебя мать.
В стороне от жилья серый камень стоит,-
Мать родная твоя под тем камнем лежит".

"Ты не бей меня влёт,- эта рана сильна.
На земле меня ждёт молодая жена.
Тяжело ей в разлуке, но к ней я приду,-
Отведут её руки любую беду".

Шепчет ветер, и вторит седая волна:
"Не приветит тебя молодая жена.
Уж давно не глядит она вслед кораблю.
Всё равно,- говорит,- я его не люблю".

"Кто же тянет ко мне золотые лучи?
Кто негромко во сне окликает в ночи?
Кто назад меня манит в родные края?"
"Это песня твоя, это песня твоя..."

Сон привиделся мне наяву, наяву:
Я на судне во сне в океане плыву.
Судно на бок креня, окликая: "Постой!",

Спасибо, что петь разрешили,
Спасибо, спасибо.
Мы стали седы и плешивы
И смотрим спесиво.
Поют о другом иноверцы
С других пьедесталов.
Состарился голос, и сердце
Устало, устало.

Спасибо, что петь разрешили.
Спасибо, спасибо.
Мы не были непогрешимы,
Но благ не просили.
От мест отгремевшего боя,
Где нет обелиска,
Мы песни уносим с собою
Не близко, не близко.

Спасибо, что петь разрешили.
Но чуточку поздно.
В январской заснеженной шири
Светло и морозно.
Надолго ли нынче на свете
Погода такая?..
А песня кружится, как ветер,

Спасибо, что петь разрешили,
Спасибо, спасибо.
Мы стали седы и плешивы
И смотрим спесиво.
Поют о другом иноверцы
С других пьедесталов.
Состарился голос, и сердце
Устало, устало.

Спасибо, что петь разрешили.
Спасибо, спасибо.
Мы не были непогрешимы,
Но благ не просили.
От мест отгремевшего боя,
Где нет обелиска,
Мы песни уносим с собою
Не близко, не близко.

Спасибо, что петь разрешили.
Но чуточку поздно.
В январской заснеженной шири
Светло и морозно.
Надолго ли нынче на свете
Погода такая?..
А песня кружится, как ветер,

Я сюда не люблю возвращаться обратно,
Где ножами с берёзок снята кора,
И чернеют грязи сырые пятна
На месте погашенного костра.

Здесь от запаха пепла становится жутко,
Будто что-то в чужой подсмотрел судьбе,
Здесь стоишь, зализывая самокрутку,
Как на кладбище самому себе.

И я ускоряю шаг, проходя мимо старых стоянок,
Ускоряю шаг.
Олени идут и молчат, идут и молчат постоянно,
Дырочки в ушах.

Комары монотонно ноют,
Монотонно каюр поёт.
Пусть что было - останется за спиною,-

В стране, живущей среди войн и сыска,
Где кто берет на горло, тот и нов,
Так родилась в поэзии российской
Преславная плеяда крикунов.

Но слуховое впечатленье ложно.
Поэзия не факел, а свеча,
И слишком долго верить невозможно
Тому, кто поучать привык, крича.

Извечно время - слушатель великий.
Столетие проходит или два,
И в памяти людской стихают крики

Плывёт он в этот час ночной
Неведомо куда,
Над непрозрачной глубиной
Ведёт его звезда.
Пока в печи горят дрова
И ждёт его жена,
Пусть будет нынче голова
И цель его ясна.

Пусть над холодной зыбью вод,
Где пропадает след,
Его от стужи сбережёт
Шотландский пёстрый плед.
Пусть в этот день и в этот час
Среди ночных дорог
Его согреет, как и нас,
Шотландский тёплый грог.

Там ветры злобные свистят
И пенная вода,
И льда повисла на снастях
Седая борода.
Пока в печи горят дрова,
Собравшись за столом,
Про всех мы вспомним, но сперва
Подумаем о нём.

Пока свирепствует норд-ост
И стынет бересклет,
Провозгласим свой первый тост
За тех, кого здесь нет.
За тех, кого в чужих морях,
От милых мест вдали,
Вселяя в сердце боль и страх,
Качают корабли.

Пусть сократится долгий срок,
Что им разлукой дан.
Пусть возвратит на свой порог
Их грозный океан.
Пока в печи горят дрова
И вьюга за окном,
Запьём заздравные слова

Там, где каторжный труд...
!(А. Городницкий)

>          Am                       E
Там, где каторжный труд, там, где лес непочат,
>                          Am
В необъятной заснеженной шири,
>      Dm               Am
Наши песни поют, наши цепи звенят,
>     E                Am
Наши избы стоят по Сибири.

Не припомнит никто в этой дикой глуши
Эполеты полков и кокарды, -
Как мы молоды были и как хороши,
Лейб-гусары и кавалергарды!

Среди дымных ветров не ступились в бою
Наши острые шпаги и сабли.
За свободу мы кровь отдавали свою,
Мы чужой не пролили - ни капли.

Пусть запомнят потомки на все времена,
Добиваясь победы в сраженьи:
Не всегда для свободы победа нужна,
Ей нужнее порой пораженье.

Потому-то и тут больше века подряд,
В необъятной заснеженной шири,
Наши песни поют, наши цепи звенят,

В устье Дона стоит Танаис,
В нем веселые люди живут:
Живописец, поэт и артист
Получили прибежище тут.
Дышат тайнами давних веков,
Из цветов себе вяжут венок,
Приютил их под греческий кров
Археолог Валерий Чеснок.

Разрушениям злым вопреки
Позабытым богам на алтарь
Собирают они черепки,
Реставрируют башни, как встарь.
Всех философов древних бедней,
Беспечально живут они так
Между белых античных камней,
Между кошек, детей и собак.

Значит, все же не вечна зима,
И, с землею сровняв города,
Уничтожив людей и дома,
Беспощадная схлынет орда.
Пусть недолог твой век и жесток, -
Отвлекись от него, отвлекись:
Вновь зеленый пробьется росток,
И художник возьмется за кисть.

И на склоне ненастного дня,
В час, когда подступает беда,
Неожиданно тянет меня
Ненадолго вернуться сюда,
Где в степи раскаленной донской
Под просторным шатром синевы
Смотрит скифская баба с тоской
На зеленое море травы.

И если как-то раз, проснувшись утром,
Забыв на час о зеркале и пудре,
Ты попросила б рассказать о тундре
И лист бумаги белой я нашёл,-
Тень облака, плывущего над тундрой,
Тень птицы, пролетающей над тундрой,
И тень оленя, что бежит по тундре,
Изобразил бы я карандашом.

Потом, покончив с этим трудным делом,
Оставив место для ромашек белым,
Весь прочий лист закрасил бы я смело
Зелёной краской, радостной для глаз.
А после, выбрав кисточку потоньше
И осторожно краску взяв на кончик,
Я синим бы раскрасил колокольчик
И этим бы закончил свой рассказ.

Я повторять готов, живущий трудно,
Что мир устроен празднично и мудро.
Да, мир устроен празднично и мудро,
Пока могу я видеть каждый день
Тень облака, плывущего над тундрой,
Тень птицы, пролетающей над тундрой,
И тень оленя, что бежит по тундре,

Зевс-громовержец, людей покарай недостойных,
Путь позабывших в твои белоснежные храмы!
Всюду проклятия, крики и хриплые стоны,
Снадобий скоро не хватит, чтоб вылечить раны.
Жадно Афины следят за кровавою дракой,-
Не избежать поражения нам и полона...
Что же нам делать? Ответствуй, дельфийский оракул!
- Надо Терпандра позвать и почтить Аполлона.

Четверострунную лиру сменив семиструнной,
Чуткими пальцами тронет он струны тугие.
Песня начнётся - окончатся споры и ругань.
Братья вчера - мы сегодня друг другу враги ли?
Кончим раздоры, воспомним о собственном доме,
Брань заглушат музыкальной гармонии звуки.
Бросим мечи, от железа очистим ладони,
Для хоровода сплетём дружелюбные руки!

Кубки наполните пеннокипящею влагой,
Мрачные речи заменим напевом весёлым.
Пусть состязаются силой своей и отвагой
Лучники, копьеметатели и дискоболы.
Предотвращая разящие грозно удары,
Не иссякает мелодия струн этих тонких.
Слава Терпандру, певцу Аполлонова дара!

Там волна стирает камень,
Закипая в пене,
Там сырую соль комками
Смахивают с губ,
Там внизу под облаками
Шторм гудит осенний,
Там стоит над облаками
Остров Итуруп.

И когда зальёт вода
Круглое окошко
И покатится тайфун,
Тучи теребя,
Я ревущий океан
Полюблю немножко
И немножко научусь
Понимать тебя.

Будет осень зажигать
Медленное пламя
На крутом и на горячем
Краешке земли.
Ах, зачем боимся мы
Так своих желаний,
От штормов за остров прячась,
Словно корабли?

Не спеши переживать,
Милый мой, хороший,
Что вина не наливать
Нам в один стакан.
Не дари, прощаясь, мне
Ни цветов, ни брошек,-
Подари мне на прощанье

> Hm             F#
Лист последний на окне
>                  Hm
С тонкой ветки сброшен.
>          Em
Утро лётное вполне,
>A             D
А в глазах туман.
> H7          Em
Не дари, прощаясь, мне
> A              D
Ни цветов, ни брошек, -
> G          Em
Подари мне на прощанье
> F#      Hm
Тихий океан.

Там волна стирает камень,
Закипая в пене,
Там сырую соль комками
Смахивают с губ,
Там внизу под облаками
Шторм гудит осенний,
Там стоит над облаками
Остров Итуруп.

И когда зальет вода
Круглое окошко
И покатится тайфун,
Тучи теребя,
Я ревущий океан
Полюблю немножко
И немножко научусь
Понимать тебя.

Будет осень зажигать
Медленное пламя
На крутом и на горячем
Краешке земли.
Ах, зачем боимся мы
Так своих желаний,
От штормов за остров прячась,
Словно корабли?

Не спеши переживать,
Милый мой, хороший,
Что вина не наливать
Нам в один стакан.
Не дари, прощаясь, мне
Ни цветов, ни брошек, -
Подари мне на прощанье

Перепачкай брови сажей,
Смуглость щёк мукой замучай.
Как играть - тебе подскажут,
Как играть - тебя научат.
Травести, травести,
Ниже вырез опусти.

Утро горечью заплатит,
Перебранкой в коридоре.
Ты надень чужое платье,
Ты сыграй чужое горе.
Травести, травести,
Ты завистницам прости.

Каблучком стучи по жизни,
Из себя переезжая.
Смех чужой, слова чужие,
Дом чужой, постель чужая...
Травести, травести,

Порою ночною
Всё снится мне сон:
Дрожит подо мною
Товарный вагон,
И тонко, как дети,
Кричат поезда,
И жёлтая светит
На небе звезда...

Недолго иль длинно
На свете мне жить,-
Треблинка, Треблинка,
Я твой пассажир.
Вожусь с пустяками,
Но всё до поры:
Я камень, я камень
На склоне горы.

Плечом прижимаюсь
К сожжённым плечам,
Чтоб в марте и в мае
Не спать палачам,
Чтоб помнили каты -
Не выигран бой:
Я камень, я камень
Над их головой.

О память, воскресни,-
Не кончился бой:
Я песня, я песня

Ты мне в письмах зря не груби...
!(А. Городницкий)

>          Am                Dm
Ты мне в письмах зря не груби.
>     E                 Am
Я тебя повстречал на Оби.
>                     Dm
На Оби в Академгородке
>     E              Am
Я летел на твоей руке.
>     A7              Dm
Я летел на твоём крыле,
>       G                C E
И под нами в осенней мгле
>      Am             Dm
Просыпался машинный визг,
>       E           Am
Пробуждался Новосибирск.

Не про нас дома, не про нас.
Я напомню тебе про наст,
Про сырой песок у реки.
Снова голову запрокинь.
Отсырел песок у реки,
Снова голову запрокинь.
Как тогда, запрокинь, как тогда, -
Над тобою моя звезда.

Снова голову запрокинь,
Чтоб тебя я увидеть смог.
Не спугнут уже рыбаки
Торопливый твой шепоток.
Мы из лодки построим дом
Над мохнатым спальным мешком,
Под мохнатым спальным мешком
Будем холод встречать смешком.

Ты мне в письмах зря не груби.
Я тебя повстречал на Оби.
На Оби в Академгородке
Ты меня научила тоске.
Я один курю перед сном,
И за пыльным моим окном
Как тогда горит, как тогда,

На чужом погосте
Тебе лежать, сирота.
Усмехнёшься: "Бросьте!"-
Но будет дверь заперта.
И чужие горы
Навеки встанут на грудь.
Ты забудь свой город,
Забудь свой город, забудь!
И чужие горы
Навеки встанут на грудь.
Ты забудь свой город,

>      Hm
Ты покинь свой город,
>   Em        A        F#
Покинь свой город, покинь.
>        Hm
И как праздник - горе
>    Em   A           D   F#
Приди отметить в "Пекин".
>          Hm
Все, чем были-жили,
>   Em       A        F#
Оставь в дорожной пыли
>     Hm
И огни чужие
>     F#           Hm
В окне своем посели.

Ты, кляня погоду,
Оставь свой город, оставь.
И в чужую воду
Смотри с чужого моста.
Приезжать, как в гости,
Тебе в родные места,
На чужом погосте
Тебе лежать, сирота.

На чужом погосте
Тебе лежать, сирота.
Усмехнешься: "Бросьте!" -
Но будет дверь заперта.
И чужие горы
Навеки встанут на грудь.
Ты забудь свой город,

Приди провожать, уложившись сперва.
Моторам поклонится в пояс трава,
Кружась, поплывут под крылом острова,
Куда мы с тобою ходили.

Зелёным огнём циферблаты горят,
И где-то, наверно, под Омском,
Мы выберем наших сердец якоря
И вовсе забудем про дом свой.

А дети растут, и морщины растут,
И вновь мы с собою уносим в маршрут
Далёкое счастье коротких минут,
Когда мы с тобою вернёмся.

Тяжёлое солнце садится в залив.
Недолго мы в городе жили.
Он станет желанным и горьким вдали,
Тот запах бензина и пыли.

Приди провожать, уложившись сперва.
Моторам поклонится в пояс трава,
Кружась, поплывут под крылом острова,

Ушла любовь, и юность с нею,-
Как в шумный зал закрыли дверь,
И счёт становится яснее
Приобретений и потерь.

К последним движется пределам
Срок жизни нашей небольшой.
Как топливо сжигаем тело,
Гонясь за собственной душой.

Нет, не браню свои лета я,-
Всё впереди ещё, мой друг:
Так лес осенний, облетая,

Играю ва-банк последним рублем
Не ради любви, не ради восторга.
А чайки кричат над моим кораблем,
И тает туман над Владивостоком.

Хоть птицей заплачь, хоть волком завой,-
Ты вспомнишь в пути последнем, жестоком
Молочный туман над летней Невой
И черный туман над Владивостоком.

У края земли сижу взаперти,
Ночная вода гремит водостоком.
Сирены поют, и ветер свистит,

Гренадёр императорской гвардии, выходец из кантонистов,
Нелюбимых российских пасынков, выпала с ним судьба нам.
Не родного отечества ради был он в бою неистов,
Управляясь в часы опасности с саблей и барабаном.

Давний предок единокровный мой, фельдфебель Шимон-Черкасский,
За отвагу на поле брани орден свой получивший.
Обладатель ружья огромного и медной блестящей каски,
В девяносто четвёртом раненый, в девяносто шестом почивший.

Ах земля, где всегда не хватало нам места под облаками,
Но которую любим искренне, что там не говорите,
Ощущаю я зависть тайную, видя надгробный камень,
Где заслуги его записаны по-русски и на иврите.

И когда о последнем старте я думаю без опаски,
И стараюсь представить мысленно путь недалёкий сей свой,
Вспоминается мне лейбгвардии фельдфебель Шимон-Черкасский,
Что лежит под опавшими листьями на окраине Царскосельской.

>     Am           Dm           G               C
Кавалер Святого Георгия, фельдфебель Шимон-Черкасский,
>       F                 Dm        E             Am
Что лежит на Казанском кладбище в Царском селе осеннем,
>                      Dm         G             C
Представитель моей отверженной в этой державе касты,
>         Am             Dm        E                Am
Свой последний бивак наладивший здесь под дубовой сенью.

Гренадёр императорской гвардии, выходец из кантонистов,
Нелюбимых российских пасынков, выпала с ним судьба нам.
Не родного отечества ради был он в бою неистов,
Управляясь в часы опасности с саблей и барабаном.

Давний предок единокровный мой, фельдфебель Шимон-Черкасский,
За отвагу на поле брани орден свой получивший.
Обладатель ружья огромного и медной блестящей каски,
В девяносто четвёртом раненый, в девяносто шестом почивший.

Ах земля, где всегда не хватало нам места под облаками,
Но которую любим искренне, что там не говорите,
Ощущаю я зависть тайную, видя надгробный камень,
Где заслуги его записаны по-русски и на иврите.

И когда о последнем старте я думаю без опаски,
И стараюсь представить мысленно путь недалёкий сей свой,
Вспоминается мне лейбгвардии фельдфебель Шимон-Черкасский,