Что делать с нашими часами,
С восходом солнца и луны?
Мы часовыми поясами
С тобой опять разделены.

Тебя догнать мне трудно очень:
Я сплю, а у тебя обед.
Тебе желаю доброй ночи,
А за окном твоим рассвет.

И в полдень и в закатной темени,
О камень туфелькой звеня,
Ты все спешишь навстречу времени,
Оставив позади меня.

И тьмой ночной в мой сон несется
В твоем увиденное сне,
И от тебя приходит солнце
Почтовым голубем ко мне.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Не увязать причин и следствий,
Не став голодным и босым.
Еще отцовское наследство
Проматывает блудный сын.

Еще сидит меж женщин грубых,
Чья кожа юная свежа,
Одну из них целуя в губы,
Другую - за руку держа.

Сияет день во всей округе.
Не оскудел вином сосуд,
И виноград лиловый слуги
На серебре ему несут.

Играет кровь в румяном теле,
Зовут далекие места.
Еще его не одолели
Раскаянье и нищета.

Он юн и глуп еще, и все же
Он интересен мне таким,
Пока грехов любовных ложе
Его возносит словно дым,

Пока он не припал, увечен,
К отцовской высохшей ноге,
И тонкие пылают свечи
На непочатом пироге.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Что за саги, что за руны,
На дворе метель поет!
Подари мне, милый, струны
Для гитары в Новый год.
Словно сестры, отзовутся
Мне они на имена
И, покуда не порвутся,          |
Буду я тебе верна.              | 2раза

Скрыт туманом профиль лунный,
Свечка тонкая плывет.
Подари мне, милый, струны
Для гитары в Новый год.
Сохранит тепло мелодий
Жар моих горячих рук,
Потому что все проходит,        |
Остается только звук.           | 2раза

Не всегда мы будем юны,
Время смутное грядет.
Подари мне, милый, струны
Для гитары в Новый год.
Пусть не видеть нам удачи,
Но хотя бы на момент
По-девчоночьи заплачет,         |
Засмеется инструмент.           | 2раза

Океан качает шхуны,
А земля полна невзгод.
Подари мне, милый, струны
Для гитары в Новый год.
Что сидишь ты, безучастен,
Что жуешь ты пирожок?
С Новым годом, с новым счастьем, |
С новой песнею, дружок!          | 2раза

1980

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Академики сходят с ума,
Многолетним сдаваясь нагрузкам.
Их в больничные прячут дома
В листопадом заваленном Узком.

Бабье лето сияет в окне,
Не убито еще термоядом.
Луч заката ползёт по стене,
Провожаемый медленным взглядом.

На исходе последний сеанс.
Заслонила пейзаж занавеска.
Где ты, гордый оплот Де сиянс? -
Ни сияния нету, ни блеска.

Их идеи не ринутся в твердь,
Оживляя мерцание пульты.
Ах, инфаркт - это легкая смерть, -
Сбереги нас, Господь, от инсульта.

Не вернуть им недавних времён:
Дача в Моженке, саммит в Париже.
Жёлтый мозг их, как старый лимон,
До отказа системою выжат.

Разбираться привыкла страна
Со своими талантами быстро:
От поэта ей ода нужна,
От учёного - средства убийства.

Умирать им бесславно дано
На казённой больничной постели.
Имена их забыты давно,
Все открытия их устарели.

И восходят они на костёр,
Распадаясь за атомом атом,
Ужасая дежурных сестёр
Истерическим старческим матом.

1997

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Из-под тёмных бровей соколиными взорами рея,
Безразлично смотря в заоконные тёмные выси,
Через польский транзит, по пути из кавказцев в евреи,
К Тель-Авиву летит пожилая семья из Тбилиси.

В белизне их голов - нерастаявший снежник Казбека.
Старомодным каракулем плечи сутулые грея,
Как отличны они от сидящего рядом узбека,
Что туда же летит по пути из узбеков в евреи!

И соседствуя с ними, ночным утомлён разговором,
Сном тревожным забывшись, белёсые сдвинув ресницы,
Навсегда распростившись с покинутым Домским собором,
Мчится рижский еврей по пути от латвийской границы.

Эта авиафирма не зря именуется ЛОТом, -
Непрозрачные тучи клубятся и слева, и справа.
Эмигрант, уезжая, себя объявляет банкротом,
И назад обернуться уже не имеет он права.

Не цвести на чужбине садам их покинутым дальним,
Не служить им чужим и чужою не мучиться болью.
Их замшелые души отъезд очищает страданьем, -
Так лежалое мясо крутой очищается солью.

Сыну песенку мать по-молдавски мурлыкает тихо,
И по-русски поэт сочиняет привычные строфы.
Человечество вспять устремляется необратимо,
Завершая исход накануне второй катастрофы.

И пресыщенный Запад сливается снова с Востоком,
И становятся прахом обычаев чуждых оковы,
И гниющие реки восходят обратно к истокам,
Чтобы мутную воду очистить струей родниковой.

1991

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Маяк далекий в темноте погас.
Ползет туман, и близок шквал летящий.
Не отводи от горизонта глаз,
Впередсмотрящий, впередсмотрящий.

Ты вспоминаешь серые глаза,
Ты хвалишься любовью настоящей, -
Смотри вперед и не смотри назад,
Впередсмотрящий, впередсмотрящий.

Нам бьют в лицо холодные дожди,
И ветер обжигает нас слепящий.
Скажи же нам, что ждет нас впереди,
Впередсмотрящий, впередсмотрящий.

Избавлен ты от тысячи забот,
Ночей бессонных и тоски щемящей, -
Ведь должен ты всегда смотреть вперед,
Впередсмотрящий, впередсмотрящий.

1962

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

В доме холодно, пусто и сыро.
Дождь и ветер стучат о порог.
Возвращение Блудного Сына
Пишет Рембрандт. Кончается срок.

Сын стоит на коленях, калека,
Изможденных не чувствуя ног,
Голова - как у бритого зека, -
Ты откуда вернулся, сынок?

Затерялись дороги во мраке.
За спиною не видно ни зги.
Что оставил ты сзади - бараки?
Непролазные дебри тайги?

Кто глаза твои сделал пустыми, -
Развратители или война?
Или зной Галилейской пустыни
Все лицо твое сжег дочерна?

Не слышны приглушенные звуки.
На холсте и в округе темно, -
Лишь отца освещенные руки
Да лица световое пятно.

Не вернуться. Живем по-другому.
Не округла, как прежде, Земля.
Разрушение отчего дома -
Как сожжение корабля.

Запустение, тьма, паутина,
Шорох капель и чаячий крик,
И предсмертную пишет картину
Одинокий и скорбный старик.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Мои палаточные города...
Ты все их расставляешь как попало.
В них стен и башен сроду не бывало,
И Андерсен не приезжал сюда.

Мои палаточные города -
Увидела и замолчала хмуро.
Нехитрыми постройками горда
Их полотняная архитектура.

Привязаны к березовым стволам,
Стоят они, и ветер их колышет.
Живет мошка здесь с дымом пополам,
Дожди и солнце вхожи через крыши.

Они в болоте дом свой узнают
И на скале сумеют приютиться,
А осенью летят они на юг
И складывают крылья, словно птицы.

Что ж, уходи. Ни слова не скажу.
Дворцы мои убоги до смешного.
Я их в пути веревками вяжу
И ставлю их, и разрушаю снова.

Но я их не оставлю никогда
Для каменных домов и женской ласки, -
Мои палаточные города,
Вместилища невыдуманной сказки.

1962
район Игарки, р. Сухариха

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Акварели Волошина, в тёмной висящие спальной,
Выгорают со временем - синее стало зелёным.
Я с трудом опознаю, вослед за поэтом опальным,
Этот мыс, что не зря называется Хамелеоном.

Там гуляет орда у морщинистых гор Карадага,
Где в окрестные скалы впечатался профиль поэта.
В сердоликовой бухте вскипает лиловая влага,
И чадит шашлыками недолгое крымское лето.

Облаков перелётных по склонам скользящие пятна,
И эвксинский рассол с аллергию сулящею тиной, -
Не ищи к ним дороги, - тебе не вернуться обратно
В этот старый ландшафт, выцветающий вслед за картиной,

Где серебряный век растворяется в ситцевом веке.
Понаставив кафе на волошинском старом подворье,
Голосами дурными орут до утра дискотеки,
Ищет шприц наркота, и торгаш процветает на воре.

Так когда-то сюда приходили сарматы и скифы,
Неотступно гудя пожирающей всё саранчою.
Всё замоет вода, и останутся горы и мифы,
Да мерцающий круг над оплывшею лунной свечою.

И сияющих дней догорает зелёное пламя
На границе стихий, где базальт окаймляется пеной,
И степной суховей, остывая, несет дельтапланы,
Вдоль холмов киммерийских, пропахших полынью и спермой.

1998

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

А Персия, хотя теперь и близко,
Но недоступна все-таки, увы!
Вздыхает море, словно одалиска
Под шелковым покровом синевы.

Балкон лоза опутала витая,
В восточном стиле убран кабинет.
Хозяину стихи свои читает
Ненадолго приехавший поэт.

Печаль в глазах сменяется весельем.
Он весь в кудрях - как в золотом венце.
Следы свои оставило похмелье
На пухлом по-мальчишески лице.

За окнами в пространстве бледно-синем
Неярко разгорается звезда.
Мимоза распускается. В России
Такого не увидишь никогда.

И влагою солоновато-горькой
Пропитана густеющая мгла,
И слушатель в суконной гимнастёрке
Не шелохнётся в кресле у стола.

Крутоголов, широкоплеч и грузен,
Вселившийся в роскошный этот дом,
Он по нутру - не слишком близок к музе,
Но должен знать, конечно, обо всём.

Растопят ли лукавые южане
Его зрачков зеленоватый лёд?
Он - Первый секретарь в Азербайджане,
Но это не падение - а взлёт.

Кричит павлин вослед строке звучащей,
Плывёт за садом сумеречный дым,
И моря лазуритовая чаша
Накрыта небосводом голубым.

Но для судьбы дороги нет окольной
На рубеже прозрачных полусфер,
И одного - уже заждался Смольный,
Другому - время ехать в Англетер.

1988
___________________________________________
Есенин Сергей Александрович (1895-1925) -
русский поэт. Цикл стихотворений Персидские мотивы
(1924-1925). Покончил жизнь самоубийством в
Ленинграде в гостинице Англетер.

Киров (настоящая фамилия Костриков) Сергей Миронович
(1886-1934), политический деятель, в 1921-1926 гг.
1-й секретарь ЦК Коммунистической партии Азербайджана.
Убит террористом в Ленинграде в коридоре Смольного института.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Привет тебе сине-зеленый
От вод, что меня окружают,
От шумной волны и от чаек,
Сидящих на этой волне.
Как санки по зыбкому склону,
Стремительно шлюпка съезжает,
Матрос, над мотором скучая,
Сквозь плеск улыбается мне.

Привет тебе сине-зеленый
От вечности, звонкой минутой
Плывущей над памятью нашей,
Когда от тебя вдалеке,
От сна пробудясь, удивленный,
Качаюсь я вместе с каютой,
И тысячи зайчиков пляшут
На светлом ее потолке.

О синие скальные бивни
Грохочут прибойные залпы.
Не выразить зелени линий
Словами обыденных строк.
И если б художником был я,
Я кисточку желтую взял бы,
Чтоб краской зеленой и синей
Раскрасить бумажный листок.

Кипит океанское лоно,
Суда, словно карты, тасуя,
Удача одним достается,
Другим - неизбежность беды.
Привет тебе сине-зеленый,
Тебе на губах принесу я
Тепло необъятного солнца
И соль необъятной воды.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

О чем он думал, Питер Брейгель,
Какими образами бредил,
Когда изобразил Христа
На фоне северной равнины,
Сгибающим худую спину
Под перекладиной креста?

Фламандские вокруг пейзажи, -
Взгляните на одежды стражи,
На эти мельницы вдали!
Еще один виток дороги,
И он, взойдя на холм пологий,
Увидит в море корабли.

Еще не бог он. На мольберте
Он человек еще, и смертей,
И явно выглядит чужим
В долине этой, в этом веке,
Где стужа сковывает реки
И над домами вьется дым.

Светало. Около отлива
Кричала чайка хлопотливо.
Тяжелый дождь стучал в окно.
О чем он думал, Младший Питер,
Когда лицо устало вытер,
Закончив это полотно?

О чем он думал, старый мастер?
В ночном порту скрипели снасти,
Холодный ветер гнал волну.
Об одиночестве пророка,
Явившегося позже срока,
Попавшего не в ту страну?

Толпа в предчувствии потехи.
Мерцают золотом доспехи,
Ладони тянет нищета.
Окрестность - в ожиданье снега,
И туча провисает с неба,
И над Голгофой - пустота.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Мне трудно, вернувшись назад,
С твоим населением слиться,
Отчизна моя, Ленинград,
Российских провинций столица.
Как серы твои этажи,
Как света на улицах мало!
Подобна цветенью канала
Твоя нетекучая жизнь.

На Невском реклама кино,
А в Зимнем по-прежнему Винчи.
Но пылью закрыто окно
В Европу, ненужную нынче.
Десятки различных примет
Приносят тревожные вести:
Дворцы и каналы на месте,
А прежнего города нет.

Но в плеске твоих мостовых
Милы мне и слякоть, и темень,
Пока на гранитах твоих
Любимые чудятся тени
И тянется хрупкая нить
Вдоль времени зыбких обочин,
И теплятся белые ночи,
Которые не погасить.

И в рюмочной на Моховой
Среди алкашей утомленных
Мы выпьем за дым над Невой
Из стопок простых и граненых -
За шпилей твоих окоем,
За облик немеркнущий прошлый,
За то, что, покуда живешь ты,
И мы как-нибудь проживем.

1981

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Актер Никулин жаловался мне
Среди холмов Израиля отвесных:
Ему, артисту, нестерпимо тесно
В библейской этой маленькой стране,
Где наизусть изучены давно
Одни и те же улицы и лица,
И скорость превышать запрещено,
Чтобы не оказаться за границей.
Бывало, прилетаешь из Читы, -
В Москве - спектакль, назавтра в Минске - проба,
Народу - тьма и расстояний - прорва,
А здесь всё глухо, как под крышкой гроба, -
С ума сойдёшь от этой тесноты.
Здесь тягостно и душно как в метро,
И хочется повеситься порою.
Вокруг дышало каменной жарою
Вселенной обнажённое нутро.
И я смотрел на край лиловых гор
Под небом, остывающим и красным,
И времени немеряный простор
Мне дул в лицо из узкого пространства.

1996

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Бабье лето в Сан-Суси, бабье лето, -
Золотая полоса в Сан-Суси.
Если Бог тебя торопит со света,
Ты отсрочку у него попроси.
Ты пройди через осенние краски
К тем раскрылиям игрушечных рек,
Где нашёптывает старые сказки
Куртуазный восемнадцатый век.

Гложет осени холодное пламя
Жёлтых листьев ненадёжная медь,
Машет мельница неспешно крылами,
Вслед за стаей собираясь взлететь.
И над тёмною водою усталой
Я горюю от Москвы вдалеке,
Что ладонь твою, как лист пятипалый,
Удержать я не сумею в руке.

Белый мрамор остывающих статуй,
Туча синяя с багряной каймой.
Век кончается суровый двадцатый,
Век кончается нечаянный мой.
Но в потоке уходящего света
Обещают мне любовь навсегда
Эти отблески минувшего лета,
За которыми грядут холода.

2000

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Небес вероломство и судеб злодейство,
Твое - пенелопство, мое - одиссейство.
Как в давние дни той эпохи троянской,
Пространство - одним, а другим - постоянство.

Душа без души мы, и тело без тела.
Не скажешь: Пиши мне, - мы в разных системах.
Пространств кривизна там сложна бесконечно,
И встретиться нам невозможно, конечно.

Но в час, когда пью за чужими столами,
Я вижу в краю твоем светлое пламя.
В минуты такие - особенно грубы,
Там - руки мужские, здесь - женские губы.

Тоскою ведом, я забыл о Хроносе.
И в собственный дом меня ветер приносит.
И ты, не узнав, говоришь мне, как гостю:
Я мужу верна, ну, пожалуйста, бросьте.

Я парус, спеша, поднимаю с рассветом.
Земля моя шар, - я не знаю об этом,
Тобой не опознан, плыву я куда-то
В мерцании звездном и скрипе каната.

Ax, волн водопады! Ах, глупость и робость!
Взлетает и падает мокрая лопасть,
От сердца до сердца - бездонная пропасть,
Мое одиссейство, твоя пенелопость.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Предощущение беды
У белых башен Херсонеса,
По морю крейсер стелет дым,
Клубится темная завеса.

Театр пуст. У алтаря
Трава. Необитаем форум.
Вольнолюбивым разговорам
Там впредь не раздаваться зря.

Творцы гражданственных идей,
Строители и стеклодувы,
Сумели удержать орду вы
Со всею мудростью своей?

Крепка у города стена,
Устроены жилища умно,
Но улицы его без шума,
Его сосуды без вина.

Здесь похоронена культура,
И, словно памятник над ней,
Военных серых кораблей
Поджарая архитектура.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Меж Москвой и Ленинградом
Над осенним желтым чадом
Провода летят в окне.
Меж Москвой и Ленинградом
Мой сосед, сидящий рядом,
Улыбается во сне.

   Взлет, падение и снова
   Взлет, паденье - и опять
   Мне судьба велит сурово
   Все сначала начинать.

Меж Москвой и Ленинградом
Я гляжу спокойным взглядом
Вслед несущимся полям.
Все события и люди,
Все, что было, все, что будет,
Поделилось пополам.

Меж Москвой и Ленинградом
Семь часов - тебе награда,
В кресло сядь и не дыши.
И снует игла экспресса,
Сшить стараясь ниткой рельса
Две разрозненных души.

Меж Москвой и Ленинградом
Теплый дождь сменился градом,
Лист родился и опал.
Повторяют ту же пьесу
Под колесами экспресса
Ксилофоны черных шпал.

   Белит ветер снегопадом
   Темь оконного стекла.
   Меж Москвой и Ленинградом -
   Вот и жизнь моя прошла...

1977

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Город ноет, как свежая рана.
У рогаток двойная охрана.
Гулкий окрик и цокот подков.
Посреди часовых и бурана
Он куда так торопится рано,
Осторожнейший князь Горчаков?

Государю он предан - нет нужды,
Мятежи ему странны и чужды.
Отчего же, понять мудрено,
Этой ночью, морозной и серой,
Он рискует судьбой и карьерой,
От жандармов спасая Жанно?

Не вчера ли, в чулках и при шпаге,
Торопился он в Зимний к присяге,
Слыша пушек медлительный гром?
Завтра в Лондон он едет, приказный,
Чтоб Тургенева вызвать для казни
Или силою или добром.

Но пока не проснулась столица,
Он, в тревоге, что медлит возница,
Напряженно глядит из окна,
И пылает меж снежного чада
Безмятежных пирушек лампада,
Что в Лицее была зажжена.

1978

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

                 Памяти геофизика
                 А.Образцова

Снова солнце зажгло ледники,
Водопады в тумане шумят.
У стремительной горной реки
Поисковый стоит наш отряд.
И опять, как и в прежние дни,
На рассвете, проверив прибор,
На плечах закрепивши ремни,
Мы уходим тропинками гор.

Припев: Снова солнце встает с утра,
        Нам в маршрут собираться пора.
        Тает в небе дымок костра,
        Нам в маршрут собираться пора.
        Ты сейчас обо мне позабудь, -
        Не к тебе мой сегодняшний путь.
        Снова солнце встает с утра,
        Нам в маршрут собираться пора.

Неспроста от утра до утра
Над ущельем кружили орлы:
Наш товарищ разбился вчера,
Оступившись у края скалы.
Возвращаются письма назад,
Телеграмма ушла в Ленинград.
Пусть тоску прогоняем мы прочь, -
Нелегко нам уснуть в эту ночь.

Припев.

Но не время для грусти сейчас,
Беспокойная ночь коротка.
Пусть нам смерть угрожала не раз,
Пусть дорога вперед нелегка, -
То, что счастьем другие зовут,
Для меня - мой сегодняшний труд.
И судьбу не отдам я свою
За дешевый домашний уют.

Припев.

1954
Памир, Гиссарский хребет

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Слова подчас взрываются не сразу.
Нам долго их опасность невдомек.
Чуть тлеет посреди забытой фразы
Безвредный синеватый огонек.

Но боевая взведена пружина
Под ворохом позднейших голосов.
Стучат неслышно и неудержимо
Колесики невидимых часов.

Мы позабудем их в веселом гаме
Сверкающих и торопливых дней.
И вдруг земля качнется под ногами:
Чем дольше срок завода, тем сильней

Ударит взрыв и помутится разум,
Бессильная сомкнет ладони злость.
Слова, что брошены, взрываются не сразу,
А сколько их еще не взорвалось!

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Алия моя, алия,
Час решительный настаёт.
Круто вьётся тропа твоя,
Начиная второй исход.
Позабудь о своей судьбе,
Откажись от былых затей, -
Время думать не о себе,
Время - просто спасать детей.

От российских скупых щедрот
Не надейся свой скарб спасти:
Всё отнимет Аэрофлот
Или Венгрия по пути.
Только то, что возьмёшь в пальто,
Только то, что снесёшь в руках...
Но сегодняшний страх зато
Будет в жизни последний страх.

Не оглядывайся назад
Под заоблачной пеленой
В небе тускло горит, как ад,
Шереметьевский порт ночной.
Обречён этот чёрный град.
Не дождётся дружка Ассоль.
Не оглядывайся назад,
А не то - обратишься в соль.

Непривычна чужая речь.
Будет плакать ночами сын.
Будет горло и душу жечь
Беспощадный сухой хамсин.
Поменяется ход времён, -
Станут счастливы все олим:
Восхождение на Синон -
Восхождение на Олимп.

Алия моя, алия...
До рассвета тужу о том,
Неужели смогу и я
Отправляться твоим путём?
Дым пожара со всех сторон,
Ветер воли свистит в ушах,
И коварно мне шепчет он,
Что, мол, труден лишь первый шаг.

1991

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

               Экипажу ледокола Капитан Белоусов

Не зовут нас к себе города,
Не рисует портреты художник.
Тяжелы мы, как наши суда,
И, как наши суда, мы надежны.
И в шторма, и в полярную ночь
Не кончается наша работа:
Мы любому готовы помочь,
Моряки ледокольного флота.

Не для нас поцелуи подруг
И березы на ласковой суше,
Отдыхать нам душой недосуг -
Всєе чужие спасаем мы души.
Невозможно, хоть век проживи,
Встретить девушек в наших широтах,
От того-то не знают любви
Моряки ледокольного флота.

Но когда закипает у рта
Ледяная студеная ванна
И трещат, как орехи, борта
На зеленых зубах океана, -
В этот день невеселый и час
Никому умирать неохота, -
И тогда вспоминают про нас,
Моряков ледокольного флота.

По полям многолетнего льда,
Где рассветы туманные мглисты,
На буксирах ведем мы суда,
Словно в связке в горах альпинисты.
И обратно уходим - туда,
Где сигналит о помощи кто-то,
Постоянные пахари льда,
Моряки ледокольного флота.

1972

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Чья это память проснулась? - Тише.
Оставим старухам девичьи сны.
Восемнадцатилетний Багрицкий стихи о Суворове пишет,    (*)
В Одессе, на Ремесленной улице, на краю Мировой войны.

Медлительный и вихрастый, о чём ты думаешь, рыжий?
За дверью лает собака, звенит оса на стекле.
Ещё далеко до астмы, до Революции ближе.
Жизнь непочатым хлебом лежит на твоём столе.

А день наступит последний, уронит свет на бульвары.
Станут ненужными рыбы и синий весенний гром.
Тогда запоют над тобою серебряные фанфары,
Поскачет с весёлым цокотом за гробом эскадрон.

Но не убита поэзия. Не оттого ли
Выяснится, что почести отданы были зря,
Вдове твоей русские тюрьмы поведают о неволе,
Будут морить её голодом русские лагеря?                 (**)  

Но не убита поэзия. Не потому ли
Далеко от Новодевичьего, в ночном бою,
В лицо твоё молодое ударит немецкая пуля,               (***)
Расплещет немецкая пуля чистую кровь твою?

Будут опять мальчишки играть по дворам в пятнашки,
Не глядя на безымянные памятники пехоты.
Не принято нынче в квартирах вешать на стены шашки.
В заводах и стройках Кунцево - место твоей охоты.

Но это ещё не скоро. Кругом тишина и крыши,
И можно мечтать о славе, подвигах и о милых.
Восемнадцатилетний мальчик стихи о Суворове пишет,
И нефтяное солнце вспыхивает в чернилах.

1965
____________________________________________________________
(*) Багрицкий (Дзюбин) Эдуард Георгиевич (1895-1934) - русский
    поэт; стихотворение Суворов датировано 1915 г.
(**) вдова Багрицкого Лидия Густавовна Багрицкая, урождённая Суок
     (1895-1969), была репрессирована в 1937 г., провела в лагерях 18 лет.
(***) сын Багрицкого поэт Всеволод Багрицкий (1922-1942), пойдя на
      фронт добровольцем, погиб в боях под Ленинградом.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.

Античные года, наивная страна,
Где парки режут нить над погребальным хором.   (*)
Там алгебра всегда с гармонией дружна,
И трудно разлучить Софокла с Пифагором.

Струится тихий звон от параллельных струн.
Строкою ставший звук - теории источник.
Еще не разделён окрестный мир и юн,
И нету в нём наук ни точных, ни неточных.

Незыблем их союз, - неточно всё пока.
Представить я могу июньский полдень жаркий,
Где все двенадцать муз плывут в руке рука,
Как в бронзовом кругу на павловской лужайке.

1995
_________________________________________________
Парки режут нить - в древнеримской мифологии парки
   (в др. греч. мойры) - богини, управляющие судьбой
   человека: первая, Клофо, прядёт нить жизни; вторая,
   Лахезис, определяет судьбу жизни; третья, Атропа,
   отрезает нить жизни.

Софокл (ок. 496-406 до н.э.) - др. греч. поэт-драматург.
Пифагор Самосский (6 в до н.э.) - др. греч. учёный.

Гений есть сосредоточение мысли в известном направлении.