Пяс их знает бродяг, для какой они пользы, бродяги? По каким по таким ордерам принимать их в расчят? В чям желательно было бы с ними сойтись? В чям не стоит? Да и есть ли они вообще. Кто их видел, бродяг?
Не пойми-разбери, что за лица у них, что за взгляды. Разговор - не пойми, алфавит, календарь - не пойми. Что за дикость, должно быть, у них в головах и в одеждах. Шерсть и войлок, должно быть, и вся. Замерзай, пропадай.
Я служу в патруле, я в машине сижу полицейской. Меж развалин каких-то кружу, шевеленья слежу. Уж не шабаш ли там у бродяг? Не иначе как шабаш. То ворона взлетит, то собачья мелькнят голова.
Уж не с ними ли ты коротаешь теперь новолунье? Похудела, должно быть, обветрилась, стала смугла. Шерсть и войлок на бядрах твоих и на груди, шерсть и войлок. Как запутали, чем завлекли? Пяс их ведает, псов.
Мне нерадостно здесь одному меж развалин каких-то. До утра далеко. Слаб и слеп мой патрульный фонарь. Жизнь бессмысленна. Ты не со мной. Что за дикость повсюду! Мне тоскливо, темно. Я люблю тебя. Псы не при чям.
Щербаков Михаил Текст песни: Мчись Над Волной Смелый
Мчись над волной смелый, Парусник мой белый, Над головой шалой Светится Марс алый, Лево руля, Ларсен, Может быть, с Марса, Может быть, я пришлый И на Земле лишний, Может быть, я вечный, Может, мой путь Млечный, Мне на пути этом Края конца нету, Остров ли там мысли, Племя ль чужой крови, Иль это тень мысли О дорогом крове, Иль это мой облик, Иль это мой отблеск В шуме ветвей древа, В песне твоей, дева, Иль от тебя это Ночь меня прочь гонит, Иль в глубине где-то Черт водяной стонет, Он днища судам моет, Всех на себе носит, А по ночам воет - Душу мою просит, Я людям отдам сушу, Я небо отдам Богу, Я черту отдам Душу - Их у меня много, И, словно дурной признак, Явится призрак В шуме ветвей древа, В песне твоей дева, Зря ты глаза прячешь, Зря мне покой прочешь, Знаю о чем плачешь - Сердце забрать хочешь, Ну, что ж, запирай дверцы, Но помни: ведь я с Марса, Что ж, забирай сердце, Но их у меня масса, И каждое мне мило, И в каждом из них сила, И знамя моей воли, И пламя моей боли, Но это не мой облик, Это лишь мой отблеск, В шуме ветвей древа, В песне твоей дева.
Щербаков Михаил Текст песни: Частушки (О чем молчишь ты снова )
О чем молчишь ты снова? Em G О чем грустишь ты, душенька? A Am Em Скажи мне хоть полслова, G А я послушаю послушненько. A Am Em
Ведь есть слова такие разные, Am Em Ужасные, прекрасные, F# H7 E7 Великие, безликие... Am Em А мы все - безъязыкие. H7(F#) (H7) E7(Em) пр. Am Em F# H7 Em Слова то у людей несметные, Хитры они и укоризненны, Наградой они нам - посмертной, А вот мученьем они нам - пожизненным.
Но как же вам без них темно, сердца! Как душно вам, как тесно вам... Но снова произносятся Не те слова, не те слова...
О чем бы ни спросил бы, --> Fm Зачем бы вдруг да не разжал уста - Опять - дежурное спасибо, Затем резервное пожалуйста.
И все в ресницах мокренько, И все на сердце душненько. Ни шепота, ни окрика, Чего ж ты хочешь, душенька?
Неужто разговоры --> Em Тебя, брат не пресытили? Опять весь мир вокруг актеры, А мы с тобой простые зрители.
И кто-то там уже другой, над сценою Давно пропел мои слова дрожащие: О том как я люблю тебя, бесценная, Люблю тебя, дражайшая!
Если вы у нас впервые, вот вам нежный мой совет: Здесь просторы не такие, чтоб взирать на них сто лет.
Сто лет, так сказать, черезчур непомерный срок, Перебор, несуразная цифра сама по себе, Да и дело, к тому же, минутное, если с умом.
Вместо кайзера в граните, вместо вечного огня - Вы на карточку снимите исключительно меня.
Меня, так сказать, супплетивная форма винительного Падежа, от абстрактного термина я, То есть местоимения, личного, не какого-нибудь.
И - спокойно, в бизнес-классе, нынче (раз уж не вчера) Отправляйтесь восвояси, грянув громкое ура.
Ура, так сказать, прогрессу, двужению вверх И вперяд, а равно и любому большому и малому Социуму, индивидууму и уму. Му-му-музыка, марш!
А потом, в родном Китае, где течет река Янцзы, Об несчастном нашем крае уроните две слезы.
Слезы, так сказать, не пролить по достойному Поводу было бы неграциозно, к тому же минутное Дело, макнули платочком и дальше пошли.
Но, шагая к новой эре, сохраняйте мой портрет. Вся же он, в известной мере, символический предмет.
Предмет, так сказать, нашей лекции в ней освещян Досконально, глубинные связи раскрыты, вопрос О бессмертье решян в положительном смысле. Занавес. Обморок.
Вершит народ дела свои - пройдохи ищут славы, Пророки врут, поэты пьют, богатство копит знать. Стоит над миром год змеи, все злобны, как удавы, И каждый хочет сам в угоду году гадом стать.
А я в портовом кабаке сижу, и губы в табаке, И две монеты в кулаке, а в голове шансон. А в нем мой клад, мой странный край, Туманный путь в желанный рай, Тот путь, который мной пока еще не обретен.
О дай мне, господи, ступить на этот путь Когда-нибудь, когда-нибудь, когда-нибудь.
Я, как и вы, друзья мои, устал глазеть на драки, И вид оскаленных клыков нервирует меня. Пройдет над миром год змеи, начнется год собаки, И снова цепь, и снова лай, и войны и грызня. Чего так злобен род людской? Да это просто год такой. Но как не мучаю себя, но как себя не злю, За что, я не могу понять, вы все так любите меня, И не могу понять, за что я всех вас так люблю. Дай бог в пути мне добрым словом помянуть Кого-нибудь, кого-нибудь, Кого-нибудь.
Вот я же вам не сын, не пасынок, и даже не приемыш, А все никак не соберусь расстаться с кабаком. И в год собаки я - щенок, а в год змеи - змееныш, И научился не искать участия ни в ком. Затих шансон, певец умолк, и ты, гарсон, не верь мне в долг. Уходят все, и мне уйти не лучше ль от беды? Сквозь плач и вой, галдеж и звон, по боли войн, по воле волн, По жизни вдоль, по миру вдаль ведут мои следы. О, дай мне, господи, достичь, окончив путь, Чего-нибудь, чего-нибудь, Чего-нибудь.
Щербаков Михаил Текст песни: Вечно открытый Божьему гневу
Вечно открытый Божьему гневу, Шаг замедляя перед горой, Вижу, как дерзко движется к небу Лазальщик скальный - горный герой. Весь из отваги соткан и создан, Кажется снизу черным стрижом, Там вверху строит он гнезда, Там он царь, там его дом.
Там на вершине смеет он править, С гибельной высью дружит на ты, Мне ж у подножья жутко представить Даже частицу той высоты. Как ни пытайся, сколько ни бейся, Не довезет туда колесо. Там уже нет поднебесья, Там над ним небо и все.
Стены отвесны, камни опасны, Скалы надменные, вечен их лед. Многие жертвы были напрасны, Редкое семя тут прорастет. Сколько нецветших и непроросших Горы убили здесь ни за грош!.. Что ж ты, стриж, не проклянешь их, Что ж ты им славу поешь?
От отвечает, двигая бровью, Словно мыслитель, лбом шевеля: Дымом и дегтем, потом и кровью Небо не пахнет, пахнет земля. Я замолкаю, кто ж его знает, Что на прощанье скажешь стрижу. Он, как царь, в небо взлетает, Я, как раб, вдаль ухожу.
Мир тебе, горец, вечно и ныне! Шествуй к вершине, к небу стремись. Ты - по откосу, я - по равнине, Каждый, как может, движется ввысь. Я продолжаю слепо и немо Путь по кровавой дымной земле. Но мое хмурое небо С каждым днем ближе ко мне.
Мало ли чем представлялся и что означал Твой золотой с бубенцами костюм маскарадный - В годы, когда италийский простор виноградный Звонкие дали тебе, чужаку, обещал...
Ведь не вышло, и музыка не помогла. Небо поникло, померкло. Дорога размокла. Даль отзвенела и, сделавшись близкою смолкла... смолкла - И оказалась не сказкой, а тем, что была.
Мало ли что под руками твоими поет - Скрипка, гитара, волынка, шарманка, челеста... Время глядит на тебя, как на ровное место, Будто бы вовсе не видит. Но в срок призовет.
Ворожишь ли, в алмаз претворяя графит, Или чудишь, бубенцы пришивая к одежде, - В срок призовет тебя время; вот разве что прежде... прежде Даст оправдаться - и только потом умертвит.
Мало ли кто, повторяя канцону твою, Скажет, вздохнув, что в Италии этаких нету... Самый крылатый напев, нагулявшись по свету, Так же стремится к забвенью, как ты к забытью.
Не вздохнуть невозможно, но верен ли вздох? Право, шарманщиком меньше, шарманщиком больше... Все, кроме боли, умолкнет и скроется, боль же... боль же - Вечно была и останется вечно. Как Бог.
Ла, ла, ла... Теперь на пристани толпа и гомонит и рукоплещет. Из дальних стран пришел корабль - его весь город ожидал. Горит восторгом каждый лик, и каждый взор восторгом блещет, Гремит салют, вздыхает трап, матросы сходят на причал.
Сиянье славы их слепит, их будоражит звон регалий, У них давно уже готов ошеломляющий рассказ, - Как не щадили живота и свято честь оберегали, И все прошли и превзошли и осознали лучше нас.
Ты знаешь, я не утерплю, я побегу полюбоваться, Я ненадолго пропаду, я попаду на торжество. Ну сколько можно день и ночь с тобою рядом оставаться И любоваться день и ночь тобой - и больше ничего.
Ведь мы от моря в двух шагах, и шум толпы так ясно слышен. Я различаю рокот волн, я внемлю пушечной пальбе... А ты смеешься надо мной, ты ешь варение из вишен, И мне не веришь ни на грош, и я не верю сам себе.
Вот так идет за годом год, кругом царит столпотворенье. И век за веком растворен в круговороте суеты. А ты ужасно занята - ты ешь вишневое варенье, И на земле его никто не ест красивее, чем ты.
Изгиб божественной руки - всегда один, и вечно новый, И в ложке ягодка блестит недонесенная до рта. Не кровь, не слезы, не вино - всего лишь только сок вишневый, Но не уйду я от тебя: и никуда, и никогда!
Без цели, без дорог, сквозь сумерки Земли Ведет нас скорбный Бог, весь бледный от любви. Наш путь лежит во мгле и тянется в туман. Он вьется по холмам, петляет тут и там... А между тем - на всей Земле, на всей Земле Не хватит места нам.
Но где-то за холмом - разгадка тайн Земли, Как птица, бьет крылом в сияньи и в пыли. И блещет на крыле то слава, то смола, То пламя, то зола ссыпается с крыла... А между тем - на всей Земле, на всей Земле Не будет нам тепла.
И каждый поворот мы помним до седин. И тяжкий мрак болот, и гордый блеск вершин, И спящий на заре в долине темный храм, И нечто в глубине таящееся там... А между тем - на всей Земле, на всей Земле Не выйдет счастья нам.
Казалось мне, что так велел весь мир, весь мир, весь мир, Когда впервые я надел мундир, мундир, мундир. Занятий ратных быть среди за честь почел, почел. И мне весь мир сказал: Иди! - и я пошел, пошел.
И был я смел, покуда прав, и прав покуда жив. А если что читал устав, а там - курсив, курсив. И был курсив прочней миров, и бил сильней речей, И я забыл и отчий кров, и свет твоих очей.
Когда свичтел мой тяжкий бич, вперед брели быки. Когда гремел мой ратный клич, в поход текли полки. Едва я в сторону огня протягивал ладонь, Как все молились на меня и шли за мной в огонь.
А я носил мундир, мундир и был красив, красив. А если так - за мной весь мир, а если что - курсив. А истина - она одна, одна - в огне, а огне. А если пуля суждена - она не мне, не мне.
Так думал я, в дожде свинца не отвернув лица, - Не будет этому конца. И не было конца. И мой солдат вперед, вперед кидался под прицел И знал, что он умрет, умрет, а я останусь цел.
Меня осколок пощадит, помилует картечь, Ведь мне весь мир доверил щит - и меч, и меч, и меч. И клич звенел, и полк шагал, и я, других затмив, Шагал и пел; я миф слагал, а в нем - курсив, курсив.
Когда ж и мне свинца кусок попал в висок, в висок, Я молча лег в песок, в песок, и встать не смог, не смог. А щит и меч схватил другой и полк повел вперед, Но ведал он, что смерть с клюкой вослед за ним идет.
Какое знамя ни развей и форму ни надень, Не отдалишь свиданья с ней ни на век, ни на день. Ни грозный меч, ни яркий шелк от смерти не спасет... Так думал полк, мой храбрый полк, и шед себе вперед.
...Шакал могилу раскопал, останки слопал гриф, Буран страницы разметал, жара сожгла курсив. Один мундир лежит, забыт, лежит, забыт и сир. Весь мир глядит - мундир лежит... Подумаешь, мундир!
Эй-эй-эй, южные страны! Дали морей... Горные цепи, пустынь пески, озер и рек прохлада, - 7 Все красоты земные, все радости и беды Путешествий многолетних Мы познали, испытали на себе. Теперь все это позади. Теперь - домой на крыльях ветра - тра-та-та-та! К родимым берегам летим мы, И эти берега уже близки, уже видны.
Эй-эй-эй, полные трюмы! Кучи богатств... Полные бочки заморских вин, парча, хрусталь, алмазы... Ждет богатых подарков отчизна дорогая; Августейшие особы Заготовили награды, и войска На берегу встречают нас. Трубач трубит начало смотра - тра-та-та-та! Построились полки в шеренги И, трижды салютуя в нашу честь, кричат виват!.
Эй-эй... Но что же мы видим! Где же триумф? Где же цветы, где почет и слава, где объятья? Все не так! Нас не желают! Нас видеть не хотят, И принимают за врагов, И, обратив сволы орудий в нашу сторону, Приказывают нам Лечь в дрейф не ближе километра - тра-та-та-та! Ай, где-то мы опять ошиблись И снова что-то сделали не так. А это жаль...
В ночи моргали огоньки, и двигались вагоны (во мгле, во мгле) И тепловозные гудки кричали, как вороны (на всей Земле) И свет в вагоне был убог, и слаб и желт, и бледен (мерцал сквозь дым, казался сном) И я никак, никак не мог понять куда мы едем (куда летим, зачем живем)
И был мучителен вопрос, и не было решенья (в ночи, в снегу), И только мерный стук колес обозначал движенье (через пургу). Итак, мы двигались во мрак, не зная, чем заплатим (за этот бег, за этот снег), И весь вагон не мог никак понять куда мы катим (не то на миг, не то на век).
Казалось нам, что этот путь нас на погибель тянет (в ночи, во сне), И что до цели дотянуть нам силы не достанет, (тебе и мне). И в час когда ночной зенит для цели распахнется (и вспыхнет свет на всей земле), Нежданный ворон прокричит, и наша жизнь прервется (как птичий след, во мгле, во мгле).
У наш мучительный вопрос забудется навечно (наверняка). И только мерный стук колес продлится бесконечно, (через века), Он разлетится во всю прыть, на новый берег ляжет (но не умрет, не отзвучит), Под новым небом станет жить, и все о нас расскажет (и не соврет, и не смолчит).
О нашей тягостной возне титанов и пигмеев (во мгле, во мгле), О вечной склоке и резне титанов и плебеев (на всей Земле), О нашем счете на рубли всех радостей на свете (он не смолчит, он прокричит), О нашей медленной любви, и нашей быстрой смерти...
А () ну-ка, |выпьем, |храбрые во|яки, (A) D A D Друзья-сер|жанты, братья-денщи|ки! D7 G Не для тос|ки хмельной, не ради |драки, Gm D А для то|го, что |пить не дура|ки. Em A7 D К тому же |тост готов, достойный |века: F#m Em Я предла|гаю выпить за то|го, F#m Em О ком за|бота наша и о|пека Gm D На данный |час для |нас - важней все|го! Em A7 Gm Во-во, за чело|века. |Да-с! И |только за не|го. Dm E7 A7 D
Кто, как не он, сквозь бурные потоки Стремясь из мрака к свету напрямик, Почти один, в немыслимые сроки, Всего добился и везде проник? Кто, как не он, кругом посеял злаки, Освободил секреты от оков, Открыл металлы, выдумал дензнаки, Предугадав величье кошельков! Каков? Ведь сын макаки, ан - дорос до облаков!
Пересеки леса, поля и реки, Любые факты к делу привлеки, - Кто, как не он, собрал библиотеки, Открыл аптеки, создал парники? Не говоря уже про крылья-руки, Про вместо сердца - дизель на песке... Да помести его в музей Науки - И вся Европа хором скажет: Ке-с-ке-се! Вот это трюки! И - застынет в столбняке.
Плюс ко всему, среди трудов великих Он ни о ком не думал свысока - И даже нас, бездарных и безликих, Определил в известные войска. А посему - разгладим наше хаки И на века пребудем начеку: Кто, как не он, сидит у нас в бараке? Кто, как не мы, приставлены к замку? Ку-ку! Ему - салаки! Нам - конфет и коньяку!
Позабывши - где я, кто я, - В полдень на проспекте пыльном, Возле монумента стоя, Маюсь в затрудненьи сильном.
Чувствую себя нескладной Вещью, вошью, междометьем - Перед этой глыбой хладной, Перед истуканом этим.
Но не зря с нахальным видом Жмусь я у него под носом: Мнится мне, что этот идол - Дока по любым вопросам.
Кажется, спроси что-либо - Тут же он тебе ответит, Чем и осчастливит, ибо Свет прольят и цель наметит...
- Стоп! - шепчу себе я хмуро, - Берегись надежд опасных. Помни, что сия скульптура - Не для разговоров частных.
Будь хоть сорок раз философ, Смолкни, поразмыслив тонко: Здесь не задают вопросов, Здесь благоговеют только...
Грозен монумент и в оба Смотрит, нагоняя стужу. Но вопросы жгут мне нябо Перцем - и хотят наружу!
Если не сдержу задора - Может, и добьюсь ответа, Но не удивлюсь, коль скоро Крепко поплачусь за это.
Тяжкий вертикальный ноготь Прямо надо мной маячит: Значит, я умру, должно быть, Тут же, на проспекте, значит.
Ах, неужто песня спета? Дрогнув, я сбиваюсь с такта. Надо уходить с проспекта. Надо поберечься как-то.
Боже, до чего же вся же Глуп я и воспитан плохо! С мрамором шутить не гоже, Либо - ожидай подвоха.
Но язык мой, враг мой, так и Лезет, не поняв угрозы! Весь в азарте, весь в атаке, Рвятся задавать вопросы.
Чую: громыхает топот - Командора? Мойдодыра? Слышу: поднимает ропот Вся прокуратура мира.
Но безумство святотатца Мной уже владеет, видно. Так и не сумев сдержаться, Я произношу бесстыдно:
- Памятник, зачем тебе такие большие уши? - ЧТОБЫ ЛУЧШЕ СЛЫШАТЬ! - Памятник, зачем тебе такие большие руки? - ЧТОБЫ ОБНЯТЬ ТЕБЯ! - Памятник, зачем тебе такие большие зубы? (не дает ответа...)
Далек небесный суд, но близок суд земной. Он свой пристрастный кнут заносит задо мной. Грустны мои дела. Но что я изменю? Уже повисла мгла на зимней авеню. И зыбкий дымный смог течет по небесам, Как липкий сок по выцветшим усам. И бьется о причал морозная вода, И бьется в ней печаль, как в слове никогда.
А вджунглях злачных недр, в дыму азартных игр, Крупье - поджарый негр - сопиит, как старый тигр. И теплуй желты франк, похожий на зерно, Седой столичный франт бросает на зеро... Не случай, не сюжет - фрагмент тмимрской возни. А все же, глянешь вслед - красиво, черт возьми! Летит монетка вдаль, звенит, как гонг суда, И вновь слышна печаль, как в слове никогда.
Высок небесный суд. Но близок суд земной. И вновь присяжный шут глумится надо мной: Оставьте ваш пронооонс, покиньте ваш Парнас, Забудьте ваш прогноз, все это не про нас. Фантазий ваша прыть ни к черту не годна. Извольте объяснить, причем тут никогда! Пускай не месть, не лесть, но что-то в этом есть? - Конечно, ваша честь, бесспорно, ваша честь...
Но осимвол высших правд поставлен на зеро. Уже зезжий франт оставил казино. Уймите вашшу стать, умерьте вашу спесь. Вот-вот начнет светать, мы можем не успеть. Последний ровно в шесть закроется кабак. Спешите, ваша честь! Снимите ваш колпак! На зимней авеню, средь сумрака и льда, Я сам вам объясню, что значит никогда...
Это должно случиться. Время вышло, колокол бьет. Если не нынче, то когда же, если не здесь, то где? Скажем, вчера еще могло быть вовсе наоборот, но уж теперь спастись и думать нечего. Быть беде.
Наверняка погибнешь нынче. Нынче наверняка. То-то ты вся звенишь, мерцаешь, не говоришь - поешь, то-то ты так смеешься к месту, то-то легка, тонка - словно бы и не ты сегодня наверняка падешь.
Словно и Бог с бичом - не за твоим плечом.
Что за восторг разъять, не дрогнув, бархатный бергамот, взором сверкнуть, рукав обновки лондонской закатать, мужу вполоборота молвить первое, что взбредет... Разве он угадает, нежный! Где ему угадать.
Вот уже - в шутку - горько! горько! - нет бы чуть погодить. Вот уж и дни короче, ночи стало быть холодней. Стало быть, по всему, погибнешь, недалеко ходить, здесь же, на пятилетьи свадьбы, словно и не твоей.
Либо сведешь с ума, либо сойдешь сама.
А хороша-то как, беда и только, как хороша. Очень идет к тебе все это. Так никогда не шло. Вся эта музыка, лихорадка, разные антраша. Эти мгновения - 10, 9, 8 - как на табло...
Кстати, вот там, напротив, некто - не по твою ли честь? Кем приглашен не ясно, полусумракои полускрыт. Может, это и есть тот самый, может это и есть? То-то он так сидит, не смотрит, то-то он так молчит.
Щербаков Михаил Текст песни: Восемнадцатый февраль
Ах, оставьте вашу скуку! Я не верю в вашу муку. Дайте руку, дайте руку, И забудьте про мораль. Повернитесь вы к окошку, Там увидите дорожку, Где уходит понемножку Восемнадцатый февраль.
Я скатился со ступенек, Был букет, остался веник. Нету денег, нету денег, И не будет, как ни жаль... Вы прекрасны, дорогая! Я восторженно моргаю, Но попутно прилагаю Восемнадцатый февраль.
Восемнадцатая вьюга Вновь меня сшибает с круга. Восемнадцатой подругой Вы мне станете едва ль. Пусть меня не хороводит Ваша ласка в непогоде, Я и рад бы, да уходит Восемнадцатый февраль.
Вот такой - не по злобе я, Просто стал еще слабее И прикинулся плебеем, Романтичный, как Версаль... А тонуть я буду в спирте, Дорогая, вы не спите? Я уйду, вы мне простите Восемнадцатый февраль.
А зачем же нам тоска-то? А весна уже близка так. А достать бы нам муската И разлить его в хрусталь! Я все раны залатаю, Я растаю, пролетая, Я дарю вам, золотая, Восемнадцатый февраль.
Щербаков Михаил Текст песни: Юбилейная (Эльфийская)
А нас еще осудят, а мы еще ответим, А нас еще потреплют, а мы ряды сомкнем. А нынче годовщина, и мы ег отметим. Не правда ли, как странно, как долго мы живем?
Мы так надежно помним мотив, нам данный Богом, Мы так легки в движеньях - взлетим, того гляди. Мы так неспешно ходим по нынешним дорогам, Как будто не мгновенье, но вечность впереди.
Какие наши годы - такие наши песни. А все, что с нами было, забудется легко. А все, что с нами будет, начертано на перстне, А перстень брошен в море, а море велико.
А море необъятно, над морем небо звгздно, За морем дальний берег, над берегом покой. И море дремлет чутко, и море дышит грозно, И шум его дыханья нам слышится порой.
Мужайтесь же, о братья, исполнившись усердья, Творите, что хотите, покуда хватит дня. А длительного счастья, покоя и бессмертья Я дал бы вам с лихвою, да нету у меня.
Ещг не раз зпоха то радостью, то болью Наполнит наши струны и наши голоса. И будем мы друг друга дарить своей любовью, Пока своей любовью нас дарят небеса.
Двенадцать лун на знамени моем, И панцирь тверд, и шпага тяжела. Я рыцарь-тень, блуждающий верхом В зеленом, как заросший водоем, Краю; и мгла, лежащая кругом, Коню и мне глаза заволокла.
Я следую невидимой тропой. Прислушиваясь к небу и к густой Листве, - но вероятнее всего, Что небо мне не скажет ничего. И джунгли мне не скажут ничего.
А только зверь пробежит иногда В стороне, таясь и ступая легко, Оберегая от мелких колючих растений Давнюю рану...
Мой светлый конь отважен и крылат, Он молод - и поэтому силен. Он лучше слышит то, что говорят Стволы, и каждый новый аромат Ему, коню, понятнее стократ, Чем мне. Но я прозрачен, как и он.
Я тоже миф, хотя и не такой Стремительный, как этот молодой Скакун, еще не знающий того, Что небо нам не скажет ничего, И джунгли нам не скажут ничего.
А только птица мелькнет иногда, Улетая в дальнюю темную глушь Той самой чащи, куда, Сколь б я ни скитался - Вряд ли доеду...
А в той глуши, веками невредим, Стоит шалаш - бессонное жилье. Там дева-тень, прозрачная как дым, Ночей не спит под кровом травяным. И влажный ветер с деревом сухим Поют над обиталищем ее.
Она не спит. И дерево скрипит Все жалобней, пока она не спит И плачет - вероятно, оттого, Что небо ей не скажет ничего. И джунгли ей не скажут ничего.
А только гром подпоет иногда Тем двоим над крышей ее, Обещая всему континенту Большие дожди в феврале - И жаркое лето...
Ах, почему, господа, не родился я тогда В те года, в те когда на земле в пещерный век Процветал и гулял первобытный человек
Там был бы я как герой о друзья, Жил в пещере под скалой схоронясь от зверья И была бы там со мной под звездой золотой Неандерталочка моя
Ребята там ящеры летают, там троглодиты воют, лают Там мамонты гуляют, и главное, там нет моей жены. Там дышится просторно, там спится без снотворных, Там звезды в небе черном светят с высоты.
Ах, почему, господа, не родился я тогда В те года, в те когда открывали берега, В те века корабли смело шли на край земли.
Там был бы я капитан магеллан, Я б о скалы разбивал капитал бытия И была бы там со мной под звездой золотой Флибустьерочка моя...
Ребята, там караваны, шлюпки, там капитаны - трубки, Там рестораны - кубки, рубки, а главное, там нет моей жены Там дышится просторно, там спится без снотворных, Там звезды в небе черном светят с высоты.
Ах, почему, господа, не родился я тогда В те года, в те когда ветром сдуло города, Посреди тишины, после ядерной войны.
Там был бы я господин, и один По просторам бы бродил, пустоту бороздил А со мною никого, никого, никого, но это тоже ничего.
Ребята, там - тихие долины, там улицы пустынны. Ой - ой Там голые руины, но главное там нет моей жены. Там дышится просторно, там спится без снотворных, Там звезды в небе черном светят с высоты.
А нас еще осудят,а мы еще ответим, Cm F Fm А нас еще потреплют,а мы ряды сомкнем. C D7 Fm G7 C А нынче годовщина,и мы ее отметим. Fm Abm Eb Не правда ли,как странно,как долго мы живем ? Gm Dm A7 Dm
Мы так надежно помним мотив,нам данный Богом, Gm Bm F Мы так легки в движеньях - взлетим,того гляди. E7 Am D7 G7 Мы так неспешно ходим по нынешним дорогам, C Em Gm A7 Как будто не мгновенье,но вечность впереди. Dm F E7 Am
Какие наши годы - такие наши песни, А все,что с нами было,забудется легко. А все,что с нами будет,начертано на перстне, А перстень брошен в море,а море велико.
А море необьятно,над морем небо звездно, За морем дальний берег,над берегом покой. И море дремлет чутко,и море слышит грозно, И шум его дыханья нам слышится порой.
Мужайтесь же,о братья,исполнившись усердья, Творите,что хотите,покуда хватит дня. А длительного счастья,покоя и бессмертья Я дал бы вам с лихвою,да нету у меня.
Еще не раз эпоха то радостью,то болью Наполнит наши струны и наши голоса. И будем мы друг друга дарить своей любовью, Пока своей любовью нас дарят небеса. E7 Am оконч.: Cm Ebm Hm F#m Dm Am Dm Am Dm Am
