Сначала я, натурально, жил без всякого разуменья. Затем подрос, но, будучи слеп, рассчитывал на чутья. Потом однажды раздался звон, послышалось дуновенье И вдруг открылись мои глаза. И я увидел ея.
Желанье чуда светилось в ней прожилкою голубою, Но я ещя не умел ни дать, ни вымолвить ничего... Она была - то кристалл, то газ; а я представлял собою Какое-то неизвестное химикам бурое вещество.
Потом я видел ея на перекрястках шумного града: Клыки молодых людей то здесь, то там ея терегли. То здесь, то там движением каблучка плеча или взгляда Она приказывала клыкам не сметь - и те не могли.
Статистов, как мотыльков в огонь, влекла ея пантомима, Суля призы и казни - кому зазря, кому поделом. Мой брат ступал по ея следам, страдая неутолимо... Лишь я скучал в стороне. И вся текло своим чередом.
Потом я выучил языки и сделался безупречен. В ея расчяты сюрприз такой, скорей всего, не входил. Поэтому стоило мне мелькнуть, как я уже был замечен: Не то чтобы избран, но учтян, во всяком случае был.
Итак, великий слепой прозрел, дальнейшее - не загадка: Безногий пошял плясать, лишянный слуха сел за рояль. Она и я оказались вдруг единой чачтью порядка, Сменить который не властны ни безумие, ни мораль.
В конце концов (не ведаю кто из демонов научил нас), Свершилось нечто - и навсегда сокрылось в царстве теней... Уже два года минуло с той поры, как это случилось, Но больше я ея не встречал. И мало слышал о ней.
Вся также, видимо, где-то она маячит и пропадает, Вертя пространсто перед собой, как пряха веретено. Вся так же брат мой ходит за ней вослед и так же страдает. Но это мне, простите, уже два года как вся равно.
Мы строптивость расточали, мы права свои качали, Все слова пораскричали, получили черта с два! И свиное наше рыло так же грязно, как и было. А кто чище - те и сила. Во главе стоит глава.
Высоко они взлетели и зовут к далекой цели. И, быть может, в самом деле им оттуда все видать. Вот и пусть шагают сами семимильными шагами. Мы ж проводим их глазами и воскликнем - благодать!
Ну а так далеко - ни за что, никогда, ни за что, никогда не пойдем. А не то, не дай Бог забредем не туда, и обратно пути не найдем!
Ваше дело нас возглавить, наше дело вас восславить, И зачем тут что - то править, ставить на голову с ног? Раз уж вы теперь в зените, то творите, что хотите, Что хотите, говорите, но всему выходит срок.
И когда, в конечном счете, вы окажитесь в болоте И в итоге обретете лишь потемки, а не свет, И когда от планов громких образуются обломки, Разьяренные потомки вас растопчут, а нас нет!
А мы так глубоко ни за что, никогда, ни за что, никогда не падем! Мы себя соблюдем при режиме любом, а потом, если что, ни при чем!
Я сделал графики упадка царств, особенно восточных. Томов пятьсот пророческого толка изучил. Взболтал источник смысла, как земного, так и внеземного. И в результате сих учяных штудий получил одно лишь слово.
Гибель! Всем-всем-всем. Ребус рун, шифр майя хлещут радиоволною вдаль и вверх безумных литер фейерверк над чернотой вздымая...
Сороконожка резвая, поверь алхимику, беги в леса, навстречу вечной музыке, для вечной радости, на вечный срок. Не для того ль даны тебе здоровье, грация, талант, краса? И едингот оригинального покроя? И даже ангельский, быть может, голосок? А впрочем - что я!
Гибель! Всем-всем-всем. Доктор, где твой ножик? Плут с букашкой суесловит зря. Чижик резвую изловит, несмотря на все сорок ножек.
Была б она хотя бы стрекозой, могла бы улететь домой, с материка на остров, где хотя бы вся-таки не так черно. Где нет ни чижика, который клюнет, ибо от рожденья злой, ни муравья, который рявкнет, что, мол, скачешь? Законов общих знать не хочешь? Ничего, зимой поплачешь.
Гибель! Всем-всем-всем. Остров есть часть суши. Сверху - певчих дирижаблей хор, снизу - гончей субмарины жабий взор. Холодные уши.
Я нахожусь на карте полушарий, ровно посреди, как столп. Сориентирован на север, этакое статус-кво. Ни в океанских масс перемещенья, ни в передвиженья толп не вовлечян. И, кроме призраков архивных на стороне моей, как прежде, никого. Держись, алхимик!
Слева - сто лет мглы. Справа - Сан-Франциско. Север - в северном сиянье, юг - в дымах. Какой размах! Как близко...
Гибель! Навек и напрочь. Друг мой! Мой меньший брат! На карнавале прыгая через горящий обруч, услышишь ли меня? Едва ли.
Под знаменем Фортуны, до боли, до дрожи, Настраивал я струны, прости меня, Боже! И пел в восторге диком о счастье великом. А счастье было сладко, но редко и кратко.
Отцвгл мой дальний берег давно и напрасно. Звезда моих Америк взошла и погасла. Поднявшись из долины почти до вершины, Я двинулся обратно, зачем - непонятно.
Капризные арены мой дар погубили, Корыстные царевны мой жар потушили. Одна на свете дама, и та - моя мама, Меня любила просто, ни за что, ни про что.
Смычок пришгл в негодность, струна истрепалась, Моя былая гордость до дна исчерпалась. Людей просить не смею, царей не имею, Тебя просить негоже, и все же, о Боже!
Пройдя любовь-измену от края до края, Всему нашгл я цену. Цена небольшая. Не дай мне, Боже, боле ни дрожи, ни боли, Взамен всего такого - ты дай мне покоя.
Пускай дымятся где-то и степи и горы. Куда в мои-то лета мне эти просторы! Пускай в иные страны текут океаны, Зачем, зачем, Владыко, мне столько воды-то!
Ручей, очаг и ложе - не больше, о Боже. Избавь мой слабый гений от всяких учений. Не нужно мне Сорбонны, но дай мне свободы! И я, презрев лавины, дойду до вершины.
До горнего утгса, до высшего класса, До главного вопроса, до смертного часа, Когда в одеждах белых сквозь первые вьюги На мой отцветший берег слетят твои слуги.
Под знаменем Фортуны,до боли,до дрожи Am Dm Настраивал я струны,прости меня,Боже ! B E7 И пел в восторге тихом о счастье великом. A7 Gm A7 Dm А счастье было сладко,но редко и кратко. Dm6 Am E7 Am
Отцвел мой дальний берег давно и напрасно. Звезда моих Америк взошла и погасла. Поднявшись из долины почти до вершины, Я двинулся обратно,зачем - непонятно.
Капризные арены мой дар погубили, Корыстные царевны мой жар потушили. Одна на свете дама, и та - моя мама, Меня любила просто,ни за что,ни про что.
Смычок прищел в негодность,струна истрепалась, --> Hm Моя былая гордость до дна исчерпалась, Людей просить не смею,царей - не умею, Тебя просить негоже,и все же, о Боже !
Пройдя любовь - изменну от края до края, --> Cm Всему нашел я цену,цена небольшая. Не дай мне,Боже,боле ни дрожи,ни боли. Взамен всего такого ты дай мне покоя.
Пускай дымятся где - то и степи,и горы. --> C#m Куда в мои - то лета мне эти просторы ! Пускай в иные страны текут океаны. Зачем,зачем,Владыко,мне столько воды-то !
Ручей,очаг и ложе - не больше,о Боже. --> Dm Избавь мой слабый гений от всяких учений. Не нужно мне Сорбонны,но дай мне свободы ! И я,презрев лавины,дойду до вершины.
До горного утеса,до высшего класса, --> Em До главного вопроса,до смертного часа, Когда в одеждах белых сквозь первые вьюги На мой отцветший берег слетят твои слуги.
Щербаков Михаил Текст песни: Как варяг, наблюдающий нравы славян
Как варяг, наблюдающий нравы славян, Я вхожу в перепутья своей стороны, Будто в омут, смущаясь отсутствием дна И дивясь: отчего до сих пор не тону? Разрушенья встречают меня тут и там, И ненастье ложится на сердце мое... Помрачнев, я исследую местных князей; Столь курьезны, нелепы и странны они, Что какой-нибудь звероподобный тиран Рядом с ними, наверное, был бы красив (Если б нечисть могла обладать красотой)... Коли так, то чего ожидать от рабов? Всякий проблеск у них обращается в дым, Словно тайна, поведанная дураку, Или сказка, рассказанная невпопад... Бедный сказочник! Лучше бы ты онемел. Здесь недолго творенье твое проживет. Этим людям присущ разрушительный зуд - От природы, измлада до самых седин; Как доныне они расчленяли и жгли, Так и завтра пойдут расчленять и сжигать... Досмотрю, как уходит из мрака во мрак Девяностый с начала столетия год; Осознаю, что не был он легче ничуть Предыдущих восьмидесяти девяти, - И печали умножатся в сердце моем. Хоть немало печально оно и теперь...
...Тихо Передо мной золотая дорога. Блещут По сторонам - справа лазурь, слева пурпур. Сзади Кто-то глядит мне вслед, не отрываясь. Боже! Не осуди меня строже, чем должно...
Не угодно ль вот, оптический прибор, нехитрый, тфк, система трех зеркал в цилиндре, плюс цветные пустяки... как видишь, вещь нарочно для тебя, беглянки скрытной, склонной к миражам.
На свет ее направь. Ну, чем тебе не явь? Глазей, зевай спросонок, напоминай дитя. Еще бы флот тебе к подзорной сей трубе. Но ты такой ребенок, с каким нельзя шутя.
Мне-то что, мне легче, я ведь не беглец, я здесь живу, мне нравятся несчастья... ergo: мною можешь пренебречь, отныне только в это зазеркалье глядя, в дивный этот окуляр.
Что в нем есть... вопрос не в том, спроси чего в нем нет... любой на выбор колорит, хоть флот, хоть гавань, словом, рафинад, каштаны, детство в городе приморском, яхты, джонки, мачты, кливера...
Но кто, смотри, вон там? По всем статьям я сам. Залез в одну из джонок. Ни дать ни взять матрос. Хоть впору звать пажей и гнать меня взашей. Но я такой ребенок, с каким нельзя всерьез.
Щербаков Михаил Текст песни: Порядок вечный мне незнаком (Закон ходьбы)
Порядок вечный мне не знаком, Dm E7 Неведом расчет судьбы, Gm A7 Dm Мне внятен только один закон, A7 Dm E7 Великий закон ходьбы. Gm A7 Dm От первых дней до последних лет, Eb7 До старческого горба Gm6 Dm Нас вводит в курс и выводит в свет, Gm B7 И сводит на нет ходьба. E7 A7 Dm
Томятся истины под замком, Трещат от загадок лбы, Но всем доступен простой закон, Всеобщий закон ходьбы. Царит ходьба,не щадит потоп Ни Цезаря,ни раба, Идет вразнос,и бурлит взахлеб Во веки веков ходьба.
Нам все по силам,хотим,шаля, Сровняем излом реки, Хотим,леса превратим в поля, Поля превратим в пески. Ведь даже смерть не пугает нас Чужая или своя, И в этой битве за часом час Все более крепок я.
Я тверд и строен,и как никто Исполнен любви к речам, И вновь спасибо кричу за то, За что и всегда кричал. Но,Боже правый,как быть,когда Все чаще,меж строгих схем Торчит проклятый вопрос куда ? И подлый вопрос зачем ?
Сочтем итоги в конце пути, Не стоит теперь труда, Но скоро я не смогу идти, Пока не пойму куда ? Воспряну духом,лекарство сьем, Постигну как быть,кем быть, Но если даже пойму зачем, Едва ли смогу убить.
И так ли важно,чья сторона Сильна и резон на чьей ? Ведь,вот,к примеру,идет Весна, И кто помешает ей ? Над полем сладкий апрельский дым, И птичий в лесах галдеж, И мир,похоже,не стал другим, Чуть-чуть похуже,так что ж ?
Все то же чудо в сиянье глаз, И прелесть в изгибах рта, И жизнь,как будто едва начилась, А вроде почти прожита. И солнце рождается вновь и вновь И гаснет опять и опять. Зачем же портить друг другу кровь, Зачем же кровь проливать ?
Все куда-то рвался, дерзал, метался, не укрощался, а укрощал, Долгие годы желал свободы, и упрощал себя, упрощал. А куда же проще, кошелечек тощий, барабан дырявый, висок седой, Не покрыт славой, левой, левой, правой, капитан бравый, но отставной.
А она была готова, за мной хоть на край света, За мной хоть на край света, без легкого пути, Да вот вмешалась эта, ах, круглая планета, Где края света нету, и некуда идти
Я ль не говорил ей, не жди, Мария, я ль не просил ее - позабудь А она смеялась, а ночь не кончалась, и вечно оставалось что-нибудь. Ой, нет, я не сильный, нет, а не храбрый, нет, я не добрый - я очень злой. Не покрытый славой, левой, левой, правой, капитан бравый, но отставной.
Все чего-то правил, по местам ставил, распевал, славил, носил шинель. Бунт не возглавил, лед не расплавил, назвал сына Павел, а дочь Нинель Эх пилось и б елось и зачем мне смелость, а мундир с медалями - в нафталин Вовремя в дом влезть - вот моя доблесть, клином клин, братцы, клином клин.
Скучная повесть, тщедушная совесть, а что дальше - бог весть, конец какой. Не покрытый славой, левой, левой, правой, капитан бравый, но отставной.
Не усердствуй, на этих тряхстах стелажах - в основном криптограммы, лишь кое-когда - логарифм, палиндром... Но интимных посланий ты здесь не найдяшь ни строки. Шлют в избытке, да мне сохранять не с руки.
Этой ширмы не трогай, за ней пусть не гибель, но риск: там ютится - отнюдь не наложница, нет - василиск. Он не кормлен, но если бесшумно его миновать, не проснятся. Полицию можешь не звать.
Эти с тонкой фигурной резьбой вертела-близнецы суть антенны для ловли особых лучей и пыльцы, но не больше. Не розги для дам, не ещя что невесть. Успокойся, антенны на место привесь.
Прямо драма, насколько у страсти глаза велики. Кстати, помни: в подполье как раз под тобой - ледники. Вряд ли стоит, всем телом вращая, ломать реквизит. Распалишься, намокнешь. Тебя просквозит.
Угловой же камин не расценивай как таковой: в эту утварь вмонтирован мной типовой бытовой генератор погодных сюрпризов... При чям тут постель?! Не свирепствуй, ведь ты же не следователь.
Трижды в сутки - в одиннадцать, в семь пополудни и в три на рассвете - я утвари сей говорю говори, и несятся циклон в Вавилон, ураган в Мичиган. Жрец дельфийский в сравненьи со мной - мальчуган.
Если то, что в твоям называется спать словаре, посещает одних еженощно, других - по поре, то (не всех же к одним и другим причислять, господа!) я из третих. Из тех, что не спят никогда.
Не вибрируй, дыши через раз, в остальном я вполне зауряден. И что у других при себе, то при мне: сердце справа, зеляная кровь, голова на винтах... и довольно. Давай рассуждать о цетах.
Что-то где-то происходит... Ладно, ну и пусть бы, Люди рушат и возводят здания и судьбы. Судьбы лепятся, как стены, и, как бюсты - чувства, Тоже, милый, все священно, тоже, брат, искусство!
Строишь славное строенье, вроде все как надо: Барельефы, обрамленье, крыша, анфилада, Слева виды, справа виды, ходы-переходы, По бокам кариатиды подпирают своды.
Не забыл, и слава Богу, нанести орнамент. Что ж забыл? Забыл немного - заложить фундамент. Вот те раз! А впрочем, слушай, что же тут такого! Можешь сразу все порушить и построить снова.
Мастерство свое утроить можешь, Бог с тобою. А ломать - оно не строить. Так же и с судьбою. Скажем, вышла неплохая крепкая обитель, Но изъяны различает только сам строитель.
Если он принципиальный, даже средь оваций, Даже если шум похвальный будет раздаваться, Гонор свой подальше сунет, не внимая гвалту, Отойдет, посмотрит, сплюнет и возьмет кувалду.
Был бы я такой же честный, я б не сомневался, Я б за свой домишко тесный этак не держался, Я размел его дотла бы и построил новый. Но такой, видать, я слабый, али бестолковый.
Не гнетет меня какая злость или обида. Просто дом я подпираю, как кариатида. Только выдержка мужская, а иных манер - шиш. Ни на миг не отпускает свод, который держишь.
Вот такая, брат, картина, маюсь, рот раззявив. Если, скажем, ты скотина, - знай своих хозяев. Будь ты ангел или гнида, знай свое местечко; Если ж ты кариатида - знай свое крылечко!
Что-то где-то происходит, ладно, ну и пусть бы. Люди рушат и возводят здания и судьбы. А тебе-то что до них, до сутолоки разной? Если ты кариатида, - стой и подпирай знай.
Всг скрылось, отошло, и больше не начнгтся. Роман и есть роман, в нгм все как надлежит. Кибитка вдаль бежит, пыль вьется, сердце бьется, Дыхание твог дрожит, дрожит, дрожит.
И проку нет врагам обшаривать дорогу, Им нас не отыскать средь тьмы и тишины. Ведь мы теперь видны, должно быть, только Богу. А, может, и ему - видны, да не нужны.
А где-то позади за далью и за пылью Остался край чудес. Там человек решил, Что он рожден затем, чтоб сказку сделать былью. Так человек решил. Да, видно, поспешил.
И сказку выбрал он с печальною развязкой И призрачное зло в реальность обратил. Теперь бы эту быль обратно сделать сказкой, Да слишком много дел, и слишком мало сил.
А мы все мчимся вдаль, печаль превозмогая, Как будто ничего еще не решено, Как будто жизнь прожив и все-таки не зная, Что истина, что нет, что свято, что грешно.
И бесконечен путь, и далека расплата. Уходит прочь недуг, приходит забытье. И для меня теперь так истинно, так свято Чуть слышное в ночи дыхание твое.
Не умирай в камышах на подвижном песке, развернувшись лицом К заозерной норвежской деревне, откуда слышны Набирающий силу Борей да гудение ветхих мельниц... Ни колокольных тебе, ни иных голосов.
Пусть я опять удивлюсь, отряхнув с лепестка дождевой
Блеск на руины и яшмы осколок в залив уронив: Почему повисают над камнем волшебные капли И, не коснувшись волны, почему застывает над ней самоцвет? Не исчезай между двух равнозначных полей, на гремящем ходу, В безвоздушной томясь тесноте, не своею Охотой катясь по железной дороге к югу... Якобы к югу - не важно, сезон не сезон, -
К якобы теплым стволам эвкалиптов... мой Бог! что за бедность! Игры с магнитной стрелой... долгота, широта... Нужды нет, Хоть на белой Аляске твое пресеклось бы дыханье, Разве тотчас в Калифорнии желтой не вспомнил бы я о тебе?
Чудом, ошибкой - останься в живых, возвратясь наконец В неизбежный, центральный, любимый тобой, ненавидимый мною город... Девять предместий одно за другим миновав.
Пусть я застану тебя в мастерской, где глазами никаких Дел, кроме древней настенной тарелки... мой Бог! сколько тайн Мы на этой глазури недавно еще различали! В трещинах мелких ее сколько раз ненароком читалась судьба...
Да, но теперь, по прошествии, может, какой-нибудь тысячи дней, Ненароком приблизившись, что мы на этой финифти видим? Что, приглядвшись, мы видим на ней? Ничего.
Не потому ли, что пыль рутины любой ландшафт обращает в ад, Мы разорвали чертеж Техаса и упразднили коней, Переместив горизонт картины в гораздо менее желтый штат, Поближе к берегу, в область трапов, грузчиков и якорей?
Не оттого ли что шум прибоя напоминает дыханье льва, Мы устранили хор, альты ругая и басы понося, И поменяли юнца-ковбоя на морехода, чья голова, Увы, сединами, как морскою солью, осыпана вся?
И не затем ли, что стайки чаек дают желаемый зыбкий фон, Мы прекратили топтать окрестность, ища натуры иной?.. И вот, новейшая из мозаик пошла расти с четырех сторон - С огромным скрипом, чему как автор, так и фигуры виной.
Отвергнув это и то отторгнув и слишком мало найдя взамен, Мы все же, черт подери, творим - буквально из ничего! Наш разноцветный кинематограф мы начинаем с финальных сцен, Не потому ли, что смерть героя эффектней жизни его?
Это потом мы нахмурим взры и установим, что наш моряк Был любопытный - пьющий ром м смотрящий на небо тип, И что из принципа все моторы он называл не иначе как Исчадьями ада - и под парусом плавал, пока не погиб.
Это потом мы весьма обильно переплетем основной сюжет С мотивом краха, который к миру в дверь стучит сапогом, И расположим идею фильма диагональю через макет Одной судьбы... И много еще чего слуится потом...
Ну, а пока - никому на свете ни слез, ни радости не суля, Бумажный парусник сквозь моря брызги и берега дым Мелькает в кадре... И свищет ветер, и, удаляясь, молчит земля, И что бы ни было впредь - да здравствует наша Америка, Джим!..
Вчера, и сегодня, и завтра, и после, почти незаметно, Всегда неизменно, почти не начавшись, кончаются сроки. Суда уплывают, почти не дождавшись попутного ветра. В далекие дали они уплывают, почти не разведав счастливой дороги.
Они исчезают, становятся сказкой, становятся пылью. Но долгое время мне видятся в дымке их белые крылья.
Вчера, и сегодня, и завтра, и после, покуда живется, До синего неба, до самого края, до цели заветной, Всегда неизменно, куда - неизвестно, покуда плывется, Плывите-плывите!.. А я вам желаю счастливой дороги, попутного ветра!
И пусть вас почаще обходят ненастья, и бури жалеют, И пусть ваши крылья все выше взлетают, все ярче белеют.
Вчера, и сегодня, и завтра, и после, покуда живется, До синего неба, до самого края, до цели заветной, Всегда неизменно, куда - неизвестно, покуда плывется, Плывите-плывите!.. А я вам желаю счастливой дороги, попутного ветра!
Мы свиделись с вами в гостях у какого-то странного века, И нынче меж нами обряды, обеты, законы, запреты... Мы были чужими, мы стали друзьями... Попутного ветра! И пусть вас минуют жестокие штормы, подводные камни и прочие беды!
Плывите-плывите, и пусть ничего не осталось в залоге. Мы были друзьями, мы стали чужими... Счастливой дороги!
Вчера, и сегодня, и завтра, и после, покуда живется, До синего неба, до самого края, до цели заветной, Всегда неизменно, куда - неизвестно, покуда плывется, Плывите-плывите!.. А я вам желаю счастливой дороги, попутного ветра!
И пусть разделяет нас время, и даже - различная вера. Но где-то в тумане, в той дымке, где с небом сливается море, Быть может, однажды, внезапно дождавшись попутного ветра, По странным законам, по вечным законам, мы встретимся снова, мы свидимся вскоре...
Мы встретимся с вами, мы были чужими, мы были друзьями... Счастливой дороги! Плывите-плывите, мы станем другими, мы встретимся с вами... Попутного ветра!..
(бас - A H C#) Dm B Когда надежды поют,как трубы, Gm A7 Dm Их зов дурманит,как сладкий дым. A7 Dm B Они предельны,они сугубы, Gm A7 Dm И так несложно поверить им.
Cm6 D7 Gm6 И вот дорога,и вот стоянка, B7 Dm A7 Вокзал и площадь в цветах,в цветах. F A7 D7 Gm Трубач смеется : прощай,славянка ! Dm A7 Dm Восток дымится,шинель в крестах.
Воспитан славой,к смертям причастен, Попробуй вспомни,ловя цветы, Какому зову ты был подвластен, Какому слову поверил ты.
Броня надежна,тверда осанка. Припев беспечен,все ай да эй... А трубы просят : не плачь,славянка, Но как,скажите,не плакать ей !
Пройдет полвека,другие губы Обнимут страстно мундштук другой. И вновь надежды поют, как трубы. Пойди попробуй,поспорь с трубой.
А век не кончен.Поход не начат. Вокзал и площадь - в цветах,цветах. Трубач смеется,славянка плачет. Восток дымится.Земля в крестах.
Когда бы ты была великой королевой, Hm A Hm C Hm Служил бы я тогда поэтом при дворе. F# Hm A Hm C Hm Я б оды сочинял направо и налево, Dm Gm D A7 D Я б гимны сочинял и ел на серебре. Dm Gm Dm A7 D
Творил бы я легко,отважно и с любовью. D7 Gm И песенки мои запел бы весь народ : D7 Gm И самый высший свет,и среднее сословье, Eb D Dm E7 И разный прочий люд,и даже всякий сброд. Gm B A7 D
Не знаю,сколько дней блаженство бы продлилось, Но знаю,что финал печален и смешон. Увы,настал бы час,когда монаршья милость Сменилась бы на гнев,и я бы был казнен.
И есть тому резон,и есть на то причина : Раз я придворный бард,обязанность моя - Воспеть тебя,прекрасная Арлекина ! А этого как раз не стал бы делать я.
Творя и день,и ночь я мог бы,пункт за пунктом, Восславить всех и вся,и только о тебе Ни слова я б не спел,а это пахнет бунтом ! И вздернули б меня на первом же столбе.
И все лишь от того,что вряд ли во Вселенной Для оды в честь твою есть должный слог и тон. И будь я хоть Гомер - ты лучше,чем Елена. И будь я хоть Шекспир - ты лучше Дездемон !
Пусть не царица ты,а я не твой придворный, И пусть меня никто пока что не казнит, А все ж едва лишь я твой образ непокорный Возьмусь живописать,перо мое дрожит.
Все более любить,все более немея, Придется мне всю жизнь,покорствуя судьбе. Но если я не прав,пускай меня немедля, Сегодня же казнят,на первом же столбе !
Щербаков Михаил Текст песни: Пустые бочки вином наполню
Пустые бочки вином наполню, Расправлю вширь паруса-холсты. Прости-прощай, ничего не помню, Рассвет настал, небеса чисты.
Начну с рассвета, пойду к закату. Там, на закате уже весна. Покуда плыть хорошо фрегату, Пирату жить хорошо весьма.
Восток горячий хрустит поджаристо, Где-то слышен металл. Но ты, Мария, не плачь, пожалуйста, Час еще не настал. Из бури выйду, из драки вылезу, Сколь меня ни трави. Одно лишь есть, чего я не вынесу - Это слезы твои.
Но час еще не настал...
Чужие люди твердят порою, Что невсамделишный я пират. Да, я не живу грабежом и кровью, И это правду они говорят.
Скорей я мог бы царей потешить, Сойти на берег, овец пасти... Но чтобы других убивать или вешать, Что вы, Бог меня упаси!
Повис над морем туман безжалостный, Белый, как молоко. Но ты, Мария, не плачь, пожалуйста, Смерть еще далеко.
Ничто не вечно, бояться нечего, Сядь, смолчи, пережди, Не верь прохожему опрометчиво, Все еще впереди.
Да... смерть... еще далеко...
И пусть вовеки не быть возврату, И все кругом застелила тьма. Покуда плыть хорошо фрегату, Пирату жить хорошо весьма.
Никто стихии не одолеет, Ни я, ни люди, ни корабли. Но не погибну, покуда тлеет Во мгле страданья огонь любви.
И я мечтаю, чтоб он пожаром стал И объял бы моря. Но ты, Мария, не плачь, пожалуйста, Это просьба моя Одна, но есть еще и вторая: К концу последнего дня Скажи священнику, умирая, О том, что помнишь меня...
Всг еще впереди... Смерть еще далеко... Не плачь!..
Они и люди дурные... и на дурных лошадях ездят Ксенофонт, Киропедия
Когда я был помоложе, я тоже имел коня, Врагов наживал в соседях и дамам возил цветы. И дамы, конечно тоже засматривались на меня - Совсем как теперь на _этих_ засматриваешься ты. О Боже, Боже!..
Теперь времена иные, и сам я уже в годах. Мне лошади безразличны - как, впрочем, и всякий зверь. А ты молода и ныне. И _эти_ на лошадях, Уж тем тебе симпатичны, что держатся чуть резвей.
И вся это так понятно: ты хочешь иметь успех, Ты вся ещя в полном цвете своих двадцати восьми. Мне даже слегка приятно, что ты на устах у всех. Но мне неприятны _эти_ - с цветами и лошадьми. О Боже, Боже!..
Не спорю, порой уместны и ревность и непокой: Страданье даят прозренье, в прозрении - благодать. Но я-то почти и бездны, до края подать рукой! Недолги мои мгновенья, и некогда мне страдать.
Поэтому пусть в ответе за вся остаюсь я сам, Но ненависти и страсти в себе я не заглушу, И если назавтра _эти_ ещя раз прискачут к нам - Я их разорву на части. А лошадей задушу. О Боже, Боже!..
Щербаков Михаил Текст песни: Пустые бочки вином наполню
Пустые бочки вином наполню, F7 Am Расправлю вширь паруса-холсты. B Прости-прощай,ничего не помню, Dm Рассвет настал,небеса чисты. E7 Am
Начну с рассвета,пойду к закату. C Там,на закате уже весна. Gm A7 Dm Покуда плыть хорошо фрегату, F F7 Am Пирату жить хорошо весьма. E7 A7
Восток горячий хрустит поджаристо, Dm Где-то слышен металл. Но ты,Мария,не плачь,пожалуйста, Am Час еще не настал. C C7 Из бури выйду,из драки вылезу, Fm C Сколь меня ни трави. A7 Dm Одно лишь есть,чего я не вынесу - F7 Am Em Это слезы твои. F A7
Но час еще не настал... Dm Fm Am
Чужие люди твердят порою, Что невсамделишний я пират. Да,я не живу грабежом и кровью, И это правду они говорят.
Скорей я мог бы царей потешить, Сойти на берег,овец пасти... Но чтобы других убивать или вешать, Что вы,Бог меня упаси !
Повис над морем туман безжалостный, Белый,как молоко. Но ты,Мария,не плачь,пожалуйста, Смерть еще далеко. Ничто не вечно,бояться нечего, Сядь,смолчи,пережди, Не верь прохожему опрометчиво, Все еще впереди.
Да...смерть...еще далеко...
И пусть вовеки не быть возврату, И все кругом застелила тьма, Покуда плыть хорошо фрегату, Пирату жить хорошо весьма.
Никто стихии не одолеет, Ни я,ни люди,ни корабли. Но я не погибну,покуда тлеет Во мгле страданья огонь любви.
И я мечтаю,чтоб он пожаром стал И объял бы моря. Но ты,Мария,не плачь,пожалуйста, Это просьба моя Одна,но есть еще и вторая : К концу последнего дня Скажи священнику,умирая, О том,что ты помнишь меня...
Все еще впереди... Dm Fm Am Смерть еще далеко... Fm G#m E7 Не плачь !.. Am
Щербаков Михаил Текст песни: Ad Levconoen А меня убьют на войне
Em H7 Em Am Em H7 Em Не кричи, глашатай, не труби сбора. Погоди, недолго терпеть. Em D7 G F Em H7 Em Нет, еще не завтра, но уже скоро, Риму предстоит умереть. D7 G F Em H7 C7 Радуйся, торговец, закупай мыло - мыло скоро будет в цене... Em Em H7 Em Скоро будет все иначе, чем было, а меня убьют на войне... Am Em H7 Em Ла... - ла...
Не зевай. историк, сочиняй книгу, наблюдай вращенье земли. Каждому столетью, году, дню, мигу, сколько надлежит, удели. Ветер подымается, звезда меркнет. Цезарь спит и стонет во сне. Завтра будет ясно, кто кого свергнет, а меня убьют на войне... Ла... - ла...
Смейся, Левконоя, наливай вина. Знать что будет, ты не вольна. Можешь мне поверить, по всему видно, что тебя не тронет война. Знать, что будет завтра, много ль в том толку? Думай о сегодняшнем дне. Я ж, хотя и знаю, но скажу только, что меня убьют на войне. Ла... - ла...
