Как-то раз все суда задержались,
Всяк в своём неизвестном порту,
А на наших судах подходили
Солевые запасы к концу.

Снарядил управляющий лодку,
Начал он смельчаков набирать.
Обещал он им денег на водку,
Если соли сумеют достать.

Ну а море всё тихо стояло,
И прибой у скалы не шумел.
Это к вечеру шторм предвещало,
И никто выходить не хотел.

Управляющий тут рассердился
И сказал, усмехаясь в усы:
- До чего же я здесь дослужился?
Здесь ведь нет рыбаков - все трусы!

Тут и вздрогнуло сердце у Кольки
И ещё у семи рыбаков:
- Не боимся мы шторма на море,
Соли вам привезём сто пудов!

Ну а к вечеру шторм разыгрался.
- В первый раз! - говорят старики.
А со штормом пришло ко мне горе:
Не вернулись назад рыбаки.

Семь я суток у моря рыдала
И поэтому стала седой.
Это знают лишь скалы у моря
Да сердито шумящий прибой.

Всё я синему морю прощаю:
Гибель Колькину, участь свою,
Потому что я море любила
И теперь его крепко люблю.

Вот однажды суда задержались,
Всяк в своём неизвестном порту.
А на наших судах подходили
Солевые запасы к концу. 

Снарядил управляющий лодку,
И давай смельчаков набирать.
Обещал дать им денег на водку,
Если соли сумеют достать. 

Ну, а море так тихо стояло.
И прибой у скалы не шумел.
Это к вечеру шторм предвещало,
И никто выходить не хотел. 

Управляющий тут рассердился
И сказал, усмехаясь в усы:
- До чего же я здесь дослужился!
Здесь ведь нет рыбаков – все трусы! 

Тут и вздрогнуло сердце у Кольки
И ещё у семи рыбаков:
- Не боимся мы шторма на море,
Соли вам привезём сто пудов! 

Ну, а к вечеру шторм разыгрался.
- В первый раз! – говорят старики.
А наутро пришло ко мне горе:
Не вернулись домой рыбаки. 

Я у моря семь суток рыдала
И поэтому стала седой.
Знают это лишь скалы морские,
Знает это шумящий прибой. 

Всё я бурному морю прощаю:
Гибель Колькину, участь свою,
Потому что я море любила
И теперь его крепко люблю.

Подростки, солдаты и учителя,
Барыги, прожжённые в дым,
Трудяги, что начали дело с нуля,
Чтоб дело закончилось им,

Девицы, врачи, инженерная рать,
Ворьё, адвокаты, менты,
И те ветераны, которым насрать
На нашего века понты,

Студенты, чиновники и холуи,
Прислуживающие всласть
Тем, кто покупает билеты свои
На право прорваться во власть,

А к нам на концерты задаром идут,
Рассаживаясь на места,
Что администраторы так берегут,
Как нити с одежды Христа...

Да что нам за дело? Мы наперевес
Гитары привычно берём,
И честно и просто, как птицы — с небес,
Любимые песни поём,

И еле заметно уходим туда,
Где нас поджидает давно
Восставшая над горизонтом звезда,
С которой не будет темно

Ни нам, покидающим сцену навек,
Ни вам, что заполнили зал:
Желаешь остаться собой, человек?
Живи, как Господь наказал,

И делай, что должно, дорогу торя,
Как совести голос велит,
И всё, что случится – случится не зря,
И сердце любовь опалит,

Сквозь горе и слёзы пройди налегке:
На зеркало неча пенять,
И детям в наследство оставь по строке,
Чтоб было с чего начинать,

Пусть доброе слово, хотя бы одно,
Останется в память о нас,
Как света невыцветшее пятно
На дне выцветающих глаз...

Без работы, без капусты, без семьи, идей,
На гитарке только тренькать целый день не лень,
Пенсию нам выделяют Путин и Медведь,
Эх, и дорого сегодня в кризисы болеть….

На душе сплошные волки, воют день и ночь,
Редко прихожу я в гости, навещаю дочь,
Телефонный папа – эта фраза про меня,
Эх, подрастёшь – поймёшь всё, девочка моя.

Всё бы бросил, всё б оставил, только что бросать,
В Штаты бы рванул отсюда, с нуля жизнь начать,
Но кому я в Штатах нужен, вызова то нет,
Эх, грин кард мне подари, Обама призидент.

И куда я денусь братцы, в Ленинском моём,
Муравьёв настроили, не узнать район,
Только краны падают, громя пятиэтажки,
Эх, и девочки стоят вдоль Дубков, блин, наших!!!

Цены сново подняли, кризисы раздули,
Словно в 90-е опять мы все вернулись,
Ну, куда же смотрит власть, или ждёт – дождётся…
Эх, когда же, бля, народ, за стволы возьмётся.

Просвистели мысли эти, в голове опять,
Надо накатить сто граммов, завалиться спать,
Ну а лучше уж все двести, и врубить шансон,
Эх, проснуться бы, да толку, это же не сон!!!!

19.05.2009 Константин Жиляков

Лёва был хозяин дома,
Его морда всем знакома -
Бакалейщик Лёва Либерман.
Собрались аристократы,
Были все они богаты,
Беден был лишь Иванов Иван.

Был Абрам из Сахартреста,
С ним пришла его невеста -
Сара с толстым задом за собой.
Рабинович был с Арбата,
С ним пришли четыре брата
Иванов пришёл с чужой женой.

Гости все уселись рядом,
Пот со всех катился градом,
Лёва сердцем чувствовал беду.
И, решив себя не мучать,
Крикнул он: Подайте кушать!
И на стол всем подали еду.

Там было угощенье -
Варенье и печенье,
От акулы жареный пупок,
Соловьиные яички,
Две потрёпанные птички
И морковно-пареный шматок.

Был ликёр из южных штатов,
Пять сортов денатуратов -
Всё прислал одесский ресторан.
Было там вино Улыбка,
Были сигареты Шипка,
Иванов принёс с собой стакан.

Вскоре гости позабыли,
Что они в чужой квартире;
Под столом в углу лежал Иван.
Всё сожрали, всё допили,
Всю посуду перебили,
А хозяйке дали по зубам.

Лёва долго сомневался,
Не решался, опасался:
Подсчитал - и сразу в суд подал,
Чтобы дали по заслугам
Всем его друзьям, подругам
И чтоб плакал Иванов Иван.

Судьи рассудили ясно:
Гости к драке не причастны,
Бил хозяйку лишь один Иван.
Все довольными остались,
Снова к Лёве все собрались;
Иванов же прямо в Магадан.

Припев(1):
   Ты приходи на могилки, приходи в мой дом
   Ты приходи на могилки, погнием вдвоем
   Ты приходи на могилки, будем чинно жить
   И черви земляные будут нас любить
   Все умрут и мы умрем
   Так приходи дружок погнием вдвоем
   Ты приходи на могилки, будем чинно жить
   И черви земляные будут нас любить

Мы лежим с тобой в маленьком гробике
Ты мозгами прижалась ко мне
Твой череп червями обглоданный
Широко улыбается мне

Припев(2):
   Ты приходи на могилки, приходи в мой дом
   Ты приходи на могилки, погнием вдвоем
   Ты приходи на могилки, будем баб ебать
   Ты приходи на могилки, будем целки рвать

Не смотри на меня ты так жалобно
И коленку мне в ребра не суй
Все равно на тебя не подымется
Мой давно разложившийся хуй

Припев(1).

Мне бы девочку синюю-синюю,
Чтобы груди свисали до пят
Чтобы рожа была лошадиная
И широкий морщинистый зад

Припев(1).

Я люблю когда жабы сношаются
Специфический запах такой
И порой мне так хочется, хочется
К толстой жопе прижаться щекой

Припев(2).

Вот и верь после этого людям
Мы ебемся с тобой в чесноке
И твои белоснежные груди
Я узлом завязал  на спине

Припев(1).

Припев:
          A7          Dm     G7
Ты приходи ко мне, Иванушка,
                  C        Am
Ненаглядный мой Иванушка!
                  Dm      E7
Почему ж ты не торопишься
                Am
Королеву рассмешить?
        A7            Dm     G7
Ну, а где ж ты, мой Иванушка,
                    C       Am
Ненаглядный, милый Ванюшка?
                    Dm    E7
Не могу я ведь без милого
                 Am
Ни минуточки прожить.

Только, видно был Иванушка в бою,
Защищал он землю русскую свою,
Бился насмерть с Чудом-Юдом трех голов.
И не мог он слышать этих добрых слов.

Припев.

Может, сказка, может, правда, может, нет.
Эту сказку рассказал лесной рассвет,
Эту сказку рассказала мне трава,
Ну а ветер пел заветные слова:

Припев.

Иволга поёт над родником,
Иволга в малиннике тоскует.
Отчего родился босяком,
Кто и как мне это растолкует?

Ветви я к груди своей прижму,
Вспомню вдруг про юность и удачу,
Иволгу с малинника спугну,
Засмеюсь от счастья и заплачу.

Помню, помню, мальчик я босой
В лодке колыхался над волнами,
Девушка с распущенной косой
Мои губы трогала губами.

Чего пугаешься, мальчишка,
Уставясь молча на пожар?
А ну, подбрось, подбрось дровишек,
Мой недогадливый школяр.

В костре сгорает и осина...
Но люди правду говорят:
Как ни крути - без керосина
Дрова сырые не горят.

Я с белых плеч сниму обнову.
Я распущу свою косу.
К твоим губам вина шального,
Сластёна юный, поднесу.

Ты моего дотронься тела,
В нём Ад и Рай, в нём Ад и Рай.
Играть с огнём - мужское дело.
Играй же, мальчик мой...
Играй!

Они в ночи не спят ни капли
И охраняют тихий сон.
И где-то за туманной зыбью
Звучит прекрасный перезвон.

В волшебной музыке рассвета
Едва колышится туман.
И лишь мечта, лучом согрета,
Летит за голубой лиман.

Играют ангелы на скрипках...
Чуть слышно, плавно, не спеша.
Тогда глаза блестят улыбкой
И тает, радуясь, душа.

Припев:
Идёт солдат по городу, по незнакомой улице,
И от улыбок девичьих вся улица светла.
Не обижайтесь девушки, но для солдата главное,
Чтобы его далёкая любимая ждала.

А солдат попьёт кваску, купит эскимо,
Никуда не торопясь, выйдет из кино,
Карусель его помчит, музыкой звеня,
И в запасе у него останется полдня, останется полдня.

Припев.

Где любимая живёт, липы шелестят,
И садится в карусель не её солдат,
Но другие ни к чему - все до одного -
Если только верно ждёшь солдата своего, солдата своего.

Припев.

Лицо его сильно побито,
Изодран потёртый мундир,
Друзей его много врагами убито,
А сам он солдат- командир.

Остался один после боя,
Прошёл он Афган и Чечню
Изранен, потрёпан, оборван,
Избит он в смертельном бою.

Куда ж ему нынче податься,
Не знает, куда же пойти,
Не повернуть уж обратно
И нету другого пути.

Идёт он к родимому дому
Где все его любят и ждут.
Ведь каждому с детства знакомо
В обиду его не дадут. 

Князь Мышкин был доверчивый и милый.
Такой же, как росейский наш народ.
Настоко же болезненный и хилый,
И все его дразнили: Идиот!

От этого в Швейцарии лечили.
Он без толку торчал там цельный год.
И нет, чтобы потом, к примеру, в Чили
Домой вернулся... Вправду идиот.

И в Петербурге сняв себе квартиру,
(Полно клопов, но полный пансион)
Как завсегдатай общего сортира
Соседями обласкан не был он.

Вдруг паника в дому: Ах, что случилось? -
Такое там бывало иногда.
Настасия Филипповна явилась -
И князь влюбился враз и навсегда!

Чаво скрывать... Она была прекрасна,
Но с юных лет ходила по рукам.
И с ею было, ох, небезопасно,
Особенно богатым мужикам.

Один такой - фамилие Рогожин -
В наследство получает миллиен.
Ничтожество - ни кожи, и ни рожи,
А тоже глаз положил на нее.

Он с Мышкиным в вагоне подружился,
Когда наш князь в плащишке замерзал.
Рогожин шубой с им не поделился,
Но много теплых слов ему сказал.

Они ее обои полюбили.
Князь Мышкин - за печальные глаза.
Рогожин - видно в детстве мало били -
За то, про что неловко и сказать.

Он ей швырял огромные деньжищи.
Она же потешалася над им
И жгла их в печке пачками по тыще -
Хохочет, а из печки черный дым!

А у его был ножик перочинный -
Он перья им гусиные чинил,
Да, видно сдали нервы у мужчины,
Он ей смертоубивство учинил.

Хотя сперва хотел зарезать князя,
Но Мышкин сильно с лестницы упал.
Ведь у него кондрашка началася -
Вот он в него ножом и не попал.

И вот, у трупа накидав подушек,
Друзья расположились на ночлег,
И дрыхли так, что хоть стреляй из пушек -
Ломали дверь шышнадцать человек!

Их Мышкин на кривой козе объехал -
Мол справка из психушки и вобще...
И сразу же в Швейцарию уехал
Все в том же дерьмантиновом плаще.

Рогожин тоже двинулся. Мозгами.
Но вскоре сдвиг по фазе миновал,
И, распростившись с отчими деньгами,
Уехал. Токо на лесоповал.

И кажного такое ожидает,
Кто собразить не может че к чему.
А кто, наоборот, соображает,
К швейцарам едет, а не в Колыму.

Не слабый был писатель - Достоевский -
Жил в прошлом веке, а писал про нас!
Но че нам делать знал лишь Чернышевский.
Его коснемся в следующий раз.
Его коснемся в следующий раз

А утром рано, покинув Пресню я,
Уйду с этапом на Воркуту,
И под конвоем своей работой тяжкою
Я, может, смерть свою найду.

Друзья укроют мой труп бушлатиком,
На холм зеленый меня снесут,
Засыплют тело землею мерзлою
И жалобно так пропоют.

А ты стоять будешь по-над могилкою,
Лицо батистовым платком утрешь.
Не плачь, не плачь, подруга моя милая,
Ты друга жизни еще найдешь.

Идут на Север - срока у всех огромные,
Кого ни спросишь - у всех Указ.
Взгляни, взгляни в глаза мои суровые,
Взгляни, быть может, последний раз.

А завтра утром, покинув Пресню, я
Уйду этапом на Воркуту.
И под конвоем, в работе тяжкой,
Быть может смерть я себе найду.

Друзья накроют мой труп бушлатиком,
На холм заснеженный превознесут.
Там забросают землей замерзшею,
А сами горестно запоют.

А ты стоять будешь у фотокарточки.
Платком батистовым слезу утрешь.
Не плачь, не плачь ты, подруга милая,
Ты друга милого себе найдешь.

Найдешь ты друга, любить он будет,
Но сын отца уж не будет знать.
Расти он будет в сиротстве горьком,
Отца родного лишь вспоминать.

Я живу близ Охотского моря,
Где кончается Дальний Восток.
И живу без нужды, и без горя,
Строю новый в стране городок.

Вот окончится срок приговора,
С Колымою и морем прощусь,
И на поезде в мягком вагоне
Я к тебе, дорогая, вернусь.

Здесь горы в снегах и селенья в бегах
Горят кишлаки и дуканы
И выпустит вряд ли неверных Аллах
Из пламени Афганистана
Нас выпустит вряд ли живыми Аллах
Из пламени Афганистана

Придет письмецо ты закроешь лицо
Но нет никакого обмана
Надень же на левую руку кольцо   2
Из пламени Афганистана         / раза

Но год или два и ты вспомнишь едва
Любви несмертельные раны
Я сделаю все чтоб ты вышла жива
Из пламени Афганистана

Строчит пулемет поднимается взвод
Жаль многие больше не встанут
И к Родине сын может быть не придет
Из пламени Афганистана

Здравствуй, ненаглядная старушка!
Ты о сыне плачешь и грустишь,
И в твоей убогой комнатушке
Воцарилась гробовая тишь.

Нет, тебя не радует светило
Золотым ласкающим огнем.
Ты от горя, милая, склонила
Голову седую на плечо.

Слезы не бегут из глаз любимых,
Сморщились усталые глаза.
Пожелтели щеки словно нива,
Над твоим лицом прошла гроза.

Тяжесть ожиданья и тревогу
Ты несешь уж много лет в груди.
Вечерами ходишь на дорогу,
Ищешь встречи с сыном впереди.

Взгляд скользит украдкой из-под шали,
Ты в прохожих ищешь сына взгляд.
Нет его! Его украли дали,
О которых трудно рассказать.

Небосклон покрылся непогодой,
Жизнь моя охвачена тоской.
Матушка, охваченный невзгодами,
Вам пишу дрожащею рукой.

Здесь страданья, грусть, тоска и муки
Льют расплавленный металл в сердца.
И печальным монотонным звукам
Нет, родная, мочи и конца.

Гаснет радость, чувство жизни меркнет
В бесконечном шуме лагерей.
Сколько здесь, родная, исковерканных,
Карцером измученных людей.

О былом остались только грезы,
Давит грудь, сжимает боль виски.
Степь кругом под небосклоном розовым
Разбросала камни и пески.

Не забыть мне ни за что на свете
Много <нрзб.> утерянных душой,
Теплой ласки и тоски в привете
На товарной станции большой.

И слова, которые шептала,
Мне не вычеркнуть их никогда.
Вдалеке вечернем угасала,
Заливалась яркая звезда.

Унеслись широкие просторы,
И окон вагонных красных даль.
Песни заунывные и споры...
Денег пропитых мне стало жаль.

Долго ты стояла на перроне,
Обливаясь жгучею слезой.
А сынок твой в пульманском вагоне
Мчался на восток по столбовой.

Из сторонки северной, далекой,
С Колымы суровой и седой
В край родной старушке одинокой
Шлет привет с неволи сын родной.

Приехали панычи во темной ночи,
Приехали панычи во темной ночи.
Стук, бряк во колечко:
Выйди, выйди на крылечко,
Дай коню воды, дай коню воды.

Не могу я встать, коню воды дать,
Не могу я встать, коню воды дать.
Мне матуся приказала,
Чтоб я с паном не гуляла,
Матуси боюсь, матуси боюсь.

Матуси не бойсь, садись на мой конь,
Матуси не бойсь, садись на мой конь.
На мой конь скорей садися,
Вместе с бурею несися
В венке золотом, в венке золотом. 
 

На переднем Стенька Разин,
Обнявшись, сидит с княжной,
Свадьбу новую справляет
Он, веселый и хмельной.

А она, потупив очи,
Ни жива и ни мертва,
Молча слушает хмельные
Атамановы слова.

Позади их слышен ропот:
Нас на бабу променял,
Только ночь с ней провожжался,
Сам на утро бабой стал.

Этот ропот и насмешки
Слышит грозный атаман
И могучею рукою
Обнял персиянки стан.

Брови черные сошлися,
Надвигается гроза.
Буйной кровью налилися
Атамановы глаза.

- Ничего не пожалею,
Буйну голову отдам! -
Раздается голос властный
По окрестным берегам.

Волга, Волга, мать родная,
Волга, русская река,
Не видала ты подарка
О донского казака!

Чтобы не было раздора
Между вольными людьми,
Волга, Волга, мать родная,
На, красавицу прими!

Мощным взмахом поднимает
Он красавицу княжну
И за борт ее бросает
В набежавшую волну.

Что ж вы, братцы, приуныли?
Эй ты, Филька, черт, пляши:
Грянем песню удалую
На помин ее души!

Из-за острова на стрежень
На простор речной волны
Выплывают расписные
Острогрудые челны.

Мы все за мир,
И мир за нас.
Кто против мира,
Мы вырвем глаз.

Стиляга Робсон
Взял саксофон,
И песнь о мире
Заводит он.

Москва, Калуга,
Лос-Анджелос
Объединились
В один колхоз.

В колхозе этом
Живёт одна.
Во имя мира
Даёт она.

Колхозный сторож
Иван Кузьмич
Во имя мира
Пропил Москвич.

Мы все - стиляги,
И мир за нас.
В защиту мира
Лабает джаз.

А мы служим в воздушно - десантных войсках,
Где радость и боль без сомнений,
Только стоит шагнуть нам в распахнутый люк -
Свист в ушах и свобода паденья...

А кругом тишина, только ветер в глаза,
Вниз посмотришь - пески Гайжюная.
Купол, небо, земля, и еще мать родная -
Вот святыня, во что верю я.

Так смелее, десантник, в распахнутый люк,
Отсчитай, рви кольцо, держи купол,
Только помни, солдат, за тобою стоят
Мать родная, твой дом и подруга.

А знаете вы, как уходят Илы
В тот час предрассветный, когда день просыпается?
Откуда вам знать, что у солдата в груди,
Когда в небесах лямки сердце сжимают?

Ведь я институтка,
Я дочь камергера,
Я чёрная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины -
Моя атмосфера.
Привет эмигрантам, свободный Париж!

Мой отец в октябре убежать не успел,
Но для белых он сделал немало.
Срок пришёл, и холодное слово расстрел -
Прозвучал приговор трибунала.

И вот я проститутка,
Я фея из бара,
Я чёрная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины -
Моя атмосфера.
Привет эмигрантам, свободный Париж!

Я сказала полковнику: Нате, берите!
Не донской же валютой за это платить.
Вы франками, сэр, заплатите.
А всё остальное - дорожная пыль!

Вот я проститутка,
Я фея из бара,
Я чёрная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины -
Моя атмосфера.
Привет эмигрантам, свободный Париж!

Ведь я институтка,
Я дочь камергера,
Я чёрная моль, я летучая мышь.
Вино и мужчины -
Моя атмосфера.
Привет эмигрантам, свободный Париж!