РЕКВИЕМ СЕРЕБРЯНОМУ ВЕКУ

Колба времени треснула. Каплет
Ртуть на кафель полсотни лет кряду.
За кулисами мечется Гамлет,
Хриплым голосом требует яду.

Монолог - и обрыв с полуслова,
Выгребная зловещая яма -
Беспокойный приют Гумилева,
Безымянный приют Мандельштама...

Ни креста, ни погоста, ни свечки.
Любо видеть свинцовому веку,
Как текут наши Черные речки
И сливаются в Черную реку:

Декорации, книги, картины...
И нахмурив белесые брови,
Пражский Рыцарь с чертами Марины
По убогой Елабуге бродит,

Что-то ищет, а что - непонятно:
То ли тени вокруг, то ли люди.
В колбе треснувшей Время иссякло.
Лишь на кафеле - капельки ртути.

декабрь 1995.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Розовеет по сопкам багульник
Там, где речек таёжных истоки.
Может, был бы и я богохульник,
Не на Дальнем родившись Востоке.

Может быть, не объехал полмира,
Если б жил где-нибудь в Ставрополье.
Ну, а так на амурского тигра
Я любуюсь, - и мы с ним на воле!

        Амба!  Государь земли таёжной!
        Шкурой  рисковать, но жить по полной!
        Амба!  Разойдёмся осторожно
        Там, где  речка Кема гонит волны.

Для тайги все мы – люди с тобою.
Ты – хозяин в краю своём вольном,
А я арсеньевской узкой тропою
Вслед иду за охотником-гольдом.

Костровище да старый валежник,
Красота Беневских водопадов –
Слава Богу, здесь всё, как и прежде.
Свой закон амба держит как надо.

        Амба!  Мы с тобой – родня по крови:
        В песне я, как ты в тайге, свободен.
        Амба!  Браконьеры, кто нас ловит.
        Нам ли  быть добычей на охоте?

Розовеет по сопкам багульник
Там, где речек таёжных истоки.
Может, был бы и я богохульник,
Не на Дальнем родившись Востоке.

Может быть, я бы верил в Мамону,
Поклоняясь богам из металла...
Но держу я в руках, как икону,
Тишину в облаках перевала.

Июль 2009.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Рождественский сумрак в каминной золе,
Свеча сиротливо ссутулена.
Две книги живут у меня на столе -
Ахматова и Ахмадулина.

Со звоном кандальным на тонких руках
Браслеты. Затем ли вы грезили
Крылами - двумя междометьями ах,
Два ангела русской поэзии?..

Декабрь 1996.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Мои товарищи поют
В столице или на краю
Земли и неба.
Кто в коммунальной, кто в своей
Норе без окон и дверей
Живёт – не тужит,
Кто жизнь тащит на горбу,
А кто-то разделил судьбу
Бориса, Глеба...
Их голоса зачехлены,
Но и оттуда звон струны
Ничуть не глуше.

Мои товарищи не спят,
Поскольку – вечный неформат
Для лож Прокруста.
Один хрипел на целый свет.
И хоть его давно уж нет,
Он петь не бросил.
Другому нипочём года,
И в его залах никогда
Не будет пусто.
А третий рвался на рожон
И, пулей в сердце поражён,
Умчался в осень...

На морском берегу
Мы ловили ветра,
Ожидая хорошей погоды.
Сорок лет на бегу.
Где же наша пора –
Туз козырный из новой колоды?

Где очаг на холсте,
Прикрывающем дверь
За кулисы Большого театра?
В каждом жёлтом листе –
Доля горьких потерь,
Но за флагманом - наша эскадра.

Мои товарищи живут,
И выбор - пряник или кнут –
Для них не выбор.
Пройдя афганскую войну,
Друг дома часто, как в плену,
На волю рвётся.
Он за баранкой – царь и бог,
А за окном – то Бодайбо,
То Тверь, то Выборг.
А там, в стране без холодов
Слепят сквозь лопасти винтов
Четыре солнца.

Мои товарищи – бойцы.
Не бандюганы, не дельцы,
За каждым – сила
И двор с потрёпанным мячом, -
Ему штрафные нипочём:
Голкипер – профи!
И мне чуть радостней, когда
Вновь ударяет не туда
Судьба – мазила,
И на полях черновика
Рисует юная рука
Девичий профиль.

На морском берегу
Мы ловили ветра,
Ожидая хорошей погоды.
Столько лет на бегу...
Вот и наша пора –
Туз козырный из новой колоды,

Вот очаг на холсте,
Вот открытая дверь,
Сцена  Очень Большого театра.
На осеннем листе –
Горький список потерь,
Но во флагманском строе эскадра!

Август 2009.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Как в старый дом, войди в свою печаль,
Где домовые на шестке гнездятся,
Где полустерта временем печать
Орнамента на чашке из фаянса.

Сядь у окошка, осторожный гость,
И наблюдай, как лёгкою рукою
Рябина новорожденную гроздь
Купает в кадке с дождевой водою.

Февраль 1997.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Крашенный масляной краской
Столик в унылом дворе
На стороне Петроградской
В цвет листопадной поре -
Мокрый, забросанный листьями
Клёнов, как в старом кино,
Помнит он лето, неистовый
Стук домино.

Я ухожу без вопросов
В полном событий году
И на Васильевский остров
Жить никогда не приду.
Но, может быть, если в будущем
Встретиться нам повезёт,
Сторож моста возле будочки
Нас не спасёт.

Мост разведён - и спасибо
За эту встречу. Итак -
Ты невозможно красива.
Я - безнадёжный дурак -
Не обзавёлся защитою.
Сердце - не пряник, но кнут.
То ли победа засчитана,
То ли - капут.

Город простуженный дремлет,
Дышит не в полную грудь.
Стрелки на зимнее время
Перевести не забудь.
И не прощай - до свидания,
Как я тебе и сказал.
Лиговский, площадь Восстания,
Полночь, вокзал...

25 октября 2009, Питер.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Назад потихоньку (попытка - не пытка)
Клубок отмотаем столетий на семь.
Всё дальше по полю уходит кибитка
И скоро, должно быть, исчезнет совсем.

Какое нам дело до этой повозки,
До этой эпохи, - чего там решать?
Но свистнули резко солёные розги,
Чтоб знал скоморох, как людей потешать!

Весёлое время тасует колоду:
Направо шестёрки, налево тузы.
Судьба скоморошья - пить горькую воду
Последнего снега и первой грозы.

Для сирого сброда, для нечисти пьяной,
Для солнца и ветра на стыке эпох -
На сломанных гуслях слепого Бояна,
На дыбе, на плахе играй, скоморох!

Всё глуше шаги, как по доскам помоста,
Светлее дорога, темней небосвод.
Хоронят шутов за оградой погоста,
Чтоб не разбудили усопших господ.

И всё же не рвется волшебная нитка,
Звенят колокольцы, скрипит колесо.
Всё дальше и дальше уходит кибитка,
Всё ближе и ближе горит горизонт.

ноябрь 1999.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В Стикса сырую пОйму  
          не отойти врагу.    
Словно патрон в обойму,  
          слово вложи в строку.
Пусть оно звонко ляжет    
          громом перед грозой,    
Кровью на камуфляже,  
          на лепестке росой.

Там, где закат на скалы  
          льёт золотую медь,  
Где уцелеть - немало,  
          но надо еще суметь
Былью пройти сквозь небыль,  
          пылью сквозь первый страх.
Там зажигает небо  
          звёзды на блокпостах.

Чужое небо, чужие звёзды,    
Воды во фляге - всего полкапли.
Кто был за речкой, тому не просто    
Забыть о звёздах под сапогами.

Там темноту тревожно  
          рвут огоньки ракет,  
В чёрной пыли дорожной  
          ждёт разрывной рассвет.
Звякнет коса о камень,  
          вспыхнет в ночи свеча.    
Звёзды под сапогами,  
          звёздочки на плечах.

А ты не тушуйся, парень, -  
          это последний бой!  
Кто был с тобою в паре,  
          двинул другой тропой.
Ты же прошелся пеклом,  
          но не на страх - на риск.  
И сыплются с неба пеплом    
          звёзды на обелиск.

Чужое небо, чужие звёзды,    
Воды во фляге - всего полкапли.
Кто был за речкой, тому не просто    
Забыть о звёздах под сапогами.

Февраль 2000.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Белый самолёт   в небе прочертил   полосу крылом.
Так и мне давно   выбить башмаки    и взлететь пора.
Там, где ты живёшь, -   лето круглый год,   море за окном.
Там, где я живу, -  северо-восток,  сопки да ветра.

Там, где я живу,   вечером в сельпо   очередь гуськом,
Грязно-серый лёд,   задержался март   на календаре.
За окном тайга.   А мне бы поглядеть   хоть одним глазком,
Как ты там живёшь,   как цветёт миндаль  на твоем дворе!

        Послушай,   пришли мне в конверте на север
        Луч солнца,  что южные пляжи палит!
        Всю душу   мне выстудил северный ветер,
        И песни   не греют, и сердце болит...

Там, где ты живёшь,   яркие огни,   дискотечный шум,
Тает эскимо,  крымская волна   плещется у ног.
Но издалека   вспомни обо мне,   я тебя прошу,
Напиши письмо  и вложи в конверт   солнце между строк.

Здесь, на северах,    много лагерей   и секретных войск.
Нынче пацаны  чаще, чем из зон,   из частей бегут.
В сорока верстах   от меня лежит    город Комсомольск,
И недалеко  есть ещё райцентр -  Солнечным зовут.

        Послушай,   пришли мне в конверте на север
        Луч солнца,  что южные пляжи палит!
        Всю душу   мне выстудил северный ветер,
        И песни   не греют, и сердце болит...

Скоро и до нас   добредёт весна,  схлынут холода,
Вскроется река,   грянет ледоход,   станет потеплей.
Чаще я теперь   в облака смотрю:  может быть, когда
Белый самолёт   пролетит ещё  памятью моей...

ноябрь 1999.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Когда   наотмашь високосный год косит,  
Спрошу   я у любви - что для неё значу?
Не пой   заупокойных песен мне, осень!  
Я сам   за всё плачу и сам беру сдачу.

Когда   земля застыла, да постыл посох,  
Когда   дороги есть, а поездов нету,
Когда   и високосный год глядит косо,  
Зажгу   я поминальную свечу лету.

Траву   в стога сгребая, как слова в повесть,  
Сентябрь   в венок сонетов заплетет стансы.
И вдруг   из ниоткуда скорый мой поезд    
Придёт   вне расписаний, мимо всех станций.

И я   рукой за поручень схвачусь тёплый,
Взлечу   я на подножку, поднимусь в тамбур,
На свет   помчусь в вагоне сквозь тоннель тёмный,  
Другим   не веря в то, что сам не раз там был.

И вот   к тебе из вечных возвратясь странствий,  
Порог   перешагну, пересеку финиш,
Приду,   на плечи руки положу: Здравствуй!  
И ты   меня, любимая моя, примешь.

Сентябрь 2000.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Настанет день с печатью нигде,
Зашьёт крестом дырявую грудь,
Начертит круг на чёрной воде, -
И ты по ней отправишься в путь.
И будет штиль, как матовый шёлк,
И будет свет и парус волной,
И старый эльф нальёт посошок
Без всяких там еще по одной.

И день сорвёт, как путы, печать:
Быть только здесь – особый резон.
Твоя весна останется ждать
Тебя в порту навек, Робинзон.
А ты пойдешь по чёрной воде
Сквозь времена, сквозь войны миров –
Компас в руке, звезда в бороде,
Как стоп-сигнал для встречных ветров.

И вот итог – механик исчез,
Радистов нет, у них перекур.
Твой позывной не смогут прочесть
Ни автохтон, ни хмурый авгур.
Что ищет он, твой внутренний ян,
Пещерный гном – хранитель судьбы?
В долине снов предутренних стран
Встает рассвет по зову трубы.

Вставай, рассвет, срывай паруса,
Мешай с огнём динитробензол,
Стирай следы, взрывай полюса, -
Пусть всё к чертям летит, Робинзон!
А ты построй на острове дзот,
Зарой сундук со сворой собак.
Пусть бороздят ветра горизонт, -
Им не найти твой архипелаг.

январь 2000.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Сердце моё навылет
Ранили две стрелы,
И от дорожной пыли
Стали виски белы.

Словно в гусарской песне
Ворон махнул крылом, -
Осень прошлась по Пресне
Ведьминым помелом.

Брошены в поле грабли –
Только б не наступить.
В плаванье мой кораблик,
Парус – тугая нить.

Значит, ветра при деле, -
И беспредела нет.
Что же, мы так хотели
Вырваться в белый свет!

Он ведь на то и белый,
Чтоб начинать с нуля,
Вырвать из сердца стрелы,
Вправо наддать руля.

Кички с сарынью нету,
Тонет в реке тоска...
Сколь ни гуляй по свету, -
Всё позади Москва.

Сердце моё – навылет! -
Парусник мой, прости.
Годы мои уплыли,
Перья от стрел в горсти.

Разные оперенья,
Но так похож полёт!..
Осень.  И во дворе я
Кровью вмерзаю в лёд.

Ноябрь 2009.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Всё берёзы, берёзы  вдоль осенней дороги –
Невесомые строки  невесёлой судьбы.
Загрохочет ли поезд,   застрекочут сороки, -
Всё дороги, дороги,  всё столбы да столбы...

Ах, и сам я не знаю,  отчего и откуда
Жду неясного чуда:  не бывает чудес.
Плачет серая птица  и, туманом окутан,
Как свеча, догорает  стеариновый лес.

За дорожною пылью  я полоску косую
Золотого заката   не могу разглядеть.
С придорожных колодцев  журавли голосуют,
Потому что не могут   на юга улететь.

К староструганным срубам  север их приторочил.
Вологодская осень  среди сонных полей
Отзывается эхом  недописанных строчек, -
И берёзы, берёзы   вдоль дороги моей...

февраль 2000.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я – меч под твоею рукой,
Свеча на столе.
Мы жили когда-то давно,
Ловили ветра,
В ночи зажигали огонь
На чёрной скале
И пили густое вино
Со дна серебра.

Ты помнишь, как приняли мы
Последний тот бой?
Спиною к спине, - два клинка
Да чёрный утёс.
Два хлёстких удара из тьмы
Пришлись нам с тобой
Под сердце, - и под облака
Нас ветер унёс...

С тех пор мы рождались не раз –
Бродить по земле,
Друг друга искать - и во сне
Шептать: Обернись!..
Но кто-то разбрасывал нас,
Как угли в золе,
Чтоб ветки сухие к весне
Гореть не взялись.

Шепни мне однажды: Пора!
На зимнем дворе
И с места мохнатых коней
Тихонечко тронь.
Мы – память двух колотых ран:
Ты - свет в фонаре,
Я - меч под рукою твоей,
Хранящей огонь.

Декабрь 2009.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Вот опять слышу грохот и вой  
тепловоза, до боли знакомый:
Вот проносится встречным лихим  
жизнь моя за вагонным окном.
Всё свое я таскаю с собой, -  
и таскаю всё больше из дома,
А домой - разве только стихи.  
Но пока не беднеет мой дом.

Слава Богу, беднее не стал,  
слава Богу, не стал и богаче.
Стало больше друзей и забот,  
стало меньше обрывов и скал.
Вот несется на запад состав -  
Белогорск, Архара, Магдагачи,
Чернышевск и Петровский Завод,  
а за ними - красавец Байкал.

Впрочем, перед Байкалом ещё  
есть Бурятия - сопки да сосны.
Здесь два года армейских моих    
в кирзачах по бетонке прошлись.
Было трудно, но это не в счёт:  
были молоды мы. Только поздно
Переписывать заново стих,  
если он называется Жизнь.

Перед сном посчитаешь до ста  
или бросишь кусок сахарина
В кипяток. А заглянешь вперед -  
и Чита тебе, брат, не чета.
Вспомнишь песню про эти места,  
где бродяга бежал с Сахалина, -
И такая тоска проберет -  
хоть полгода газет не читай.

Снова встречный состав просвистел -  
два десятка товарных вагонов.
А быть может, как в сталинский век,  
мчат в столыпиных сотни зэка?
Ведь у нас повторенье систем    
всё на тех же идет перегонах, -
И этап снова падает в снег,  
и на север плывут облака!..

И напротив мой старый двойник  
приникает к окошку в надежде,
Что поднимет изнанку судьбы  
наша встреча в пути на-гора.
Но приносит чаёк проводник,  
и проносятся мимо, как прежде,
Города, полустанки, столбы...  
Белогорск... Архара... Ангара.

август 2000, поезд Иркутск-Хабаровск.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

С чистого листа на поклон зиме
Снежной целиной выхожу один -
На дорогу ту, что по осени
Вдоль и поперёк исходил.

В инее усы, полушубок бел, -
Если пропаду – не найти меня.
Отчего опять ухожу в побег –
Знает лишь сухая стерня.

        А ты меня стегай, не жалей кнута,
        Звонкая пурга, колокольный стон,
        Чтоб когда-нибудь позабылась та,
        За которой рвался вдогон.

        Чтобы сто на грудь – и закрыть вопрос,
        И не возвращаться туда, где жил,
        Пробери меня до костей, мороз,
        Протяни до вытертых жил!

С порванной струны на один куплет
Не успел за песней, сорвался вниз.
Серый подошёл и понюхал след.
Не догонишь, пАря, не злись!

Я уже на трассе, я чёрт-те где.
Адрес мой спроси у лихих ветров.
Седина-проталина в бороде –
Плата за покинутый кров.

        А ты забудь о том, где болит, когда
        Отпускаешь птицу свою в полёт.
        Закури махры, чтоб не снилась та,
        Без которой - сердце под лёд...

        Как и ты, я тоже ходил за край.
        Выдюжил – и лишь веселее стал.
        Так что наливай за Сибирь давай
        И ещё за Южный Урал!

С чистого листа – в поле белый снег,
Песня ямщика сквозь мотора свист.
Что там на пути и какой там век?
Вся любовь – один чистый лист...

Здесь останови – я сойду с ума
От слепящих слёз, синевы небес.
Опали мне душу огнём, зима!
Степь да степь годами окрест...

        А ты проснись весной, талая вода,
        Пусть в ручье опять зазвенит ведро,
        Чтобы ни по ком не рыдала та,
        У которой смех - серебро.

        Чтоб её дорога была светла,
        Ключ в замке оставить не позабудь.
        Парус, ветер, пламя да два крыла –
        Для того, кто тронется в путь.

Декабрь 2009.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ледяным бураном замело дорогу,      
Ветром закружило, заложило грудь.
Встану утром рано, поклонюсь порогу,      
Отвяжу полкана и отправлюсь в путь.

То ли от Казани до Оби неблизкой      
Каторжным этапом хаживал уже,
То ли от сказаний о земле Сибирской      
Как-то неспокойно стало на душе...

Белая Сибирь, золотая россыпь        
По таёжным рекам отворись, не трусь!
Белая Сибирь - сосны да морозы,        
За Байкал навеки сосланная Русь.

Вьюга сердце дразнит. В небе ни алмаза,      
И не по плечу мне золото погон.
Тормозну на трассе дальнобоя-МАЗа, -        
Всё повеселее будет перегон.

А за перегоном - вновь пейзаж неброский,        
Сполохи, как будто свечи с алтаря.
Рядом с техталоном на стекле - Высоцкий:      
В золотых артелях помнят блатаря.

Белая Сибирь, золотая россыпь        
По таёжным рекам отворись, не трусь!
Белая Сибирь - сосны да морозы,        
За Байкал навеки сосланная Русь.

Ермаковы тропы, гати, буераки,        
Жёны декабристов, тот и этот свет,
Храмы да хоромы, бары да бараки -        
Всё перемешалось за пять сотен лет.

Вот и различаю, как в старинной книге,    
Знаки препинанья - знаками времён.
А ветра качают рваные вериги,          
И в тумане тает колокольный звон.

октябрь 2000.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Сбитые пальцы, порванные струны,  
Несыгранных концертов шипы и розы,
Знаки Зодиака, свастики и руны,  
Железные браслеты, кровавые слёзы.

Сиреневое небо, серебряный ветер,
Живые имена под мёртвой водою,
Колючих ограждений угрюмые дети,  
Двадцать восемь песен, взятые с боем.

По семи кругам сумасшедшей карусели,  
По как попало брошенным звёздам,
Слово - с ветки голоса сорванное семя,  
Домой скорее, домой, пока не поздно, -

Туда, где можно просто улыбаться,    
Просто помнить и дышать покоем...
А порванные струны, сбитые пальцы  
Унесёт река и от сглаза скроет.

Август 1993.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Леониду Мончинскому

Потеплело, - и первыми листьями
Заиграли деревья, как цацками.
Тут и вышла Сибири амнистия
От Весны в честь прихода на царствие.
Зашумели ручьи, и по-дружески
Вертухай улыбнулся, как водится.
И последний зэка Петр Якушинский
Стал с вещами на выход готовиться.

А ему говорят: Не спешите,
Нет про Вас указания свыше.
Вы прошение, князь, напишите, -
Так быстрее начальство услышит.
А Якушинский перекрестился,
Опустился на нары устало
И сказал: Я сюда не просился -
И отсюда проситься не стану.

Опустели сибирские рудники,
На вокзалах и в душах волнения.
В отпусках отдыхают сотрудники
Комитета Глобального Бдения.
И бредут с рундуками фанерными,
И в буфетах Тайшета и Невера
Пьют свободу стаканами мерными
Уцелевшие узники Севера.

Кто родился и жил огольцом там,
Словно птица с подрезанным сердцем,
Кто Колымским кольцом окольцован,
Кто татарином был, кто чеченцем, -
Как бы ни было Время жестоко,
Каждый верил примете старинной,
Что приходит Весна не с востока,
А из чёрной Омчакской долины.

В облака, как седой головой - в купель,
Белым голубем по ветру вешнему...
И шипел вертухай: Это оттепель...
Скоро снова всё будет по-прежнему!
Но сугробы темнели и рушились,
И Весне присягали, как Истине.
Лишь последний зэка князь Якушинский
Не дождался великой амнистии...

Где-то дело его затерялось,
И чиновник его не коснулся.
А зэка придавила усталость, -
Он прилег и к утру не проснулся.
Вот и снится ему что попроще:
Обгоревшие в храме иконы,
Петербург и Сенатская площадь,
И Сибирь, и вагоны, вагоны...

октябрь 2000.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Время вышло из круга, - и тень
От стены оттолкнулась.
Голосами любимых людей,
Перекрёстками улиц
Разлетаются, тают во тьме
Суета и тревога, -
И единственной истиной мне
Остаётся Дорога.

Декабрь 1994.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Отсвистела белым снегом пО полю,        
Замерла февральская метель.
Значит, мне опять линять, как соболю,
И менять и шкуру, и постель.

Избежав охотничьего выстрела,
Холостой, матёрый, не хмельной,
Я на речке Мане баньку выстрою
На кордоне за Урман-стеной.

Посчитай, кукушка, мои годы, - сам
Я считаю десять лет за год.
Жизнь на масти Уголовным кодексом
Поделила весь честной народ...

Чем же ты, Расея моя бедная,    
Столько лет была так занята?
На пороге - полотенце белое,    
За порогом - зона, да не та...

Речка Мана, чистая да быстрая,
Возврати судьбе мои долги:
Сберегла от холостого выстрела,
Так теперь от пули сбереги.

Вот дорога, буреломом крытая,
Вот погост шиповником порос,
Вот гармонь да песня незабытая
Про Сибирь, про баньку, про покос.

Вновь тайга туманом, словно плащиком,
Укрываться станет по утрам,
И плоты сосновоборских сплавщиков
Поплывут по манским шиверам.

Коль расческой не согнула деревце
Надо мной таёжная река,
Значит, есть ещё на что надеяться,
Значит, жизнь не прожита пока!

август 2000, Иркутск.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Закрутило, понесло   перекати-поле    
То ль случайно, то ль назло -  по недоброй воле.
Веселись, гуляй, чудак!   А в нашем доме всё не так:
Скучно в доме нашем, -  не поём, не пляшем,

Только пьём по-чёрному   до горячки белой.  
Стёкла закопчённые,   да не в стёклах дело:
Просто снова темнота   отворяет ворота  
Для друзей сердечных -  мастеров заплечных.

А кругом всё гладь да тишь,  серые заплаты.  
Отчего же ты молчишь,  скоморох  патлатый?
Иль, тоску в себе глуша,  отказалась петь душа?
Или просто нету   выхода куплету?

То не блажь, а благодать,  то не быль, а сказка.    
Ни просвета не видать,  но ясна развязка:
Через реку нет пути,  коль ручей не перейти.  
Так что ж мы мутим воду,  не узнавши броду?

По добру ли кулаки,  по душе ли сказки?
Развяжите языки,  бубенцы валдайские,
Разведите стукача  на чекушку первача.  
А под ту чекушку  выдайте частушку!

Пусть порадуется лох,  лопнет пусть со смеху:    
В рай уходит скоморох   босиком по снегу.
Вот и весь недолгий сказ, -  перезвон да свистопляс.  
Только нашей сказке   долго до развязки...

Апрель 1993 – март 1995.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ставень скрипнет на ветру на осеннем,    
Птица крикнет, - я окно приоткрою.
Завтра будет у меня воскресенье,      
Завтра всё пойдет на лад, - пир горою.

Будет полный дом гостей - полной чашей,        
И гармоника округу разбудит,
Загуляет, запоёт да запляшет.      
Но меня в кругу весёлом не будет.

Я оставил все земные заботы,        
И веселье мне теперь - не веселье.
Я своё отгулевал до субботы,      
Я своё отвоевал воскресенье.

И стою один, а Время проходит,      
Год за годом подрубая под корень.
И плывёт мой голубой пароходик      
В степь донскую, как в открытое море.

Побежать бы мне туда, на траве лечь,    
А до третьих петухов - в дом обратно.
Звякнет стремя у костра.   Тимофеич,      
Ты ли это, атаман, кровный брат мой?

Принимай таким, как есть, Бог с тобою!        
Срок подходит в облака окунуться.
Что-то зелье у тебя не хмельное:        
Не забыться, не заснуть, не проснуться...

Ставень скрипнет на ветру, протабанит      
Ночь сырую, как весло, засмеётся.
И душа, как мотылёк в стылой бане,        
В ковш с водою упадёт, захлебнётся.

Долго будет биться ветер осенний        
В окна тёмные с тоскою напрасной.
А потом придёт мое воскресенье        
С горькой ягодой - калиною красной.

Сентябрь 2000.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Над белой дорогой висит золотая звезда,
Твоя золотая глядит на меня, не мигая.
Над белой дорогой с лица её, словно с листа,
Играешь ты вальс - не всерьёз, а как будто играя...

Над белой дорогой склоняются сосны,  
Скользят невесомо по самому краю.
Вернуться б, вернуться, покуда не поздно!  
Две тонких руки вальс разлуки играют.

Покуда рассвет не размёл эти ноты,  
Покуда со снегом не спуталась накипь,
Останься, останься, - за краем темно. Ты        
Едва ли отыщешь попутные знаки.

Нет смысла отныне ни в добром совете,  
Ни в новом мессии, ни в миссии строгой.
Прощай же, прощай! Поднимается ветер    
Над далью пологой, над белой дорогой...

Как холодно! Что-то никак не согреться...  
Спит музыка в доме заброшенном, старом.
Как просто по швам разрывается сердце -    
Мешок, переполненный горестным скарбом...

Над белой дорогой висит золотая звезда...

Январь 1997.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Байкальский берег, костерок и в котелке уха.  
А я под грузным рюкзаком идти сквозь ночь устал.
Позволь присесть у твоего огня, старик Бурхан!  
Я тоже знаю, что такое одиночество.

Я тоже часто уезжал и провожал друзей,  
И видел смерть, а иногда затылком чувствовал.
Сожжён мой древний Карфаген, разрушен Колизей.  
И по сосновому стволу двойным стучу стволом,

Чтобы не сглазить, не спугнуть на зорьке палевой          
Свою удачу посреди угодий брошенных.
Так наливай, старик Бурхан, спирт неразбавленный,  
И не серчай ты на гостей своих непрошеных!

Я не забыл на твой Ольхон дорогу ровную    
Через Байкал по солнцу, скрытому за тучами,
И белых чаек, и девчонку чернобровую,  
И море малое в глазах её задумчивых.

Вот и рассвет на два ствола ложится инеем,  
И за пустую флягу день предъявит вряд ли счёт.
А что осталось в моей кружке алюминиевой,    
Я с угольками разделю, - пусть погорят ещё.

Сентябрь 2000.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.