И когда я в мире безымянном
Разучусь произносить слова,
Мне бы стать листом-аэропланом
Посреди лесов твоих, Литва.

По песку бежать речушкой мелкой,
Веткою мотаться на ветру,
Над осенней огненною белкой
Дятлом барабанить поутру.

И в толпе туристов утомленных,
Согревая яблоко в руке,
Снова плыть меж берегов зелёных
По прямой асфальтовой реке.

Пусть опять в ночи, неторопливы,
Нарушают городские сны
Вечное пришёптыванье ивы,
Вечное молчание сосны.

Голос хора в мерном гуле рощи,
Листоход на медленной реке,
И мальчишка, как регулировщик,
С сыроежкой в поднятой руке.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Если вправду разрушен Рим
И от этого над горою
Пахнет ветер соленой кровью
И багровый клубится дым,
Если варвар и вправду смог,
Набирая сил понемногу,
Апеннинский тугой сапог
Натянуть на босую ногу,
И дворцовое пьют вино
Эти воры с большой дороги,
На портянки пустив сукно
Императорской алой тоги,
И не врет этот рыжий галл,
Неотвязчивый и лукавый,
Поднимая рукою правой
Золоченый чужой бокал
(На щеке его - след клейма,
Пляшет тело его от зуда.
Он оскалил гнилые зубы,
И внимает ему корчма),
Если рухнули те столбы,
Что веками держали своды, -
Это значит, что мы, рабы,
Дождались наконец свободы.
Что не станет нас жечь, как встарь,
Ежедневное чувство страха.
Каждый будет отныне - царь, -
Вот неясно, кто будет пахарь.
Это значит - плыви, плотва,
Безопасной от щук рекою!
Это значит - гуляй, братва, -
Начинается средневековье!
И задумался пилигрим,
На мгновенье забыв о Боге:
Если вправду разрушен Рим,
То куда же ведут дороги?

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

И осознал, не помню с чем в связи я,
Что непричастных в этом мире нет, -
Нас связывает всех изостазия,        (*)
Которую придумал Архимед.

В безумный этот век, где нравы дики,
И не смолкает орудийный гром,
Способен грех, пусть даже невеликий,
Баланс меж злом нарушить и добром.

И мог бы я усталою душою
Надеяться, когда бы повезло:
Моё добро, пусть даже небольшое,
Уравновесит мировое зло.

Над ветками осыпавшейся чащи
И бездорожьем млечной полосы,
Мне видятся всё явственней и чаще
Над нами вознесённые весы.

Зарница, словно вспышка фотоблитца,
Окатывает лица синевой,
И всякий раз боюсь я оступиться,
И каждый шаг я взвешиваю свой.

1995
____________________________________
*) Изостазия - равновесное состояние

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Запоет цыганский хор
Яростно и бойко.
С заметённых снегом гор
Понесется тройка.

Засвистит, как ураган,
Полушалок алый,
И России без цыган
Будто не бывало.

Ах, понять её могли,
Как никто на свете,
Неприветливой Земли
Неродные дети.

Вечно странствовать по ней,
Верить в песню свято,
Воровать всегда коней -
Никогда не злато.

Я, когда об их судьбе
Думаю до света,
Понимаю: о себе,
О себе всё это.

1974

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Беги от кумачёвых их полотен,
От храмов их, стоящих на костях.
Дурацкий спор заведомо бесплоден:
Они здесь дома - это ты в гостях.

Ледок недолгий синеват и тонок
Над омутами чёрных этих рек.
Перед тобой здесь прав любой подонок
Лишь потому, что местный человек.

Не ввязывайся в варварские игры,
Не обольщайся, землю их любя, -
Татарское немеряное иго
Сломало их, - сломает и тебя.

Беги, покуда не увязнул в рабстве.
Пусть голову не кружит ерунда
О равенстве всеобщем и о братстве:
Не будешь ты им равен никогда,

Хрипящим, низколобым, бесноватым.
Отнявшие и родину, и дом,
Они одни пусть будут виноваты
В холопстве и палачестве своём.

Не проживёшь со стадом этим вровень,
Не для тебя их сумеречный бред, -
Здесь все они родня по общей крови,
А на тебе пока что крови нет.  
  
1992

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Поэты. В тишине библиотек
Горьки стихи их и портреты хмуры.
Закреплено потомками навек
Соавторство Петрарки и Лауры.
Не возвратит бегущая вода
Былой красы недолгое величье,
Но связаны стихами навсегда
И Пушкин с Керн, и Данте с Беатриче.

Кто из двоих поэзии нужней?
Возможно ли определить без риска,
Какой из соударенных камней
Является первопричиной искры?
Что порождает музыку - струна?
А может быть, смычка прикосновенье?
Гармонии нерасторжимы звенья,
Как тень и свет, как ветер и волна.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Беженцы-листья, гонимые ветром.
В сером окне догорает звезда.
Киевской линии синяя ветка
Гонит в дождливую ночь поезда.
Снова торопит кого-то дорога,
Даль расцветив желтизною монет,
В поисках родины, в поисках Бога,
В поисках счастья, которого нет.

К югу летят перелётные птицы,
Тянутся листья за ними вослед.
В дальние страны легко им летится...
Мне только ветра попутного нет, -
Сколько бы ни сокрушался, растерян:
Время не то и отчизна не та, -
Я не из птиц, а скорей из растений -
Недолговечен полёт у листа.

Поздно бежать уже. И неохота.
Капли, не тая, дрожат на стекле.
Словно подруга печального Лота    (*)
Камнем останусь на этой земле.
Теплится утро за тёмною шторой,
И наступает пора холодов...
Слышу, как сердце тревожное вторит
Дальнему стуку ночных поездов.

1993
_______________________________________
*) Лот - библейский праведник Лот, единственный,
кого с семейством Бог пощадил при разрушении
Содома с единственным условием: не оглядывайся
назад и нигде не останавливайся в окрестности
сей, уходя из города. Жена же Лотова оглянулась
позади его, и стала соляным столпом.
(Быт, гл. 19, 15 - 26).

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Какие резоны поэту нужны,
Как должно поэта ударить,
Чтоб денег взаймы он просил у казны
И в цензоры взял Государя?

Свечи догоревшей мятущийся свет,
В осенней столице ненастье,
И пишет главе государства поэт,
Поверив разумности власти.

Потомки, мы знаем, что тщетны мечты,
Что все-таки быть катастрофе.
Мы видим смиренных посланий листы,
И гордый замученный профиль,

И дом на Фонтанке, где желчный фискал
Читал их презрительно-хмуро.
Не Пушкин с царем примиренья искал,
А Русская литература.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Без вины виноватым другим нам молиться богам бы.
В середине тридцатых пароход возвращается в Гамбург.
Пассажира седого Абрамом зовут, Соломоном?
Возвращается в дом он, а в доме воняет палёным.
Там хлебнувшие власти, задорны ещё и ершисты,
С нарукавною свастикой гордые ходят фашисты.
Не поднимешь лица там от воя тупой пропаганды.
В середине тридцатых корабль возвращается в Гамбург,
И болит голова от скрипения поданных сходней.
Рейсом Гамбург - Москва я домой улетаю сегодня,
В облаках, как в дыму, изготовивший столик к абсенту.
Вспоминать ни к чему допотопную ту киноленту.
Истекает столетие, - в мире иные повадки.
Впереди Шереметьево, - двадцать минут до посадки.
Но бормочут, как цадик, турбин монотонные гаммы:
В середине тридцатых пароход возвращается в Гамбург.

1998

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Учебники нас приучают с детства,
Что несовместны гений и злодейство,
Но приглядитесь к пушкинским стихам:
Кто автор - Моцарт или же Сальери?
И Моцарт и Сальери - в равной мере,
А может быть, в неравной, - знать не нам.

Не так уж просто выяснить порою
Соотношенье автора с героем, -
С самим собой возможен диалог.
И Медный Всадник скачет, и Евгений
По улице бежит, и грустный гений
Мицкевича все видит между строк.

Из тьмы полночной возникают лица.
Изображенье зыбкое двоится.
Коптит лампада, и перо дрожит.
Кто больше прав перед судьбою хитрой -
Угрюмый царь Борис или Димитрий,
Что мнением народным дорожит?

Не просто все в подлунном этом мире.
В нем мало знать, что дважды два - четыре,
В нем спутаны коварство и любовь.
Немного проку в вырванной цитате, -
Внимательно поэта прочитайте
И, жизнь прожив, перечитайте вновь.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Безмерно человеческое горе.
Которое бессонницею душит, -
Армянские израненные горы,
Армянские истерзанные души.

Велик Аллах, в своем безумном гневе
Долины разрывающий на части.
Созвездия, сходящиеся в небе,
Нам не сулят забвения и счастья.

Жилища человеческие шатки,
И призрачна защита ветхих кровель.
Что можем мы, - послать носки и шапки,
И два стакана жидкой нашей крови?

Не осенит незащищённый лоб наш
Господний крест, мерцающий в тумане,
Где нищенка кричит у храма злобно,
Что мы ещё беднее, чем армяне.

Не ваше ли измученное сердце
Нас учит милосердию жестоко,
Сурового Кавказа страстотерпцы,
Изгои кровожадного Востока.

1988

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                    Леониду Кушнеру

Шалея от отчаянного страха,
Непримиримой правдою горя,
Юродивый на шее рвал рубаху
И обличал на площади царя.

В стране, живущей среди войн и сыска,
Где кто берет на горло, тот и нов,
Так родилась в поэзии российской
Преславная плеяда крикунов.

Но слуховое впечатленье ложно.
Поэзия не факел, а свеча,
И слишком долго верить невозможно
Тому, кто поучать привык, крича.

Извечно время - слушатель великий.
Столетие проходит или два,
И в памяти людской стихают крики
И оживают тихие слова.

1974

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Белим холст и тешем камень
В суете извечных буден.
Родились учениками,
Таковыми и пребудем.

Пыльному подвластны ветру,
Помышляя о высоком,
День за днем в затылок мэтру
Мы смотрели жадным оком.

По пристанищам случайным,
Почитая гнев за милость,
Ремесла познали тайны,
Как учителю не снилось.

Всё известно наперёд нам,
С хваткой твёрдой, с глазом точным.
И встают в ночи полотна
Над подушкой нашей тощей.

Но, в свою не веря зрелость,
Соблюдали мы законы,
Были медленны на смелость,
Были скоры на поклоны.

Отрезали ломоть тонкий,
Молча краски растирали.
Не ищите нас, потомки, -
Мы не стали мастерами.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Низкий лоб платком замотан.
Небо в утреннем дыму.
Почему за Дон Кихотом
Едет Санчо? Почему?

Что влечет его - нажива,
Скудной жизни вопреки?
Не до жиру - быть бы живу,
Вся нажива - тумаки.

Плачет пашня по работам.
Пусто в брошенном дому.
Почему за Дон Кихотом
Едет Санчо? Почему?

Волоча худые ноги,
Мимо рощ и мимо сел
Конь плетется по дороге,
И трусит за ним осел.

Гаснет вечер над болотом,
Солнце кануло во тьму.
Почему за Дон Кихотом
Едет Санчо? Почему?

Что сулит ему удачи
За туманным рубежом?
Что отыскивает зрячий
В ослеплении чужом?

Пыль и дождь чеканят лица.
В океан бежит вода.
Рыцарь может исцелиться,
Санчо Панса - никогда.

И когда над ближней далью
Тихий грянет благовест
И уляжется идальго
Под простой тесовый крест,

На осла он влезет грузно,
По-крестьянски, не спеша,
И заноет странной грустью
Беспечальная душа.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Белого дома защитник, коллега мой славный,
Где ты сегодня? Тебя повстречаю едва ли.
Время меняется - нынче февраль, а не август.
Смолкли оркестры, цветы на могилах увяли.
Снег обметал ненадёжной свободы побеги,
В тёмном краю появляется свет ненадолго.
Не обольщайся бескровной и лёгкой победой,
Не разбирай баррикады у Белого дома.

Вязнут в ушах о недавнем геройстве былины.
Всем наплевать на смешную твою оборону.
Вслед за игрушечным заговором Катилины           (*)
Цезарь идёт, открывая дорогу Нерону.             (**)
Снова в провинции кровь потекла, как водица, -
Дым на Днестре и ненастье в излучине Дона.
Памятник этот ещё нам, дружок, пригодится -
Не разбирай баррикады у Белого дома.

Пусть говорят, что рубеж этот больше не нужен, -
Скорбь о погибших, обманутых злая досада.
Всюду измена - противник внутри и снаружи, -
Нас одолела ползучая эта осада.
Вечно добро - объясняли тебе не вчера ли?
Пообветшала наивная детская догма.
Бывший стукач обучает сегодня морали -
Не разбирай баррикады у Белого дома.

Скоро ли снова мы танковый грохот услышим,
Ранней весной или поздним засушливым летом?
В небе московском у края заснеженной крыши
Дымный закат полыхает коричневым светом.
Старых врагов незаметно сменили другие,
Сколько ни пей, эта чаша черна и бездонна.
Не изживай о победной поре ностальгии,
Не разбирай баррикады у Белого дома!

1992
__________________________________________________
*)  Катилина (ок. 108-62 до н.э.) - римский претор
    с 68 г. Неудачно пытался захватить власть с
    помощью заговора.
**) Цезарь Гай Юлий - римский диктатор.
    Нерон (37-68) - римский император, известный
    жестокостью и самодурством.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Начало просвещения в России, -
На белом фоне крест небесно-синий,
Балтийским ветром полны паруса.
Еще просторны гавани для флота,
На острове Васильевском - болота,
За Волгою не тронуты леса.

Начало просвещения в России.
Ученый немец, тощий и спесивый,
Спешит в Москву, наживою влеком.
Надел камзол боярин краснорожий.
Художник Аргунов - портрет вельможи, -
Медвежья шерсть торчит под париком.

Начало просвещения в России, -
Реформы, о которых не просили,
Наследника по-детски пухлый рот,
Безумие фантазии петровской,
Восточная неряшливая роскошь,
Боровиковский, Рокотов и Гроот.

Встал на дыбы чугунный конь рысистый.
История империи Российской
Пока еще брошюра, а не том,
Все осмотреть готовые сначала,
Мы выйти не торопимся из зала, -
Мы знаем, что последует потом.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Белой ночи колодец бездонный
И Васильевский в красном дыму.
Ностальгия - тоска не по дому,
А тоска по себе самому.

Этой странной болезнью встревожен,
Сквозь кордоны границ и таможен
Не спеши к разведённым мостам:
Век твой юный единожды прожит,
Не поможет тебе, не поможет
Возвращение к прежним местам.

На столе институтские снимки,
Где Исаакий в оранжевой дымке
И канала цветное стекло.
Не откроются эти скрижали.
Мы недавно туда приезжали,
После выпили, - не помогло.

Этот контур, знакомый и чёткий,
Эти мальчики возле решётки,
Неподвижная эта вода.
Никогда не стоять тебе с ними,
Не вернуться на старенький снимок
Никогда, никогда, никогда.

1979

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                        Я. Эйдельману

Мы снова на даче. Шиповник растет на опушке,
Где прячутся в травах грибы, что зовутся свинушки.
Прогулки вечерние и разговор перед сном
О первенстве мира по шахматам или погоде,
Опилки в канаве, кудрявый салат в огороде
И шум электрички за настежь раскрытым окном.

Сосед мой - историк. Прижав свое чуткое ухо
К минувшей эпохе, он пишет бесстрастно и сухо
Про быт декабристов и вольную в прошлом печать.
Дрожание рельса о поезде дальнем расскажет
И может его предсказать наперед, но нельзя же,
Под поезд попав, эту раннюю дрожь изучать!

Сосед не согласен - он в прошлом находит ошибки,
Читает весь день и ночами стучит на машинке,
И, переместившись на пару столетий назад,
Он пишет о сложности левых влияний и правых,
О князе Щербатове, гневно бичующем нравы,
О Павле, которого свой же убил аппарат.

Уставший от фондов и дружеских частых застолий,
Из русской истории сотню он знает историй
Не только печальных, но даже порою смешных.
Кончается лето. Идет самолет на посадку.
Хозяйка кладет огурцы в деревянную кадку.
Сигнал пионерский за дальнею рощей затих.

Историк упорен. Он скрытые ищет истоки
Деяний царей и народных смятений жестоких.
Мы позднею ночью сидим за бутылкой вина.
Над домом и садом вращается звездная сфера,
И, встав из-за леса, мерцает в тумане Венера,
Как орденский знак на портрете у Карамзина.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                           Посвящение авторам
ст. А. Городницкого              
муз. С. Терещенкова

Одиночки с гитарой теперь никому не нужны
Голоса их не громкие нынче и вовсе ослабли
Не возможно услышать дрожание тонкой струны
Там, где ныне, рокочут дуэты, хоры и ансамбли.

      Грозовая погода стоит на холодном дворе.
      На Россию с Кавказа свинцовые движутся тучи.
      Стадионы полны - двести тысяч сидит на горе...
      Им стихи не нужны: подавай солонее и круче...

И шумит на эстрадах, гитары освоивший, люд,
Раздавая, друг другу призы и почётные званья
Это Авторской песней у нас, почему-то, зовут,
Впрочем, дело, конечно, отнюдь, не в природе названья...

        Им концертные залы теперь предоставили кров
        И кричат в микрофон вдохновенно хмельные оравы,
       Но всё дальше и дальше по безлюдью Арбатских дворов
       Удаляется тихо печальная тень Окуджавы...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Бездомность Пушкина извечна и горька,
Жилья родного с детства он не помнит -
Лицейский дортуар без потолка,
Сырые потолки наёмных комнат,

Угар вина и карточной игры.
Летит кибитка меж полей и леса.
Дома - как постоялые дворы,
Коломна, Кишинёв или Одесса.

Весь скарб нехитрый возит он с собой:
Дорожный плащ, перо и пистолеты, -
Имущество опального поэта,
Гонимого стремительной судьбой.

Пристанищам случайным нет конца,
Покоя нет от чужаков суровых.
Михайловское? - Но надзор отца.
Москва, Арбат? - Но скупость Гончаровых.

Убожество снимаемых квартир:
Всё не своё, всё временно, всё плохо.
Чужой, не по летам его, мундир,
Чужая неприютная эпоха.

Последний дом, потравленный врагом,
Где тонкие горят у гроба свечи,
Он тоже снят ненадолго, внаём,
Который и оплачивать-то нечем.

Дрожащие огни по сторонам.
Февральский снег восходит, словно тесто.
Несётся гроб, привязанный к саням, -
И мертвому ему не сыщут места!

Как призрачен любой его приют! -
Их уберечь потомкам - не под силу, -
Дом мужики в Михайловском сожгут,
А немцы заминируют могилу.

Мучение застыло на челе -
Ни света, ни пристанища, ни крыши.
Нет для поэта места на Земле,
Но вероятно, нет его и выше.

1987

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Am           Dm
Когда на сердце тяжесть
   E7           Am
И холодно в груди,
                Dm
К ступеням Эрмитажа
      G7         С
Ты в сумерки приди,
     A7           Dm
Где без питья и хлеба,
     G7      С
Забытые в веках,
   Dm           Am
Атланты держат небо
    E7         Am
На каменных руках.

Держать его махину
Не мед со стороны.
Напряжены их спины,
Колени сведены.
Их тяжкая работа
Важней иных работ:
Из них ослабни кто-то -
И небо упадет.

Во тьме заплачут вдовы,
Повыгорят поля.
И встанет гриб лиловый
И кончится Земля.
А небо год от года
Всї давит тяжелей,
Дрожит оно от гуда
Ракетных кораблей.

Стоят они - ребята,
Точеные тела,
Поставлены когда-то,
А смена не пришла.
Их свет дневной не радует,
Им ночью не до сна.
Их красоту снарядами
Уродует война.

Стоят они навеки,
Уперши лбы в беду,
Не боги - человеки,
Привыкшые к труду.
И жить еще надежде
До той поры пока
Атланты небо держат
На каменных руках.

1965

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Песни западных славян
Не поют сегодня боле.
В них тоска сиротской доли
И в мужья нелюбый дан.
В них ведется бедам счет,
Словно яхонтам в шкатулке.
Мать-старушку режут турки,
По березе кровь течет.

Песни западных славян -
Ни надежды, ни просвета.
Иссушит колосья лето,
И юнак умрет от ран.
Молодой душе пропасть
В поле боя опустелом.
Волк наелся белым телом,
Ворон крови попил всласть.

Песни западных славян
Нетипичны для Европы, -
В них голодный слышен ропот,
Черный стелется туман.
Их лесной дремучий бог
Христианством лишь затронут.
Так речной не скроет омут
Тонкий временный ледок.

В песнях западных славян
Нет струны любовной тонкой, -
Рубят надвое ребенка,
Полонянок гонит хан,
Убивает сын отца,
Манит глупых небылица...
Не поют, а песня длится,
И не видно ей конца.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

А нас не любят, нас не любят,
Только ветер по морде лупит,
Закрывает её окно, -
А нам всё равно.

А нас не помнят, нас не помнят,
Наши снимки на стенах комнат -
Будто кадры в немом кино, -
А нам всё равно.

А нас забыли, нас забыли,
Просто врут для себя, что были.
Пьется в память о нас вино, -
А нам всё равно!

1962

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

За чертою оседлости горькой,
Посреди белорусских болот,
В том местечке на лысом пригорке,
Где когда-то ютился мой род,
Где нужду и лишенья терпели -
Хуже не было их на Руси, -
Иерархии жёсткой ступени
Разделяли отверженных сих.

И на дне этой черни и пыли,
На последнем ее рубеже
Музыканты и нищие были -
Дальше нету ступени уже.
Не ищу себе предка дороже,
А хочу, чтобы в прошлых веках
Затесался в родню мою тоже
Оборванец со скрипкой в руках.

Я их вижу, худых и носатых,
Размышляющих о медяках,
В долгополых кафтанах, в заплатах,
На высоких смешных каблуках
В тех шинках моего воеводства,
Где играли они до зари,
И смотрели на них с превосходством
Водовозы и золотари.

Помню с детства отцовскую фразу:
Кем угодно - но не скрипачом!
Как мне жаль, что я в жизни ни разу
Никогда не играл ни на чём!
Стану я одиноким и старым,
И судьба приплетётся за мной,
Как Бетховен, в четыре удара
Постучавшись у двери входной.

В этот час, когда дверь моя скрипнет,
Я хочу умереть налегке,
Ощущая потёртую скрипку
В потерявшей подвижность руке.

1988

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ах, зачем вы убили
                Александра Второго?
Пали снежные крылья
                на булыжник багровый.
В полном трауре свита
                спешит к изголовью.
Кровь народа открыта
                государевой кровью.

Ненавистники знати,
                вы хотели того ли?
Не сумели понять вы
                Народа и Воли.
Он в подобной заботе
                нуждался едва ли, -
Вас и на эшафоте
                мужики проклинали.

Бросьте браунинг ржавый,
                было б знать до поры вам:
Не разрушить державы
                неожиданным взрывом.
Может снег этот сонный
                лишь медленно таять.
Не спешите же, Соня,
                метальщиков ставить.

Как пошло, так и вышло:
                неустройства и войны,
Пулемётные вышки
                и крики конвойных,
Туча чёрная пыли
                над колонной суровой...
Ах, зачем вы убили
                Александра Второго?

1978

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.