Он слышит. Он видит, как люди насилуют мир
в угоду бесстыжей и всепожирающей плоти,
как ловко и быстро кумира сменяет кумир,
как ворон кричит в вышине, а кулик – на болоте.

Он видит. Он знает: когда забывают слова,
мгновенно повсюду становится речь сквернословьем,
а вслед высыхают деревья и жухнет трава,
киты выползают на берег и харкают кровью.

Он знает. Он видит, дарует тревожные сны.
Он слышит, как тают и шепчутся звезды и свечи –
Да только в ответ им какие-то божьи сыны
опять воплощают себя в дочерей человечьих.

И больше не в силах терпеть и надеяться, чтоб
во веки веков верный смысл бытия не терялся,
заплакал Господь – и случился всемирный потоп,
а после, сквозь слезы ковчег разглядев, засмеялся.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я пил три дня... И, чуть живой,
проснулся в комнате чужой.

Чужая мебель и посуда,
гора бычков, бутылок груда.

И я с распухшей головой
в постели с женщиной чужой.

Я, протянув чужие руки,
в чужие впрыгиваю брюки.

Чужой ногою сделав шаг,
в чужой влезаю я пиджак.

И, проклиная вечеринку,
я ухожу в чужих ботинках,

бегу по лестнице из дома,
бреду по улице знакомой,

гляжу вокруг, едва живой:
страна - моя, народ - чужой.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Здесь много места в небе синем
и журавлю, и воробью...
И я  люблю страну Россию,
но государство не люблю.

В нем все мертво и некрасиво:
то перестройка, то застой.
Я рад служить стране России,
но государству – ни за что.

Словно кочевник или немец,
как демон  верный Сатане,
оно, как будто иноземец,
ведет себя в своей стране.

Что понял ты, народ-старатель,
в своей особенной судьбе?
Держава – твой завоеватель,
и рабство вечное – в тебе.

1996

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Танцует женщина, а Бог
В лесу играет на свирели.
И в речке плещутся форели,
Как сорванцы у ваших ног.
Какой блистательный пролог,
Танцует женщина беспечно,
И мир зеленый, юный, вечный
Наполнен, будто винный рог.

И дух курится у лица
Оливы, цитруса, аниса.
Восславим бога Диониса
Как благодатного творца.
Ах, идиллический апрель,
Бог восседает над водою,
Трясет козлиной бородою
И дует вежливо в свирель.

Туман, цветочная пыльца
И обнаженная натура.
Как будто белая скульптура
В грядущих парках и дворцах.
А меж дерев - и свет, и тень,
Сатиры, нимфы и амуры,
И хоровод в овечьих шкурах
Спешит с окрестных деревень.

Им дни иные не видны,
Им не узреть средь буйных танцев,
Что на ахейцев и троянцев
Давным-давно поделены.
И бог глядит со стороны
Как все уходит безвозвратно,
Как мир становится театром -
Театром будущей войны.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Есть то, что для меня недостижимо,
Непостижимо моему уму.
К примеру Лев, как будто нет режима,
Живущий так, как хочется ему.

Как можно избежать, не понимаю,
Самокопательства в потоке бытия.
А он едва родившись принимает
Вселенную за собственное Я.

То расширяться ей, то искривляться,
Но только Льву доступно отчего?
Мы можем бунтовать, сопротивляться,
Но пребываем в подданных его.

Я в этом мире с очень многим свыкся,
На плоскость - вечность пирамиды раскатать.
Созвездие египетского сфинкса,
Твоих загадок нам не разгадать.

И львиный рык, и многомерное молчанье,
И там, где ночь, там должен быть и день.
Тьму или свет Вселенной означает,
Кто на земле зовется божий день.

Я знаю, у кого вымаливать прощенье,
Но гонится непостижимое за мной.
Нам сто сорок четыре воплощенья
Отпущено, чтоб путь пройти земной.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

А мне не быть с тобой, и без тебя не быть.
Так поле от земли восходит к небу.
Любить мне не тебя, тебя мне не любить,
Рыбарь-пророк сегодня сушит невод.

       Все прожитые дни, ответьте, где вы?
       Но сколько днище лодки не смоли,
       Желанный берег мой в созвездьи Девы,
       А это на другом краю земли.

К тебе земная твердь, и глина, и гранит,
Стекает вниз вода с небесной тверди.
Где нечего терять, там нечего хранить,
Нет жизни рыбарю - пророку смерти.

       Все прожитые дни, ответьте, где вы?
       Но сколько днище лодки не смоли,
       Желанный берег мой в созвездьи Девы,
       А это на другом краю земли.

Вода стоит стеной. Не высушить сетей,
И никуда не деться от злосчастья.
Не нам , рабам земли, растить чужих детей,
Детей от непорочного зачатья.

       Все прожитые дни, ответьте, где вы?
       Но сколько днище лодки не смоли,
       Желанный берег мой в созвездьи Девы,
       Далеком и невидимом с земли.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Брат Скорпион, откуда ты возник,
Когда вода с огнем не совместимы?
И никуда не деться от возни
Поблекших красок мировой холстины.

Нам испокон дарован дуализм
Для подтвержденья цельности натуры,
А мы до сей поры не подались
Для задних лапок получать котурны.

Как обрести уверенность Стрельца,
Чтоб равнодушием Весы уравновесить,
И, оторвав ладони от лица,
Увидеть то, что недостойно мести.

И вновь постичь вселенский праязык,
Кровь бытия течет в его основе.
Но только он способен прояснить,
Кто перед кем в конце концов виновен.

Брат Скорпион, ты больше, чем двойник,
Но не Близнец, увы, не половина.
Нам на двоих один предсмертный крик,
Одна душа и даже пуповина.

Что мы с тобой среди иных планет,
Как не пример безумия сраженья,
Мгновенно провождающий предмет,
Как только разобъется отраженье.

Кто раньше крикнет, эхо или ты,
Давно вопрос не логики, а веры.
И этот шар, пока мы в нем внутри,
Не важно как делить на полусферы.

Брат Скорпион, все краски бытия
В глазах друг друга мы перемешали.
И для того, чтобы убить тебя,
Я отвернусь и сам себя ужалю.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Наступит Новый Год, насыпет снегу впрок,
А над землей взойдет созвездье Козерог.
И нет ночи длинней, нет трепетней свечи.
Дыханием теней колышутся лучи.

И снизойдет покой на землю с высоты,
И золотой огонь рождественской звезды.
Пошлет любовь и хлеб созвездье Козерог,
Сплетение судеб, скрещение дорог.

И ты к моей руке лишь руку протяни,
Вблизи и вдалеке колышутся огни.
И да свершится то, что посулит нам рок.
Взойдет на рождество созвездье Козерог.

Приходит Новый Год, как будто наугад,
Дороги не найдет во времени назад.
И нет ночи длинней, а в полуночный час
От множества огней никто не видит нас.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Бог сотворил Адама, или Дух,
Непостижимый Дух, себе подобный.
И робко, словно в зеркало впервые
Наедине с собою Он взглянул,
И вздрогнул, в нем увидев отраженье,
И оттолкнул его,
И зеркало разбилось на множество осколков,
И в каждом мгновенно отразился Бог.
Но отраженья стали искривляться,
Тем самым искажая суть Создателя Вселенной.
И, оскорбленный, отвернулся Бог и прочь пошел.
Тогда в осколках отразился мир,
Что создан был Всевышним.
Но части, отраженные в частицах,
Суть мира искажали так,
Что невозможно было их соединить.
А Дух, что создан был Всевышним,
Расколотый на части,
То молится, то проклинает Бога,
То бьет осколки об осколки,
И странный звон их превращается в слова,
Не создающие другого мира,
Но смыслом наполняющие вечность.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Шел день шестой. В последнем звуке гаммы
из глины, воздуха, воды, огня
по прихоти своей Господь творил Адама,
а в нем тогда уже лепил меня.

Все то, что в праотце кипело и болело
извечной болью, грешной и земной,
печально долгим звуком гаммы пело,
уже тогда все это было мной.

Шел день шестой. Но длани простирая
в грядущее, навеки прокляня,
Господь Адама изгонял из рая,
А вместе с ним Он выгнал и меня.

Рай обернулся кровью, потом, хлебом.
Поверил я, что мне не нужен Храм.
Но до сих пор ладони тянет к небу
во мне живущий праотец Адам.

И в день шестой, склонившись над строкою,
который век я жду седьмого дня.
Душа болеет жаждою покоя:
воды и глины, воздуха, огня.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Ох, ты, друг-товарищ мой,
Повезло ли нам с тобой?
В наших жилах не водица,
Значит крови мы одной.

И уже шесть тысяч лет
С этой кровью сладу нет.
Нет бы ей угомониться,
Да не может. В чем секрет?

И уже две тыщи лет
На земле нам места нет.
Ни прижиться, ни ужиться.
Чем мы хуже, в чем секрет?

Нас куда трудней понять,
Чем судить и обвинять.
В наших жилах не водица,
Ну а кровь нельзя менять.

Можно жечь ее и пить,
Можно нас живьем зарыть.
Как еще в такое время
Умудряемся мы жить.

Ой ты, друг-товарищ мой,
Кровь одна у нас с тобой.
Не поймет чужое племя,
Как довольны мы судьбой.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

На торжище вчерашнее явился не ко времени,
А им бы только спрашивать, какого роду-племени.
Какого роду-племени, какого чину-звания,
Родился не ко времени, а надобно заранее.

А надобно заранее, дела твои негодные,
Напрасные страдания, все куплено, все продано.
Все куплено, все продано, все сыты, все с обновочкой,
И даже мама родная пошла за поллитровочку.

И даже мама родная , и к ней платочек клетчатый.
Все куплено, все продано, здесь больше делать нечего.
Здесь больше делать нечего, и нищему, убогому.
И племя твое мечено, ступай своей дорогою.

И снова не ко времени на торжище вчерашнее...
Спроси, какого племени. А что продам, не спрашивай.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

У нас тут ходит слух, что лето будет жарким,
И, значит, отдыхать не стоит ехать к морю.
Что август, что июль, - убытки, не подарки.
Хотя, наверняка, они войдут в историю.

А ты пиши стихи, а я безвестно кану.
Но ни одна судьба не стоит сожаленья.
Куда мудрее жить подальше от вулкана,
Который каждый миг способен к изверженью.

Конечно, вечный Рим и не такое помнит,
И только чудаки жалеют день вчерашний.
А ты, конечно, прав, я тоже это понял:
Мирская суета не утоляет жажды.

К отечеству любовь становится болезнью,
Она терзает нас и явно, и незримо.
Но думаю, что здесь я все-таки полезней,
И, значит, никогда я не уйду из Рима.

Что завтра - не узнать, а прошлого не жалко,
Не люди, так волна следы навеки смоет.
И август, как июль, конечно, будет жарким.
А, значит, отдыхать не стоит ехать к морю.

Конечно, вечный Рим стоит себе, как прежде.
Конечно, вечный Рим как прежде миром вертит,
А римляне молчат, и в страхе, и в надежде
Уже который год ждут цезаревой смерти.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

              И остался Иаков один. И боролся Некто с ним,
               до появления зари; и, увидев, что не одолевает,
               коснулся состава бедра его, и повредил состав
               бедра у Иакова. Спросил Иаков: скажи имя Твое.
               И Он сказал: на что ты спрашиваешь о имени Моем?
               И благословил Иакова. И взошло солнце,
               и хромал Иаков на бедро свое.
                 (Бытие гл. 32, ст. 24-27, 31)

Поверить ли, что Бог подаст
И манна будет падать?
Я не прошу у Господа:
мне ничего не надо. *
Пускай Он проклянет меня –
Нет дела до Всевышнего.
Пока я не люблю себя,
За что любить мне ближнего.

Ведь я же не просил Его
Мне эту жизнь навязывать,
А потому Всесильному
Ничем я не обязан.
Другие пусть спасаются,
Клянут себя и нянчат.
Я не умею каяться
И не желаю клянчить.

Я не хулю и не хвалю
Железных Божьих правил.
Я просто очень не люблю
Тех, кто другими правит,
Решает: у того отнять,
А этому подбросить.
И никогда мне не понять
Тех, кто у сильных просит.

Молитесь же! И Бог подаст,
И манна будет падать.
Не для меня. От Господа
Мне ничего не надо!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Вниз тянет тело, вверх - душа.
Тела с годами все недужней.
Зато возвышеннее души,
Размах души и тела шаг.

Лишь для того, чтоб их скрепить,
Мы половину жизни тратим.
Вторую половину платим,
Чтоб их опять разъединить.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

...А живу я, огромную цену за жизнь заломив,
И всегда недоволен собою.
Потому я оставлю тебя, Шуламифь,
Чтоб почувствовать власть над судьбою.

Я как-будто бы царь в этой древней стране.
Слишком щедро я богом одарен —
Полземли повелителя ищут во мне,
Чтобы вдоволь настроил пекарен.

Погляди, как для храма везут доломит,
И в бессмертный народ превращается племя.
Потому я оставлю тебя, Шуламифь,
Что с тобой я не слышу, как движется время.

Да, конечно, я знаю, что будет полынь
Пробиваться сквозь стены, которые рухнут,
Зов горячего ветра Синайских пустынь
Будут переводить как томление духа.

Но не всякая жизнь сквозь шуршанье олив
В изначальное Слово вплетается слогом.
Потому я оставлю тебя, Шуламифь,
Чтобы вынести все, что даровано Богом.

И страна превращается в пепел и хлам,
Если сеятель думает только о хлебе.
Но десницей моей воздвигаемый храм,
Троекратно сожжен, отражается в небе.

И безвестный пророк — сочинитель молитв —
Все от ветра берет и бросает на ветер.
Потому я оставлю тебя, Шуламифь,
Что увидел в любви воплощение смерти.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Терпи Иов, Иов терпи,
Все пусто, сиро и убого.
И смерть свою не торопи.
Терпи Иов, ты выбрал Бога.

Терпи Иов, Иов терпи,
И, причитая еле слышно,
В пустыне к Богу не вопи,
Не нарушай покоя ближних.

Терпи Иов, Иов терпи,
На небо не ропщи в обиде,
Слезами горя не топи.
Ты слеп Иов. Никто не видит.

Давно уж ни души окрест.
Нет ни молитв, ни песнопенья.
А Бог еще взойдет на крест,
Чтобы постичь твое терпенье.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Как же в сети свои вы меня заманили?
Я четвертую ночь пью во славу Марии.
Пряный запах плывет бузины и сандала,
И танцует и пьет, веселится Магдала.

Все калитки и двери за мной затворили,
Пью во славу четвертую ночь без Марии.
Все случилось точь-в-точь как она нагадала,
И смеется всю ночь надо мною Магдала.

Мне давно наплевать, что о ней говорили,
Все равно буду пить я во славу Марии.
Пуст пророчат нам бездну и проклятьям предали –
Слишком много известно о Марии в Магдале.

Хоть на пятую ночь возвращайся, Мария!
Мы б тогда перед Богом грехи замолили
И пустились бы в пляс сквозь смешки и скандалы.
Иегова за нас! Наплевать на Магдалу!

Только к смерти меня ныне приговорили,
Перед градом камней пью во славу Марии.
И хитон разорву я и сброшу сандалии –
Только б не промахнулся обыватель Магдалы.

Если б руки твои мое тело зарыли...
Но сейчас обо мне ты не помнишь, Мария.
Он тщедушен и плох, и невзрачен, пожалуй,
Но прославит твой Бог и тебя, и Магдалу.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Останется всего одна монета
В кармане, зацелованном дождем,
Которой как медалью награжден.
Монета цвета спелого ранета.

Последняя, наверное грешна,
Хранимая про черный день, скупая.
А этот день сегодня наступает,
И кажется, монета не нужна.

Оставь ее себе, как подаянье,
Как должную оплату ремесла,
Как вечное проклятие числа.
Оставь ее себе как оправданье.

Не все ль равно, проси или плати,
Прикройся строчкой Ветхого завета.
Оставь себе последнюю монету...
Последнюю... одну... из тридцати.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Сегодня день такой: один на целый век,
ведь в жизни только раз случается такое...
Сегодня умер бог, и выпал первый снег,
и это не сулит ни воли, ни покоя.

Я подношу ко рту снег, тающий в горсти.
Сегодня умер бог, хоть это невозможно.
И, стало быть, грехов никто нам не простит,
и, стало быть, в беде никто нам не поможет.

Отныне без надежд в грядущее гляжу,
отныне больше нет ни ада и ни рая.
Я пьяненький оркестр сегодня приглашу:
пускай себе гремит, пускай себе играет.

О, Боже! Это все творится наяву:
нетронутый бокал и музыка истошна.
Сегодня умер бог, а я еще живу,
гляжу на этот мир, бесстрастный и безбожный.

Запутавшись вконец в добре его и зле,
отчаянно ломлюсь в распахнутые двери.
Сегодня умер бог, и больше на земле
мне некого любить и не в кого поверить.

И только белый снег летит в порочный круг.
А бог ушел туда, куда уходит боги,
Лишь выпала строка, как яблоко из рук,
и покатилась прочь – прохожему под ноги.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

От вознесения Христа
промчались дни, недели, годы.
Река все так же катит воды,
и в них купается звезда.

И по долинам и холмам
бредут апостолы – пророки,
у каждого своя дорога
и возведенный в сердце храм.

Лишь на святое Рождество
сошлись апостолы однажды,
чтобы другим поведал каждый,
как чтит он Бога – своего.

Кувшин прокисшего вина,
свеча и блюдо с черствым хлебом.
Они возводят очи к небу,
где всем им истина видна,

и пьют вино, и хлеб жуют,
и славят Господа по кругу.
Они не слушают друг друга,
поскольку только Бога чтут.

И каждый лишь затем пришел,
чтоб с затаенным ждать испугом
сошествия Святого Духа.
Но Дух Святой не снизошел.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Тридцать дней пути выпало душе,
В книгу бытия внесены слова.
Из земли Харан до горы Вефиль
Между двух камней - мертвая трава.

        То ли ветер, то ли эхо,
        Что пустыня, что дорога.
        Трудно встретить человека,
        Можно встретить Бога.

Сорок лет пути выпало душе,
А не хватит сил - не поможет Бог.
В землю Ханаан из земли Гошен
Бывшему рабу нет других дорог.

        От могилы до могилы
        Всё песок, сухой и серый.
        Разве не хватает силы?
        Не хватает веры.

Выпал путь душе в две тысячи лет.
Сколько есть земли у тебя, Господь?
Столько раз душа износила плоть,
Из какой страны новая щепоть?

        Где начнется путь обратный,
        Самый долгий, самый длинный,
        Чтоб в земле обетованной
        Стать Господней глиной?

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В ночном лесу звучит орган.
Прислушайтесь – звучит орган.
Что это: сон или обман?
Прислушайтесь – звучит орган!
Прислушайтесь – звучит орган...
      Скажите, кто посмел коснуться клавиш
      Так, чтобы лес под пальцами дрожал,
      Кто в этих листьях ноты прочитал,
      И всё кривое музыкой исправил?..

Как часто не хватает нам
Услышать, что звучит орган...
Всё суета, самообман...
Мы есть, поскольку есть орган,
Живем, пока звучит орган...
      Звучит от колыбели и до гроба
      Всё то, что в жизни смог, и что не смог.
      И даже если музыка от Бога,
      Она еще всесильнее, чем Бог...

В ночном лесу звучит орган.
Прислушайтесь – звучит орган.
Что это: сон или обман?
Прислушайтесь – звучит орган!
Прислушайтесь – звучит орган...
      Прислушайтесь, пока еще есть время,
      И этот лес не начали рубить,
      Пока еще мы, кажется, умеем
      Надеяться и верить, и любить...

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Я стану именем на инее в окне,
Который был твоим дыханьем раньше.
И будет белая звезда гореть во мне,
Хотя, конечно, не во мне, гораздо дальше.

А кто-то станет упрекать тебя: Сотри,
Побереги себя от посторонних взглядов.
Но ветви клена у меня внутри,
Хотя, конечно, не внутри, а где-то рядом.

Потом холодная и долгая зима
Построит мне узоров окруженье,
И будешь ты входить в меня сама,
Хотя, конечно, не сама, а отраженье.

Ты подойдешь к окну легко, не торопясь,
Чтоб, заперев, увидеть дом, сугробы, след,
Ступени, комнату и в комнате - себя...
Хотя, конечно, только имя на стекле.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.