Виктору Сосноре

Шорох волн набегающих слышен
И далёкое пенье трубы.
Над дворцовою острою крышей
Золочёные светят гербы.
Пол паркетный в покоях не скрипнет,
Бой часов раздаётся не вдруг.
Император играет на скрипке, -
Государство уходит из рук.

Держит строй у ограды пехота -
Государева верная рать.
Надо срочно приказывать что-то, -
Что-то можно ещё предпринять...
Спят в пруду золочёные рыбки,
Режут в кухне петрушку и лук.
Император играет на скрипке, -
Государство уходит из рук.

Приближённые в страшной тревоге,
Приближается пьеса к концу,
Приближаясь по пыльной дороге,
Кавалерия скачет к дворцу.
В голос скрипки, тревожный и зыбкий,
Посторонний вплетается звук.
Император играет на скрипке, -
Государство уходит из рук.

Блеском сабель и пламенем алым
Ненавистных пугая вельмож,
Он вернётся огнём и металлом,
На себя самого не похож.
А пока - одинокий и хлипкий, -
Завершая свой жизненный круг,
Император играет на скрипке, -
Государство уходит из рук.

1987

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Глаза закрываю и вижу:
Во мраке невидимых вод,
Как прежде, подвижный в подвижном,  (*)
Подводный кораблик плывёт.

Он будит, светящийся атом,
Глубин непрозрачный покой.
И я там когда-то, и я там
К стеклу прижимался щекой.

Меж скал ноздреватой породы
Придонное время текло.
Смотрела чужая природа
На нас через это стекло.

Там в облаке взвешенной пыли
Крутой кипяток закипал,
Лиловые гейзеры били,
Неся растворённый металл.

В расплавленном этом металле,
Где красная встала трава,
Коричневой серой питались
Таинственные существа.             (**)

Пьянея от этих открытий,
Поднявшись, мы пили вино,
Чтоб было число наших всплытий
Числу погружений равно.

И в медленном солнечном дыме,
Над темной вися глубиной,
Мы делались сами иными,
Соседствуя с жизнью иной.

1992
_____________________________________
*)  Подвижный в подвижном
    (Mobilis in mobili - лат.) - девиз
    подводной лодки Наутилус капитана Немо
    из романа Жюля Верна 80 тысяч километров
    под водой (1870).

**) имеются в виду вестиментиферы - открытые
    при глубоководных погружениях экспедицией
    Института Океанологии черви с
    бескислородным обменом веществ.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Снова ветры осенними вестниками
По дорогам идут, пыля.
Мы становимся вам ровесниками,
Наши старые учителя.

Наши влюбчивые и слабые,
Не лысеющие никак.
Всё любовь впереди была бы им, -
Что им проку в учениках?

Мы идем тропинками тесными,
Под далекими мокнем ливнями.
Вы нам кажетесь слишком честными,
Старомодными и наивными.

Мы становимся вашей песней,
Вашей завистью, вашей смутой.
Мы - своих вчерашних ровесниц
К вам ревнуем ревностью лютой.

Ничему мы у вас не учимся.
Вас любить нам совсем не просто, -
Только вместе, наверное, мучимся
Бесконечными муками роста.

И уходим с немой обидою
От мальчишеских ваших глаз,
И смертельно тому завидуем,
Что состаритесь позже нас.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Нет у нас царя - наяву и во снах.
Чудова монастыря недостойный монах,
Этой стороною бредешь или той?
Русью ли степною, лесною Литвой?

Кровью оборванцев муку замеси.
Любят самозванцев у нас на Руси -
С кем делить бы хлеб нам, судить да рядить,
После бы - чьим пеплом пушку зарядить.

Где же ты, желанный, с багряным мечом?
Дмитрием, Иваном, Петром наречем,
Чтоб стоять над кручей слаженным полком,
После - руки скручивать узким кушаком.

Царское обличье, плаха с топором, -
Сами возвеличили - сами уберем,
Мол, казните вора - и он не в счет:
Настоящий ворон летит еще...

1978

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Глядя на монумент петровский
Скульптора славного Церетели, (*)
Что над Москвою-рекой вознёсся
С храмом Христа Спасителя вровень,
Вспомнил я старинную байку,
Мне поведанную в Тбилиси,
Что император Великий Пётр
Якобы был по отцу грузином.
Версию эту в конце тридцатых
Группа историков раскопала
По материалам архивов местных,
Сохранившихся от Багратионов. (**)
Дескать, в году для грузин тяжёлом,
Тыща шестьсот семьдесят первом,
Прибыло на Москву посольство
С главным царевичем Багратионом.
У государя просить защиты
От персиян и кровавых турок,
Наших меньших истреблявших братьев,
Аки алчные сыроядцы.
Жгли окаянные басурмане
Церкви святые и поселенья,
Жен же грузинских и дев невинных,
Прежде подвергнув поруганью
И животы вспоров ножами,
После кидали на корм собакам.
А государь Алексей Тишайший (***)
Не был в ту пору в Первоперстольной, -
То ли ногайцев смирял нагайкой,
То ль города учинял на Волге,
Опустошённой злодеем Стенькой.
До возвращения государя
Прибывшее с юга посольство
Вместе с дарами разместили
Рядом с царицыным подворьем.
Был, говорят, грузин-царевич
Ликом румян и осанкой статен:
Кудри - как чёрная ночь, а зубы -
Снега белее с вершин Кавказа.
В щёлку в заборе своём высоком
Раз увидала его царица,
И покорил он женское сердце,
Не утомлённое мужней лаской.
Что у них было - никто не знает.
Ведомо только, что государя
Лето прождавшие терпеливо,
За день до его возвращенья,
Вдруг подхватились внезапно гости
И укатили обратно в горы.
Мальчик же, после того рождённый
И нареченный Петром, отличен
Был от сестры и родного брата,
Русоволосого Ивана,
Скорбного душой и телом.
Нравом упрям, волосами чёрен,
Буен в ярости и веселье,
Больше он смахивал на кавказца.
И, по свидетельству очевидцев,
Царские знаки имел подмышкой,
Как и другие Багратионы.
Подлинность данных сто раз проверив,
Жен и детей обняв напоследок,
Перекрестясь на икону тайно,
И партбилет заколов булавкой,
Стали историки собираться
В ту же Москву к самому с докладом:
Мол, исторически так сложилось,
Что у России цари - грузины.
Над куполами кремлевских храмов
С криком кружились вороньи стаи.
За потемневшим окном куранты
Пробили раз, и другой, и третий.
Сталин слушал, не перебивая, -
Только за спинами у сидящих
Взад и вперёд ходил бесшумно,
Трубку сжимая сухою ручкой.
Был невысок он, как оказалось,
С узеньким лбом и заметной плешью.
Только глаза его поражали
Нечеловеческой красотою
И гипнотической силой: кто бы
Выстоять мог перед этим взглядом?
Им показалось на миг - сейчас он
Френч распахнёт и слева подмышкой
Родинку чёрную обнаружит,
Схожую с той, что видна на шее, -
Он же разглядывал молча трубку.
Это безмолвие их сломало.
Съёжились они и поникли:
Вот он кликнет сейчас мингрела
С жирным лицом и совиным глазом
Да и прикажет их уничтожить,
Как кунака своего Лакобу. (****)
Сталин нажал на звонок, и вызвав
Секретаря, произнёс: Представить
К сталинским премиям и наградам
Без публикаций в газетах. Что же
До материалов, то материалы
Сдать и немедленно уничтожить.
Ибо, - сказал он, - необходимо
Русским хотя бы Петра оставить.
Эту историю услышав,
Я неожиданно припомнил,
Как в Бухаре в шестьдесят четвёртом
Старый еврей, который позднее
Выехал с семьёй в Израиль,
Мне доказать пытался, что Сталин
Родом еврей, потому что Джуга -
Жид по-грузински, а суффикс швили
Не у грузин, а у инородцев.
Ну, а сапожники в Закавказье
Традиционно всегда евреи.
Кто же выходит Россией правил? -
Рюрик-варяжин, Борис-татарин,
Петр-грузинец, да немка Софья,
После евреи с кавказцами вместе, -
Русских там только и не бывало.
Глянь за окно на Москву: какое
Здание здесь ни построй, назавтра
В землю оно врастает прочно,
Будто веками здесь стояло, -
Храм лютеранский, мечеть ли, церковь,
Американские небоскрёбы
Или творение Церетели,
Представивишее Петра-грузина.
Всё здесь смешалось - уклады, стили,
Кровь, языки, племена и боги,
Всё нарекает себя Россией,
Нерасторжимой теперь и присно.
Что до Петра, то вполне возможно
Был он действительно грузином.
Я, например, сомневаюсь в этом,
Ибо известно: Багратионы
Родом евреи, однако это -
Тема отдельного разговора.

1997
_______________________________________________
*) Церетели Зураб Константинович (р. 1934) -
российский художник, скульптор, автор
памятника Петру I в Москве (1996-1997),
вызвавшего неоднозначное отношение общественности.

**) Багратионы - царская династия в Грузии в 9-19 вв.

***) Алексей Тишайший - Алексей Михайлович (1629-1676) -
русский царь, отец Петра I.

****) Лакоба Нестор Аполлонович (1893-1936) - советский
государственный и партийный деятель; репрессирован.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Люблю изучать натюрморты -
Хрустальных бокалов игру,
Порядок, недвижный и мёртвый,
Черемухи, яблок и груш.

Смотрю, как в окошко за ставней,
В картинку за синим стеклом.
Весь стол до отказа заставлен,
Но нет никого за столом.

Как будто нас в летнюю пору
Позвал отдохнуть от трудов
Питух, весельчак и обжора,
Хозяин цветов и плодов.

Воспримем всё это за шутку:
Хозяин умён и красив,
Он просто ушёл на минутку,
На пиршество нас пригласив.

На фрукты, кувшины и вазы,
Музейное солнце, свети.
Предметы, не видные глазу,
Я с грустью пытаюсь найти.

Концы и начала историй,
Что бережно прячут года,
О том человеке, который
Уже не придёт никогда.

1970

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Задушили Петра,
Задушили по делу.
Не с того ли с утра
Так листва поредела?

Всюду крики ура,
И опущен шлагбаум.
Пыль уносят ветра
На Ораниенбаум.

От Фелицы, увы,
Мало нам перепало,
Воспитайте же вы
Цесаревича Павла.

Сколько все это раз
Пересказано за ночь!
Вся надежда на вас,
Граф Никита Иваныч.

Произволу конец, -
Мост опустит охрана,
Мы войдем во дворец
И прикончим тирана.

Пусть, бедою грозя,
Нам вещает Кассандра, -
За свободу, друзья,
За царя Александра!

Лейб-гусар удалой,
Испытаем судьбину:
Николая - долой!
И - виват Константину!

...На булыжниках - кровь,
Алый туз - на одежде.
На наследников вновь
Пребываем в надежде.

Снег испачкала кровь,
Туз нашит на одежде.
На наследников вновь
Пребываем в надежде.

1980

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Два города этих так странно похожи,
Так странно похожи две этих реки.
Они далеки друг от друга и все же
Они для меня неизменно близки.

Здесь птичьего зова небесные гаммы
Мешают порою весеннею спать.
Мне в Питере снова привидится Гамбург,
А в Гамбурге Питер приснится опять.

Два города этих так странно похожи.
Обоим преподали горький урок
Глубокие раны жестоких бомбежек,
Ночные сирены воздушных тревог.

Там море сурово грохочет за дамбой,
Внезапным грозя наводнением стать.
Мне в Питере снова привидится Гамбург,
А в Гамбурге Питер приснится опять.

И, кажется, жизнь повторится сначала,
И сердце как птица забьётся, когда
От берега Эльбы, от невских причалов,
Уходят, гудя, в океаны суда.

От края земного к другим берегам бы,
Дорогою дальней, и мне уплывать.
Мне в Питере снова привидится Гамбург,
А в Гамбурге Питер приснится опять.

2000

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Рукав по-летнему закатан,
Открыла ноги, как в Крыму.
А стекла вымыты закатом,
И мыть их вовсе ни к чему.

Уютен слой оконной пыли,
С ним в холода сроднились мы.
Мы акварели позабыли
За черной графикой зимы.

Но под рукой твоей тревожной,
На ткань прозрачного холста,
Наносит тряпка осторожно
Весны абстрактные цвета.

Мазки бросает вверх и вниз она:
Горит огонь на мостовой,
И зелень тоненькая вписана
В рисунок необычный твой.

Тугой травою взорван камень,
Предметы движутся вокруг.
Ты краски трогаешь руками,
И краски обретают звук,

И в мир, что в раме суетится,
Ты уплываешь, как в кино,
И темные влетают птицы
В распахнутое полотно.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

А в переулке твоём весною
Зацветает соседний сад.
А надо мною, а надо мною,
А надо мной самолёты кружат.

Ах, будет лето твоё хмельное,
Развесёлого солнца чад.
А надо мною, а надо мною,
А надо мною вороны кружат.

Ах, может, сердце твоё заноет,
Может, вспомнишь не раз, не два...
А надо мною, а надо мною
Ранний снег пробивает трава.

1962

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Если долго лежать на спине,
Успеваешь подумать о многом.
Шпиль зелёный маячит в окне,
Призывая к общению с Богом.
Медь каштана блестит поутру.
Ходят волны за близкою дамбой.
Словно мачта поёт на ветру
Славный город по имени Гамбург.
Звон соборов плывёт в стороне
Над рекою из крупповской стали.
Если долго лежать на спине,
Замечать начинаешь детали,
От внезапно покинутых дел
Собираясь навек удалиться.
Так Болконский когда-то глядел   (*)
В небо светлое Аустерлица.
Медициной немецкой спасён,       (**)
Неулыбчивый, бледный и тощий,
Я еще возвращусь, как и он,
В подмосковные чахлые рощи,
Где и сгину вдали от морей,
Проигравший на собственном поле,
От российских дурных лекарей,
От российской незавидной доли.

1997
____________________________________
*)  Болконский Андрей - персонаж романа
    Л.Н. Толстого Война и мир, по сюжету
    раненный в сражении под Аустерлицем
    (20 нояб. 1805), в котором фр. армия
    Наполеона I разбила рус.-австр. войско.

**) - в октябре 1997 г. автор перенёс
    серьёзную операцию на позвоночнике,
    сделанную в клинике Гамбурга.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Не носящие званий и рангов,
С приоткрытым от крика ртом
Мы живем среди бумерангов,
Но нечасто помним о том.

Мы судить привыкаем круто,
И от боли гудит голова:
Бьют в лицо нам где-то, кому-то
Нами брошенные слова.

Ты забыл свой поступок? Вот он –
Ежегодной встает травой.
Если выстрелил ты в кого-то,
Отползай, покуда живой!

Возвращаются пули обратно,
Возвращаются взгляды обратно,
Пристают к нам давние пятна,
Позабытые за года.

И снаряды наши возвратны,
И любови наши возвратны,
И обиды наши возвратны, -
И не спрячешься никуда.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

На Руси на деревенской
Нету места для истерик.
Милый Ленский, глупый Ленский,
Симпатичный неврастеник...
      Шум заснеженного бала
      Отгремел за поворотом.
      Можно верить в идеалы
      Только круглым идиотам.

Ах, зачем бродить по саду,
Ах, зачем искать причину?
Ей стихов твоих не надо -
Ей бы рослого мужчину.
      Слышен топот снежной бури
      По дорожному развилку.
      Ленский, Ленский, бедный дурень,
      Ты зачем полез в бутылку?

На Руси на деревенской
Нету места для истерик.
Милый Ленский, глупый Ленский,
Симпатичный неврастеник, -
      Был - и нету человека,
      Запеклась лиловым бровь...
      С девятнадцатого века
      Изживается любовь.

1965

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ещё не залили
Желтеющим воском,
Ещё на заливе
Темно и громоздко.
Под ветром сыреют
В глухое ненастье
Тяжёлые реи,
Разбухшие снасти.

Силён и уверен,
В грохочущем гаме,
Он меряет берег
Большими шагами,
И сумерки гуще
От запаха моря,
И парус распущен,
И циркуль растворен.

Он стал молодым
В этих отблесках алых,
В качаньи воды
В предвечерних каналах,
В туманах утра,
Что с рассветами спорят,
В холодных ветрах,
Ударяющих с моря.

Такого из ваты
Не склеить кусками,
Такого не спрятать
За стены кунсткамер.
Он выйдет и встанет,
Шагнув через годы,
Над всеми мостами,
Над гарью заводов.

Пусть берег качнётся,
Ветрами расстрелян,
И пусть отшатнётся
В страхе Расстрелли:
Его не вернуть
В эти рамки обратно
Таким молодым
И таким необъятным.
Пусть солнце смеётся
Над каждым кварталом,
Пусть воск перельётся
Звенящим металлом!

1949

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

По вечерам играют в домино
За крашеными длинными столами.
И смирно электрическое пламя
В плафонах, и за окнами темно.

По вечерам играют в домино,
И по доске костяшкой бьют с размаха.
Долой дела! Расстегнута рубаха.
В дороге или дома - всё равно.

Забудьте, кто выигрывал вчера,
Смешайте воедино чёт и нечет.
День на исходе. Наступает вечер -
Унылая и смутная пора.

Опять, наедине с самим собой,
Потянут сердце тоненькие нити.
Друзья, сходитесь на потешный бой,
Очки считайте, спорьте и шумите.

Пусть от раздумий смех вас охранит.
Дым папирос пусть теплится над вами.
Пусть лампы круг вас вновь соединит
За длинными широкими столами.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

А Пушкина не пустят за границу -
От А до Ю:
Ни в Лондон, ни в Венецию, ни в Ниццу,
Ни в Падую.
Не даст ему гулять по белу свету
Империя,
Поскольку у жандармов к нему нету
Доверия.

Ах, Пушкина нельзя сильней ударить.
Тоска сильна.
И пишет Пушкин письма государю
Искательно.
Окрестные губернии убоги -
Сойти с ума!
Шлагбаумы, размытые дороги -
Чума, чума...

Друзей твоих уводят по этапу.
Эх, визу бы,
Покуда к Бенкендорфу тебя в лапу   (*)
Не вызвали!
Заслужишь ты, лишь стоит постараться,
Прощение,
И власть тебе устроит с иностранцем
Общение.

1971
________________________________________
Бенкендорф Александр Христофорович (1783-1844) -
русский государственный деятель, граф, генерал
от кавалерии. Участник подавления восстания
декабристов. С 1826 года шеф жандармов и главный
начальник 3-го отделения.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ещё с утра ты бродишь заспанный,
А новый день грозит бедой,
И лист кленовый сверху на спину
Слетает жёлтою звездой.
Ещё ты, как слепой на паперти,
От власти милостыню ждёшь,
А на тебя мясник из Памяти
Тупой натачивает нож.
Чернорубашечные рати их
Идут под колокольный звон:
Не знать России демократии, -
Траву дурную с поля вон!
И не покажется фантастикой,
Когда в двухтысячном году
На Спасской башне сменит свастика
Пятиконечную звезду.

1989

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                Моей матери

Нехитрый мой багаж в дорогу собран.
Мы огрубели. Не припомнить вдруг,
Каким цветным, загадочным и добрым
Казался мир из материнских рук.

Бредя таежным необжитым краем,
К чужим мирам протягивая нить,
Не слишком ли мы быстро забываем,
Что женщина учила нас ходить?

О, детское святое нетерпенье!
Пусть снова нас очистит от грехов
Горластых птиц серебряное пенье
И медное звучание стихов.

Ударит в уши их вода живая,
Закружится от строчек голова.
Не слишком ли мы быстро забываем,
Что женщина открыла нам слова?

Опять тепло домашнего порога
Поманит нас среди ночных дорог.
Я знаю твердо: нет на свете Бога,
Но если всё же - был на свете Бог,

Рассыпан по полотнам и по строфам,
Он навсегда останется в веках
Не грозным всемогущим Саваофом,
А женщиной с ребенком на руках.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

За дачную округу поскачем весело,
За Гатчину и Лугу, в далекое село,
Где, головы льняные склоняя у огня,
Друзья мои хмельные скучают без меня.

Там чаша жженкой спелой задышит, горяча,
Там в баньке потемнелой затеплится свеча,
И ляжет - снится, что ли, - снимая грусть-тоску,
Рука крестьянки Оли на жесткую щеку.

Спешим же в ночь и вьюгу, пока не рассвело,
За Гатчину и Лугу, в далекое село!
Сгорая, гаснут свечки в час утренних теней...
Возница к Черной речке поворотил коней.

Сбежим не от испуга - противнику назло
За Гатчину и Лугу, в далекое село.
Там, головы льняные склоняя у огня,
Друзья мои хмельные скучают без меня.

1977

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ещё холодными ночами,
Под звонкою защитой льда,
В гнезде, покинутом грачами,
Ночует ранняя звезда.

Без прав на ордер и прописки
Она живет ещё, пока
Хозяева у вод каспийских
О встречный ветер рвут бока.

Но очень скоро, очень скоро
Запляшет над ветвями сор,
И будет снова брошен город
Горластым птицам на разор.

И под глумление сорочье,
Всю голубую от обид,
Они звезду погонят ночью
По самой длинной из орбит.

Ещё снежок летит не тая,
Мороз предутренний жесток,
Но звёзд разрозненные стаи
Летят на северо-восток.

1973

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Когда сосед храпит мучительно
И сны скрипят по этажу,
Включаю я увеличитель,
Фиксаж надежно развожу.

Во тьме пластмассовых кюветок
Порою позднею, ночной,
При красном марсианском свете
Возникнешь ты передо мной.

Свет продолжается и длится,
И вновь, молчание храня,
Твои бесчисленные лица
Плывут, качаясь, на меня.

Из темноты всплывая рыбкой,
Ты возвращаешься сюда.
Колдует над твоей улыбкой
Растворов черная вода.

И облик твой, струёй влекомый,
Загадочен, как образа,
И смотрит кто-то незнакомый
В твои знакомые глаза.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Пока сухая осень стоит в Ессентуках,
Деревья гнезда носят на согнутых руках,
И лист в оконной раме в стекло стучится, пьян,
И в парке вечерами танцуют под баян,

Пока сухая осень не кончилась, пока
Серебряная проседь на склоне Машука,
Где вкус соленой влаги за век не стал новей,
И листья, словно флаги, приспущены с ветвей, -

Спешите ж, отдыхая, болтать о пустяках,
Пока пора сухая стоит в Ессентуках!
Потом дожди зарядят, объявится река,
Воды седые пряди распустят облака.

Пока же стук каштана не слышен за плечом,
И даже думать странно, что мир наш обречен.
И, звезд сжигая свечи, торжественен и строг,
Горит прощальный вечер, как праздничный пирог.

1974

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Живем на природе и не замечаем природы, -
Ни жёлтой синицы на ветке, ни времени года.
Сидим поутру за разбавленным чаем,
И не замечаем,

Избрав для себя наперёд безболезненный способ
Начать относиться и к ветке, протянутой косо,
И к тёмно-багряной под ветром редеющей кроне,
Как к потусторонним.

Ах, листья берёз у песчаной промокшей дорожки,
Вам хватит, наверное, в звонкие хлопать ладошки.
Мой выход окончен последний, не надо оваций, -
Пора расставаться.

Пологие склоны лесистых окрестностей Рузы,
Где тлеют в озёрах усадеб старинные шлюзы,
Я с вами ещё, но слабеют усталые нити, -
Уж вы извините.

Ах, я и не ведал, что так незаметно и прочно
Врастаю корнями в подзол этой глинистой почвы.
Откуда берётся такая тоска в человеке
При слове навеки?

Вот в этом и дело, вот в этом-то, видно, и дело,
Что так невозможно от этих лесов поределых,
От хмурых пейзажей, что сердцу по-прежнему близки,
Уйти по-английски,

Себе отдавая отчёт, что вполне вероятно,
Сюда это все возвратится весною обратно, -
И птица на ветке, и песенка птичья про счастье...
Простите. Прощайте.

1991

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Уже не будет чистого лица.
И чистой совести не будет тоже.
Мой долгий день наполовину прожит,
А ведь казалось - нет ему конца.

Выходит - есть. И что за наважденье!
Я давний снимок отыскал как раз -
У Зимнего дворца десятый класс,
И подпись: Поздравляем с днем рожденья.

И я смотрю с улыбкою кривой
В лицо свое, чужое и родное.
Сентябрьский ветер за моей спиною.
Сентябрьский день горит на мостовой.

Еще ложится синий свет на лица,
Еще купаться позовет залив.
Под теплый сон ладошку постелив,
Колышешь ты метелочки-ресницы.

А вдалеке свистит тихонько вьюга,
И не вернется уходящий час.
И календарь обманывает нас,
Пока обманываем мы друг друга.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Продает фотограф снимки,
О горах толкует гид.
На Эльбрус, не видный в дымке,
Молча Лермонтов глядит.
Зеленеют склонов кручи,
Уходя под облака.
Как посмели вы, поручик,
Не доехать до полка?

Бронза греется на солнце,
Спят равнины зыбким сном.
Стриж стремительный несется
Над пехотным галуном.
Долг вам воинский поручен, -
Проскакав полтыщи верст,
Как посмели вы, поручик,
Повернуть на Пятигорск?

Пикники и пьянки в гроте,
Женщин томные глаза...
Ваше место - в вашей роте,
Где военная гроза.
Там от дыма небо серо,
Скачут всадники, звеня.
Недостойно офицера
Уклоняться от огня.

Ах, оставьте скуку тыла
И картежную игру!
Зря зовет вас друг Мартынов
Завтра в гости ввечеру.
На курорте вы не житель,
В деле было бы верней.
Прикажите, прикажите
Поутру седлать коней!

1974

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.