Он умер в Голландии, холодом моря повитой.
Оборванный бог, нищий гений.
Он умер и дивную тайну унес нераскрытой.
Он был королем светотени.

Бессмертную кисть, точно жезл королевский, держал он
Над царством мечты негасимой
Той самой рукою, что старческой дрожью дрожала,
Когда подаянья просил он.

Закутанный в тряпки, бродил он окраиной смутной
У двориков заиндевелых.
Ладонь исполина он лодочкой складывал утлой
И зябко подсчитывал мелочь.

Считал ли он то, сколько сам человечеству отдал?
Не столько ему подавали!
Король светотени - он все ж оставался голодным,
Когда королем его звали.

Когда же, отпетый отпетыми, низший из низших,
Упал он с последней ступени,
Его схоронили (с оглядкой!) на кладбище нищих.
Его - короля светотени!

...Пылится палитра. Паук на рембрандтовской раме
В кругу паутины распластан.
На кладбище нищих. В старинном седом Амстердаме
Лежит император контрастов.

С порывами ветра проносится иней печально,
Туманятся кровли и шпили...
Бьет море в плотины...Не скоро откроется тайна,
Уснувшая в нищей могиле!

Но скоро в потемки сквозь вычурный щит паутины
Весны дуновенье прорвется:
Какие для славы откроются миру картины
В лучах нидерландского солнца!

И юный художник, взволнованный звонкой молвою,
И старый прославленный гений
На кладбище нищих с поникшей придут головою
Почтить короля светотени.

А тень от него никогда не отступит. Хоть часто
Он свет перемешивал с нею.
И мастер контраста - увы! - не увидит контраста
Меж смертью и славой своею.

Всемирная слава пылает над кладбищем нищих:
Там тень, но и солнце не там ли?
Но тише! Он спит. И на ощупь художники ищут
Ключи неразгаданной тайны.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В середине лунного луча
Запеклись соломенные стулья,
Как внутри серебряного студня
Косточки волшебного леща.

А луна все трудится, луща
И луща - разборчиво и скудно -
Ядра стен, белеющих подспудно,
От теней, от шелухи плюща.

Хлынул ветер...Я сошла с террасы.
Быстро под ногами стал стираться
Лунный луч в надтрещинках теней,
Резкий, как расколотая плитка.

Помутились рощи... Близко, близко, -
Чуть не по лбу - щелкал соловей.

1964

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Лесная глушь. Мороз. Как щетка, воздух груб.
Но нежен свет особой зимней негой.
Дома ушли в себя. Лишь дым из красных труб
Свободно катится, пропитываясь небом.

Как память давних дней, что много лет спала,
Он сам себя в тиши перебирает
И меркнет в сумерках...И образы тепла
Рисует на небе...И сам же их стирает...

Люблю вечерний дым в морозной тишине!
И так приятно почему-то
Взглянуть на этот дым, подумать об огне -
И...не пойти на зов уюта.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В коралловом лесу жемчужина живет,
Похожая на капельку тумана.
Баюкает ее столетья напролет
Жужжанье голубого океана.

Занятно, что ее когда-нибудь найдет
Ловец жемчужин: цепкий, как лиана,
Цейлонец или сын чужих широт.
Могучий, точно хвост Левиафана.

Кто скажет? - велика ль, мала ль ее цена
Там, под водой, где цен не назначают?
В сияние свое, как в сон, погружена,
Опасности она не замечает.

Но цену ей дадут. И сны ее - ценой -
Спугнут. А эти сны - ценней ее самой.

1959-1964

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Идет пурга слепыми облаками
В безлюдные и людные места...
Заносит снег лукавые капканы;
Рука ловца ласкает мех песца.

      С улыбкою ловец переливает
      Царька зверьков с ладони на ладонь,
      С него снежинки бережно сдувает,
      Как будто дует в бархатный огонь.

Но берегись, ловец, поймавший зверя!
И на тебя расставлены силки:
Сейчас капканы и факторий двери
Захлопываются вперегонки.

      Торгуют очукоченные денди
      В седой избе у крепкого стола.
      Сквозь рев пурги чудовищные деньги
      Звонят им в уши, как колокола.

Торгуют денди, взвешивают, курят,
Из поднятых глядят воротников...
Табачный дым большой звериной шкурой
Ползет по шкуркам дымчатых зверьков.

       Дверь настежь - и, в мехах до подбородка,
       Вошел бесшумный северный герой.
       Охотник, воплощенная Чукотка,
       Повитая легендой и пургой.

Его добыча искрится роскошно,
Как бы в налете дымного стекла,
Но из-под меха смотрит он тревожно,
Испуганно, как белка из дупла.

       Пред ним купец. О! Тонкий иностранец!
       Еще не глядя, видит он уже.
       В зубах сигара, словно чей-то палец,
       Откушенный в последнем грабеже.

Но вот глаза с прицелом револьвера
В глаза пришельца глянули в упор:
Купи ружье. Но чур - за меру мера.
Дороже денег честный уговор.

       История выводит без помарки,
       Как торговали честные купцы:
       Во всю длину ружья известной марки
       Ложатся в ряд чукотские песцы.

Когда зверьков лощеная полоска
Длину ружья отмерила длиной,
Сказал торговец весело и жестко:
Песцы мои, зато винчестер - твой.

       Такой винчестер - штука недурная.
       Танцуй, бездельник! - дешево достал.
       И сколько ж настреляет он, стреляя,
       Коль, не стреляя, столько настрелял!

И шкуродер подмигивает шкуркам,
Что на полу положены рядком.
И потчует охотника окурком
И крестит (по-английски) дураком.

      Американцам приглянулась шутка:
      Ты, Джонни, снайпер - бьешь наверняка.
      И ржание - апофеоз рассудка! -
      Поколебало балки потолка.

Охотник-чукча топчется на месте:
Его смутил американский смех.
И смотрит он с тревогой на винчестер
И с робким сожалением - на мех.

      А янки спохватился и сердито
      Кивнул на дверь надменной головой:
      Валяй, валяй! Фактория закрыта.
      Песцы мои, зато винчестер - твой.

Ушел, но оглянулся напряженно
Охотник на торговца из дверей,
И был тот взор под мехом капюшона
Оленьего копыта тяжелей.

       Но что тот взор обратному Колумбу!
       Он думает: Добыча неплоха! -
       И пальцами выстукивает румбу,
       Разглядывая влажные меха.

И в ритме румбы, только что ограбя,
Рука с кольцом от Мери дорогой
Похожа на танцующего краба,
На краба с окольцованной ногой.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Пробрезжил красным листик темной зелени,
Роса упала, волос поседел.
Скажи, когда они все это сделали?
И в щелку-то никто не подглядел!

Как незаметно, призрачно приделаны
Пределы к суткам сутолочных дел!
Вот - паутинка меж кустом и деревом:
Уж не она ли в чем-то - твой предел?

И может быть, тропинкой цвета финика
По желтым листьям в рощу забредешь
И паутинку, словно ленту финиша,
На самой середине разорвешь.

И далее по этой же тропинке
Пойдешь не так, как шел до паутинки.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Был ли я капитаном?
Нет. Но матросом - был.
Сам ставил мачты и сам же (э-гей!)
Я в бурю мачты рубил.

В ураганах, как птица, летал,
С буйной ватагой океан бороздил;
Плыл простором зеленым,
Серым простором плыл.

Припев: Море выплескивает из себя
        Цветоподобных медуз,
        Но раковина жемчужная
        Всегда в глубине.

И во многие порты заходили мы
познавать кабаки.
И там пускали мы немедленно в ход
Тоскующие кулаки.

Тяжеловаты были наши кулаки;
Вставали на суше мы не с той, видать, ноги!
Зато, как чайки, на ванты
В море взлетали мы...

Припев.

Был ли я капитаном?
Нет. Но матросом - был.
Сам ставил мачты и сам же (э-гей!)
Я в бурю мачты рубил.

Многие годы, как вода, утекли,
Как волны ушли они, исчезли между скал,
Но разве теперь я знаю,
Чего я в море искал?

Многие годы, как вода, утекли,
Как волны ушли они, пропали между скал...
Чего же искал я в море?
Какую тайну искал?

Припев.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

У ворот июля замерли улитки,
Хлопает листами вымокший орех,
Ветер из дождя выдергивает нитки,
Солнце сыплет блеск из облачных прорех.

Светятся лягушки и, себя не помня,
Скачут через камни рыжего ручья...
Дай мне задержаться на пороге полдня,
Дай облокотиться о косяк луча!

1964

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Охотское море волною гремит.
Бросками - проносятся чайки.
Вулкан-великан в отдаленье дымит,
Хвалу воскуряя Камчатке.

Бренча, откатилась от крупных камней
Пятнистая галька пугливо:
Во всю ширину развернулся над ней
Оскаленный гребень прилива.

Сейчас за скалой закричит пароход,
Стремительный, с белой каймою,
И, вздрогнув, жующий олень повернет
Крылатую голову к морю.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Прошел, прошел, осыпался Новый год:
Все куклы с елки попадали вниз лицом...
Блестящий шарик, как перезрелый плод,
Свалился с ветки - смирился с таким концом.

Морозной ночью, стыдливо крадясь как вор,
Уносишь елку - бросаешь на задний двор,
Но завтра снова - за шкафом и там, в углу, -
Найдешь от елки еще не одну иглу.

И долго будешь от игол свой дом полоть,
А иглы будут с укором тебя колоть -
Так тихо-тихо, как, долгую мысль тая,
Свою же руку порою кольнет швея.

1964

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Растает ли снег? Развернется ли ландыш весною?
О чем соловьи запоют на заре без него?
Ходил он один, а умел рассыпаться толпою;
На все наши дебри хватало его одного!

Любил он природу: сносил ее козни, насмешки,
Трясину месил и укусы прощал комарам.
Пил чай с муравьями и с острым дождем вперемешку,
Давился туманом и кланялся мокрым грибам.

По-прежнему ветер пройдет по дорогам весною
И в глину проталин тревожно просыплются иглы сосны.
Но больше не выйдет он с книжкой своей записною -
Разносчик мечты и седой проповедник весны.

Растает ли снег? Расцветет ли подснежник весною?
О чем соловей запоет на заре без него?
Ходил он один, а умел рассыпаться толпою;
На все наши дебри хватало его одного!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                                         И. Земской

Рыжая девочка в синей матроске села на белые доски;
Хочется ей, чтобы море размыло этот сыпучий медленный спуск...
Скользкий да мокрый, как в мыльнице мыло,
В радужной ракушке дремлет моллюск.
Ил обнял сваю. Я засыпаю и засыпаю песком свои следы...
Снятся мне сны целебные: рощи великолепные,
Войлочные, волшебные пальмовые сады!

        Что ж вы не признаётесь? Вы надо мной смеетесь!
        Я не прощу вам! Не прощу!
        Но солнце тоже смеется надо мною. Ну, значит, так и надо;
        Если солнце смеяться перестанет - я загрущу.

...Юбочки клеш надевают медузы и световые рейтузы
И уплывают на праздник свеченья, перед собой держа зеркала...
Сыплются, сыплются искры теченья, синим огнем обгорает скала...
Что там? Витрина или ветрило? Ах, я забыла: где море, где земля...
Световыми рекламами рыбки по небу плавали,
Плавниками из пламени медленно шевеля...

        Что ж вы не признаетесь? Вы надо мной смеетесь!
        Я ни за что вам не прощу!
        Но солнце тоже смеется надо мною... Ну, значит, так и надо;
        Если солнце смеяться перестанет - я загрущу.

1962

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Его стихия - старая бумага.
За что страдает? В чем он виноват?
И ведь какой безропотный, бедняга! -
Непосвященный скажет наугад.
И ты спроси, чего бедняге надо
И чем он только, бедный, не богат!
Одна строка - и найден ключ от клада,
Строка другая - найден самый клад.

         Сидит у лампы труженик архива.
         Раскопок ждут бумажные пласты,
         И вторят ветра зимнего порывы
         Порыву вдохновенья и мечты.
         Читает он с глубоким видом мага...
         Мгновение - и старый документ,
         Как заклинанье, выудит из мрака
         Гиганта с волосами из комет.
         Так кажется. А разве вправду нет?

А разве не историк разрушает
Кащеевы пещеры, силы сна?
А разве не историк воскрешает
Эпохи, государства, племена?
Или не он стучит без передышки
В глухие и отзывчивые крышки
Полузабытых кладов и гробов?
(А иногда - в дубовые кубышки
На вздоре упирающихся лбов. )
Кто что терял? Отыщется в архивах.

Кто лгал завзято? Кто - не разобрав?
Архив на страже, тихо вправит вывих
Истории достойный костоправ.
В нутро породы, заспанной и мрачной,
Вонзает он исследованья лом
И делает историю прозрачной,
Чтоб разглядеть грядущее в былом.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

На рассвете, в сумерках ледовых,
Хор берез был выше и туманней.
И стояла роща, как Людовик, -
В сизых буклях изморози ранней.

Но опять, за далями пустыми,
Красное, как будто после бури,
Встало солнце с мыслью о пустыне
В раскаленно-грезящем прищуре.

По коре взбирался, укреплялся
На ветвях его огонь раскосый,
И кудрявый иней выпрямлялся,
Делался водой простоволосой.

Иней таял, даже не стараясь
Удержаться в легкой сетке чащи,
Уменьшаясь, точно белый страус,
Отвернувшийся и уходящий.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

        I - Песня

Как сложилась песня у меня?
И сама не знаю, что сказать!
Я сама стараюсь у огня
По частям снежинку разобрать!

        II – Музыка

Вы объяснили музыку словами.
Но, видно, ей не надобны слова -
Не то она, соперничая с вами,
Словами изъяснялась бы сама.
И никогда (для точности в науке)
Не тратила бы времени на звуки.

        III – Натюрморт

Отстала ягода от кисти винограда;
Дрожит на кончике - всех меньше и темней.
Но презирать ее, по-моему, не надо:
Наоборот! - Цена картины - В ней.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

        Вот передо мною море голубое,
        Плещет волна, волна.
        Знаю о чем, о чем
        Шепчет она, она.
        Шепчет она о том, что нет предела
        Снам и мечтам, мечтам.
        И все зовет, зовет
        К дальним местам, местам.

Я хочу под ветром яростным
Плыть, плыть, плыть на судне парусном.
Право, нравятся мне очень мало
Корабли без парусов.
Может быть, они удобнее
И во многом бесподобнее,
Все равно они подобны старым
Капитанам без усов.
Капитан без усов, усов -
Словно судно без парусов,
А капитаны с усами -
Словно суда с парусами.
В чем клянусь вам шаландами,
Неграми шоколадными,
Льдиной, моржом, эскимосом,
Якорем, трапом и тросом.

        Что обращаюсь я к волне безвестной,
        Словно к родной, родной?
        Мечта о плаванье
        Ты не со мной, со мной.
        Море и небо почернели грозно,
        Парус надут, надут,
        В гавань суда сюда
        Вновь не придут, придут.

Я хочу под ветром яростным
Плыть, плыть, плыть на судне парусном.
Право, нравятся мне очень мало
Корабли без парусов.
Может быть, они удобнее
И во многом бесподобнее,
Все равно они подобны старым
Капитанам без усов.
Капитан без усов, усов -
Словно судно без парусов,
А капитаны с усами -
Словно суда с парусами.
В чем клянусь  вечно юными
Рыболовными шхунами,
Яхтой, баркасом, вельботом
И старичком пакетботом.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Раскаленного перца стручок,
Щедрой почвы ликующий крик,
Ты, наверное, землю прожег,
Из которой чертенком возник.
Страны солнца, взлелеяв тебя,
Проперчились до самых границ,
Пуще пороха сыплют тебя
Там из перечниц-пороховниц.

Орден кухни, герб кладовых,
Южных блюд огнедышащий флаг -
Ты на полках, на пестрых столах,
В пыльных лавках - особенно в них.
И представишь ли темный навес,
Где серьгою трясет продавец,
Коли там не висят у дверей
Связки перца, как связки ключей
От запальчивых южных сердец?

Я хвалю тебя! Ты молодец!
Ты садишься на все корабли,
Ты по радужной карте земли
Расползаешься дымным пятном;
Ты проходишь, как радостный гном,
По извилистым теплым путям,
Сдвинув на ухо свой колпачок.
И на север являешься к нам,
Раскаленно-пунцовый стручок.

И с тобою врывается юг
В наши ветры и наши дожди...
Просим! Милости просим, мой друг,
В наши перечницы! Входи!
Правда, мы - порожденье зимы,
Но от острого рты не кривим,
А при случае сможем и мы
Всыпать перцу себе и другим.

Разве даром в полях января
Пахнет перцем российский мороз?!
Разве шутка российская зря
Пуще перца доводит до слез?!
...Славлю перец! - В зерне и в пыльце.
Всякий: черный - в багряном борще
(Как бесенок в багряном плаще),
Красно-огненный - в красном словце.
Славлю перец! Во всем, вообще!
Да; повсюду, во всем, вообще!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Как сосулька с отколотым кончиком,
Или звон столкновения льдин,
Или птичье крыло с колокольчиком,
Призвенелось мне слово пингвин.

Что такое Пин Гвин? Где разыскивать?
А какой он, Пинг Вин? Как живет?
Над снегами зеленоискрыми
Седоватый запел самолет.

Каждый день пробегал необыденно:
С пестрой песней, с простертой рукой...
А когда я пингвина увидела,
Оказалось: пингвин не такой!

Никогда не летающей птицею
Был пингвин. Но, пожалуй (как знать!),
Не являл ли собой репетицию
Тех пингвинов, что будут летать?

Потому что отвергнутым чучелом,
Снежной куклою, вкопанной в лед,
Он глядел, как тускнеет за тучами
Прилетавший за ним самолет.

Он стоял, уменьшаясь беспомощно,
На расставленных ножках своих
И как будто придумывал поручни,
Чтоб скорей ухватиться за них.

1962

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Вопили джунгли, пели не смолкая,
Звонили в колокольчики лиан,
Вниз головой - дразнили попугаи
Вниз головой висевших обезьян.

Крутились хороводы испарений.
Текла змея, древесный хлюпал сок,
И полыхал - цветов душистый гений -
Алоэ там - чудовищный цветок.

Шла девушка: лианы отклоняла,
Мерцали белым черные глаза.
Заметила алоэ, обломала.
Лишь фейерверком брызнула роса.

Кольцом в носу задумчиво кивая,
Сиреневый растягивая рот
И лепестки гиганта обрывая,
Гадала вслух: придет иль не придет?

Не любит, любит?.. О! стерпи такое
Другой цветок - большого горя нет.
Любой цветок, но только не алоэ:
Ведь только раз цветет он! В сотню лет.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Осень. Тишина в поселке дачном,
И пустынно-звонко на земле.
Паутинка в воздухе прозрачном
Холодна, как трещина в стекле.

Сквозь песочно-розовые сосны
Сизовеет крыша с петушком;
В легкой, дымке бархатное солнце -
Словно персик, тронутый пушком.

На закате, пышном, но не резком,
Облака чего-то ждут, застыв;
За руки держась, исходят блеском
Два последних, самых золотых;

Оба к солнцу обращают лица,
Оба меркнут с одного конца;
Старшее - несет перо жар-птицы,
Младшее - пушинку жар-птенца.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Не хвастай, мумия, что уцелела ты,
Что у бессмертия ты будто не в обиде:
Хоть не рассыпались во прах твои черты,
Ты тот же самый прах! Но только в твердом виде.

Черты. А что очерчено? Скажи!
Зачем ты в наших днях? Послом какого дела?
Зачем лишь тело - след твоей души
В том мире, где душа должна быть следом тела?

Кого земля уже давным-давно взяла,
Того и в мертвых нет; он связь порвал с могилой.
Живою, глупая, недолго ты была.
Зачем же мертвою так долго быть?! Помилуй!

Заметь: и у конца бывает свой конец,
И снова есть за что началу зацепиться...
Не глупо ль? - навсегда в конце закоренеть,
В ничтожестве навеки укрепиться!

Нет! Лучше стать травой в налете дождевом,
Землей, кузнечиком, родней речному илу,
Чем куклой страшною с шафранно-желтым лбом,
Способной пережить свою могилу!

Вот если бы до нас теперь, через века,
Порыв истории (пускай уже неясный)
С египетским теплом принес издалека
Твой голос молодой и подвиг твой прекрасный, -

Тогда бы не могла (всем далям вопреки!)
Разрыва меж тобой и мной не одолеть я,
И звать преградою такие пустяки,
Как полтора тысячелетья.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Река текла как дождь, лежащий на боку,
А дождик шел, как речка в вертикали,
И мост подныривал подобно поплавку,
Когда струи по нем перетекали.

Казалось: из руки выскальзывает меч;
Волна то прятала настил, то обнажала...
Дождь высказался, смолк, но дождевую речь
Всю ночь река вела и продолжала.

Пойти проведать ночь? Лопух водой налит.
Во мгле не разглядишь, но тронешь и припомнишь
В зубцах и в капельках зелено-синий лист -
Прикушенно-алеющий шиповник...

Сад свищет свежестью, как нитка в полотне,
Сирень ноздрится в шахматных деленьях,
Жасмин белеется в мучнистой полутьме
Из-под сырых расплывчатых деревьев.

Сойду к реке: не захлебнулся ль мост?
Деревья пререкаются во мраке,
Тьмы черных листьев трутся между звезд,
Как толпы человечков из бумаги.

Из черной же. Высоко в темноте.
Они гарцуют, пляшут, шьют, дерутся,
Пьют, валятся с коней... Но в близости к воде
Расступятся, как карты разберутся.

1965

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Пока хороши и без листьев
Деревья за рябью ограды,
Пока у весны и без листьев
Довольно веселой прохлады, -

Люблю прошлогодние листья,
Дрожащие их мириады,
И думаю: Старые листья,
А солнцу, как новые, рады.

Приветствуя сбивчивый ветер,
Они кувыркаются в парках.
Они веселятся, как дети,
Хотя не получат подарков.

Мне нравится их бескорыстье!
...Люблю прошлогодние листья.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Все цветы на первый слух молчат:
Там, в лесу, и дальше, за ручьем...
Все цветы - на первый слух - молчат,
Если их не спросишь ни о чем.

Да, но ветер, пчелы и роса,
Чуть касаясь их раскрытых ртов,
Кажется, любые голоса
Могут сделать голосом цветов.

Но кувшинка молчаливей всех.
Сколько ни стою на берегу, -
Но кувшинка молчаливей всех, -
Я ее расслышать не могу.

Горло ль ей сдавила глубина?
Тайна ль тайн под ней погребена?
Но кувшинка молчаливей всех:
Все поют - молчит она одна.

Я плутала у тяжелых вод,
Я старалась к ней найти подход -
Все напрасно: полчище болот,
Как на грех, кувшинку стережет.

Полчище болот-бородачей,
Скопище чудовищных ночей,
Сонмы сов, бессонных, как на грех...
О! Кувшинка Молчаливей всех.

1961

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

До сих пор грохочут водопады,
Сотрясаясь от избытка сил,
В той стране, где правнук Гайаваты
Свой очаг навеки погасил.

Не синеют в сумерках вигвамы,
Старики не курят возле них.
Не скользят каноэ под ветвями
Средь осок и лилий водяных.

Смолк навеки скорбный ваванэйса
В чаще леса - кладбище листвы.
Облетели у вождя-индейца
Радужные перья с головы.

Сохнущие шкуры у порога
В солнечном ветру не шелестят.
Навсегда отчалила пирога
К берегам Понима, на закат.

Навсегда колчаны опустели,
Навсегда лесные короли
Боевые луки опустили, -
В гордое преданье отошли.

Сквозь века, сквозь пламя поздней дружбы
Я назад их горестно зову:
- Почему вы бросили оружье?
Где вы скрылись, грозные? А-у!..

...Только ветер в травах пробегает,
Где, зарывшись в землю с головой,
Вечным сном забылся томагавок -
Лучших дней товарищ боевой.

                ***

О, какой же силы дуновенье
И какой же тяжести волна,
Как пушинку, сдуло поселенья?
Как соринку, смыла племена?

Не сюда ли дети кроткой веры
Принесли спасителя завет?
Не сюда ль пришли миссионеры...-
Погасить прекрасный Новый Свет?

Ничего себе у них молитва,
Коль сумели раз и навсегда
Срезать, как чудовищная бритва,
Целые народы без следа?!

Как же быть? Как прошлое поправить?
Детям леса сделанное зло
Чем избыть?.. Сорву листок на память
Обо всем, что с ними стать могло...

...Томный Запад! Тающая тайна...
В диких почках скрытая судьба...
Шелест...Проливное щебетанье...
Водопадов дальняя пальба...

Холод сладкий, трепет вдохновенный
Чащ, ослепших в собственной тени...
А туземцы где же?! Из вселенной
Прочь навеки изгнаны они.

                ***

Раса незаслуженного цвета -
Раса белых! Честь невелика!
Ведь великая твоя победа
Преступленьем впишется в века.

Дорог счет за выветренный череп,
Сохнущий на солнце меж травы,
За корону из орлиных перьев,
Сорванную с гордой головы,

За печаль, догадку, сновиденье,
Где могло быть яви торжество,
Где лишь тот спасен от вырожденья,
Кто не знал рожденья самого!

Дорог счет...Но все ль он в старой силе?
Кто и с кем расплатится по нем?
Что же делать, если годы смыли
Кредитора вместе с должником?!

И тихонько отвечает ветер,
Пролетая в струйках снеговых:
- Кредитора, верно, нет на свете.
Но должник, по-моему, в живых.

Не на книжных сумеречных полках,
В полных чар Эмаровых томах;
Он живет в сомнительных потомках, -
В ясных виллах, в барственных домах...

И ему ночами сладко спится,
Словно он ни в чем не виноват;
И ему не чудится, не снится
Страшный путь с востока на закат...

Пулями исклеванные фрукты,
Терпкие пропойцы, игроки,
У которых бороды - как муфты,
Бакенбарды - как воротники, -

Где они? От волчьего наследства
Только шерсть отбросив навсегда,
Он давно оставил пору детства, -
Ту, когда бывает борода.

Носит он тончайшие манишки,
Бреется едва не до кости,
Занимает все мирские вышки,
Ходит в церковь. (Господи, прости!)

Там, в лучах лампады негасимой,
Он застыл в поклоне у колонн:
Не отцов ли грех непоправимый
В этот миг замаливает он?

Где уж там! Одно он помнит крепко
И одна молитва у него:
Боже, дай мне в зле, достойном предка,
Переплюнуть предка моего!

Намалюй свое благословенье
На горбах моих броневиков,
И свершу я за одно мгновенье
Преступленье нескольких веков.

                ***

О, не поздно ль? Страны прозревают.
Поздно! Человечество следит.
Сам себя наш мир не прозевает.
Взлом земли земля предупредит.

Но при этом...Ищет новый разум,
Ищет в прошлом твой досадный след...
И восходит перед новым глазом
В новом свете тот же Новый Свет.

И, дивясь на старое злодейство,
Фермер останавливает плуг
Перед ветхим черепом индейца,
Перед черным делом белых рук...

...Пусть ушли, растаяли во мраке
Грозные лесные короли;
С их надгробий стершиеся знаки
Мы в сердца свои перенесли.

1957-1958

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.